В пору своего долгого детства народы находились в кабале у страшных призраков, которых они сами себе придумали. И если мы начинаем наконец выбираться из теологического мрака, то полностью из его пределов мы еще не вышли. Иначе говоря, в медленном и неслаженном продвижении человеческого рода вперед начало каравана уже вступило в сияющие области науки, тогда как хвост его еще плетется среди густого тумана суеверий, в темном краю, наполненном злыми духами и привидениями.
Да, вы правы, граждане, что становитесь во главе каравана! Вы правы, что стремитесь к свету и обращаетесь за советом к науке! Конечно, после тяжелого трудового дня вам остается всего несколько вечерних часов на то, чтобы посовещаться с ней, этой наукой, которая медленно отвечает на наши вопросы и неторопливо, одну за другой, выдает свои бесчисленные тайны. Все мы вынуждены мириться с тем, что мы получаем от нее лишь крупицы истины. Но в науке следует учитывать метод и результаты. Из ее результатов вы извлечете все, что сможете. Что же касается метода, который дороже результатов, ибо он обеспечил эти результаты и обеспечит еще бесконечное множество других, — то метод вы сумеете усвоить, и он направит вашу мысль по верному пути в любых исканиях, которые вы сочтете полезными.
Граждане, название, которое вы дали вашему университету, убедительно показывает, что вы понимаете, что наступило время проявить зоркость в науке. Вы назвали его «Пробуждением», безусловно сознавая, что пришла пора рассеять призраки ночи и насторожиться в готовности защищать права разума от врагов науки и Республику от тех странных либералов, которые требуют свободы не иначе, как в ущерб свободе.
На мою долю выпала честь объявить о вашем благородном намерении и поздравить вас с вашим начинанием.
Я сделал это с радостью и по возможности в немногих словах. Я считал бы себя виноватым перед вами, если бы задержал, пусть даже на мгновение, тот час, когда вы услышите могучий голос Жореса.
Речь по случаю пятисотлетия со дня рождения Гутенберга[564]
1900 г.
Граждане!
Мы считаем за честь присоединиться к празднествам, которыми Страсбург и Майнц торжественно отмечают пятисотлетие со дня рождения Гутенберга.
Мне казалось, что по такому случаю уместно было бы рассказать вам как можно подробнее о деятельности великого изобретателя. Всех вас это интересует, и все вы хорошо в этом осведомлены, вы, неутомимые продолжатели Ульриха Геринга и Михеля Кранца[565]. А посему я могу сразу же приступить к сути дела.
Иоганн, сын Фриэле Генсфлейша и Эльзы Гутенберг, родился около 1400 года в Майнце. Он носил фамилию матери; это имя ему суждено было прославить. Выходец из патрицианской семьи, он покинул родной город в 1420 году после победы народной партии. Мы не знаем, чем он занимался в течение первых тринадцати лет своего изгнания, ставшего после амнистии 1431 года изгнанием добровольным. Однако известно, что в 1434 году он жил в Страсбурге и там настойчиво добивался ренты, которую муниципальные власти Майнца не спешили ему выплатить.
Уже тогда он работал или приступал к работе над изобретением, которое держал в секрете, как тайну искусства и ремесла. В ту пору не существовало ни одной мастерской, которая не имела бы своих секретов, и свято хранить эти секреты ученики и подмастерья клялись на евангелии. Можно предполагать, что Гутенбергу удалось то, к чему он стремился, ибо он взял себе партнеров, чтобы осуществить свое изобретение… Он заключил сделку с некиим Гансом Рифом, который ссужал ему средства и получал право на одну треть выручки. Вскоре условия были изменены, так как к делу присоединились Андрей Дритцен и Андрей Хейльманн, и предполагаемый доход следовало поделить на четыре части. Свои изделия компаньоны рассчитывали сбыть на ярмарке в Аахене, назначенной на 1439 год. Однако торжище на год отложили, и это несколько разочаровало кредиторов. К тому же Андрею Хейльманну и Андрею Дритцену показалось, будто Гутенберг скрывает от них некоторые из своих секретов. Сделка была расторгнута. Затем, получив от Гутенберга обещание, что он не станет скрывать от них ни одного известного ему секрета, они заключили новое соглашение и стали работать совместно. Андрей Дритцен умер, и, как полагают, прежде, чем удалось довести дело до конца. Его братья и наследники предъявили претензии на наследство, но так как Гутенберг им отказал, в 1439 году они начали против него тяжбу, которую проиграли. Однако ехать на ярмарку было уже поздно, и из этой затеи ничего не вышло.
В чем же состоял секрет Гутенберга? Об этом можно судить по некоторым высказываниям свидетелей и судей, выступавших на процессе. Там говорилось о каких-то «формах», о «свинце», о «прессе» и о том, «что нужно, чтобы прессовать» (trucken). Поскольку речь идет о каком-то изобретении Гутенберга, можно думать, что этот пресс, эти формы и этот свинец предназначались для печатания книг и что секрет его и был секретом книгопечатания. Правда, один из свидетелей показал, что секрет касался изготовления зеркал. Однако Библиофил Жакоб[566] высказывает остроумное предположение, что зеркало, о котором говорит свидетель, это «Зерцало спасения» (Speculum humanae salvationis), широко распространенный в то время молитвенник, так что вполне можно было рассчитывать продать его в большом количестве на аахенской ярмарке. И если догадка Библиофила верна, то, следовательно, Гутенберг работал над своим великим изобретением еще до 1439 года. В этот период мы теряем его из виду и вновь встречаем лишь спустя девять лет в Майнце, где он под залог занимает сто пятьдесят гульденов. Для осуществления своего замысла он тратил большие деньги, и недостаток средств причинял ему большие огорчения. В 1450 году он вступает в сделку с золотых дел мастером Иоганном Фустом. Вот условия их соглашения: Иоганн Фуст и Иоганн Гутенберг заключали товарищество сроком на пять лет; Иоганн Фуст единовременно предоставлял Гутенбергу восемьсот гульденов из шести процентов под оборудование и обязывался ежегодно выплачивать триста гульденов на расходы по найму рабочих, на аренду помещения, отопление, пергамент, краски и прочее, получая за это право участвовать в прибылях. Но так как первоначальные затраты превысили ожидания, Гутенбергу пришлось в 1452 году заключить новое соглашение со своим кредитором, который отказался от получения процентов, причитавшихся ему по первому контракту, и сразу же внес сумму в восемьсот гульденов с тем условием, что он таким образом освобождается от уплаты ежегодных взносов, предусмотренных ранее. Предприятие изобиловало трудностями. «Несовершенство литер, — говорит А. Кефер, — их неровность, плохой пресс, похожий на виноградный жом, тормозили работу Гутенберга и Фуста. Служивший у Фуста Петер Шеффер из Гернстейма придумал более простой и совершенный способ изготовления шрифтов, ставших теперь разнообразнее». Таким образом, Гутенберг получил возможность печатать книги, применяя известные ему секреты. Но так как он не ставил на книгах своего имени, с уверенностью определить их удается не всегда. Он напечатал «Библию». Это не вызывает сомнений. Предполагают, что это большая библия, состоящая из 1282 страниц и напечатанная в два столбца по сорок две строки на странице, известная под названием Мазариниевой библии[567]. Это прекрасная книга; сделать ее мог только очень искусный мастер при помощи замечательных инструментов.
В то время папа Николай V давал индульгенции верующим, которые своими деньгами помогали кипрскому королю в крестовом походе против Турции. Николай V был настоящим ученым-гуманистом и замечательным библиофилом. Он не пренебрегал выгодами своего высокого положения, так что пожертвования не полностью шли на нужды христианских армий: некоторую часть его святейшество использовал для приобретения разрисованных манускриптов. Случилось так, что один из сборщиков денег, вносимых верующими в обмен на получение индульгенций, некий Павлиний Цапп, находился в то время в Майнце. Узнав, что Иоганн Гутенберг занимается печатанием, он решил поручить ему изготовление папских грамот, которые продавались верующим и в которых добрые люди могли прочесть, что на этом и на том свете они освобождаются от наказания за свои грехи, разумеется, в том случае, если признаются в них и покаются. Гутенберг выпустил два издания этих грамот. Применявшиеся им шрифты можно еще узнать во многих донатах. Грамматика, составленная в IV веке Элием Донатом, была первой книгой, которая давалась в руки маленьким школярам. Обучение начиналось с «Ars grammatical»[568], откуда и пошло выражение: «Черти тогда еще зубрили свой донат». Поэтому книга имела очень широкое распространение. До изобретения подвижных литер донаты вырезались на деревянных досках и печатались как эстампы.
