Спокойно вверяю своим друзьям, Кальману и вам, дорогой Леопольд, судьбу моего бедного «Маленького Пьера». Я понял слишком поздно, что подорвал успех книги этим заглавием, из-за которого «Маленького Пьера» будут смешивать с «Пьером Нозьером», считая его лишь переизданием последнего. Но будь что будет. Моя чувствительность в отношении литературной славы очень притупилась.
У меня есть кое-какие сведения о русской революции. В России установлен новый строй, прочный и долговечный. Англия и Франция не поскупятся на деньги, чтобы уничтожить его, но вряд ли это им удастся. О Германии ничего неизвестно; перед войной социал-демократия была там богаче и сильнее, чем где бы то ни было, и так же хорошо организована, как Рабочая партия в Англии. Вполне вероятно, что власть останется в руках социалистов. Я думаю, что, восторжествовав у побежденных, революция перекинется на страны-победительницы, и прежде всего на Англию. Во Франции она произойдет в последнюю очередь, ибо наш пролетариат малочислен и плохо организован. Однако и у нас назревает движение, которое Мергейм[781] пытается остановить ценой нечеловеческих усилий. Вы хотите знать мое мнение? Я считаю, что война вызовет мировую революцию. Но я считаю также, что не следует заниматься пророчествами, если не хочешь, чтобы действительность опровергла твои самые правдоподобные предсказания. Карл Маркс предсказал в 1871 году[782] все, что сейчас происходит. Это был человек поистине гениальный.
Передайте, пожалуйста, мои лучшие пожелания вашей жене. Всецело ваш
Анатоль Франс.
Жан Жорес[783]
26 марта 1919 г.
Я встречался с ним часто и запросто. В тесном кругу этот великий человек был прост и сердечен. Он являлся олицетворением мягкости и доброты.
Щедро одаренный от природы, он, казалось, полнее всего проявлял одну из своих способностей — способность любить. Я слышал, как его громкий голос, величавые и грозные отзвуки которого наполняли собою весь мир, становился ласковым и задушевным в разговоре с другом.
Его обширные и глубокие познания выходили за пределы широкого круга социальных проблем, распространяясь на все области духовных интересов человека. За несколько дней до войны я отправился навестить его в Пасси и, войдя в овеянный славой скромный домик, застал Жореса за чтением одной из трагедий Еврипида. Этот огромный ум отдыхал от работы за работой и оставлял одну задачу для того, чтобы взяться за другую. Ненависть была чужда Жоресу, и он жил в безмятежном спокойствии, свойственном человеку с чистой совестью, несмотря на преследующую его смертельную ненависть и гнусную клевету. Он игнорировал своих врагов.
Ненависть, которой народы обычно платят за преданность своим самым верным слугам, лучшим друзьям и мудрым советчикам, не утихает сразу после смерти великих людей, она преследует их по ту сторону могилы, ибо великие люди не умирают всецело, а оставляют после себя живую и плодотворную мысль — неизменную причину раздоров.
Но напрасно заблуждение и ненависть попытаются набросить тень на светлый патриотизм Жореса. Как! Неужели любовь к родине и любовь к человечеству не могут гореть в одном и том же сердце? Нет, они могут и должны гореть в нем. Более того, без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине, ибо родина является частью человечества и ее нельзя отторгнуть от него без крови, страданий и смерти.
Жорес любил Францию. Он хотел видеть ее справедливой, мирной и могущественной. Безопасность страны была постоянной и мучительнейшей заботой его великого сердца. Он разработал талантливый план народной милиции, предусматривавший, что на службу автономного государства будет поставлена огромная и сильная армия. Гении обладают даром провидения, и этот великий человек заглянул в книгу будущего, когда ратовал за вооруженный народ.
Закон о трехгодичной военной службе[784], прошедший большинством голосов, не избавил нас от нашествия. Спас нас вооруженный народ.
Жорес боялся войны для Франции и для всего человечества. Но не страшился ни за судьбу своей партии, ни за успех своих идей. Он, конечно, предвидел, что победившая Франция заплатит свободой за торжество своего оружия, но знал также, что этот выкуп недолго придется платить, так как пожар революции, вспыхнув в побежденных странах, перекинется на страны-победительницы. Он знал, что на этот раз война не будет ни забавой монархов, как войны Людовика XIV и Фридриха, ни грандиозной авантюрой, как завоевания Наполеона, что она не ограничится военными столкновениями, которые, уничтожая посевы, оставляли незыблемыми основы государств, но, порожденная невиданным промышленным соперничеством, охватит целые народы, превратится в войну социальную, и что на смену всемирной бойне придет всемирное объединение трудящихся.
События доказали его правоту, и в настоящее время ни один даже самый безрассудный человек не поверит, будто людские реки, разлившиеся после столь сильной бури, спокойно войдут в свои берега и потекут по прежнему руслу. Нет! Нет! Произошли слишком глубокие потрясения; слишком много пропастей разверзлось в некогда ровных долинах, слишком много появилось горных вершин, чтобы молодые поколения могли спокойно занять место погибших. Как?! Экономические условия в корне изменились, богатства народов растрачены, ярость империалистов и капиталистов все опустошила как у побежденных, так и у победителей, а вы хотите, чтобы труд подчинялся законам, порабощавшим его в старом мире, который превратился за четыре года войны в чудовищный хаос, в груду развалин!
Жорес прекрасно знал, что в тот день, когда народы поднимут меч друг на друга, они проложат наконец среди крови и мук путь к Мирному интернационалу.
Несколько мудрых людей предвидели это поистине поразительное явление, они предвидели, что война, порожденная экономическим соперничеством, подготовит Хартию всемирного труда. Да, Жорес прекрасно знал, что война работает на благо его партии. Но он не хотел покупать этой ценой успех дорогих его сердцу идей.
Но так было ему суждено, и его душа, прекрасная как мир, угасла в тот день, когда мир был нарушен.
Пусть же она возродится в нас еще более яркая, чем прежде, вместе с возрождающимся миром, и пусть его светлая мысль указывает нам дорогу вперед.
Мы не требуем, чтобы он был отомщен. Он никогда не жаждал мести. Не будем воздавать ему пустые почести, которые оп отверг бы со всей силой своей великой души. Но постараемся по его примеру быть человечными и великодушными.
Что касается меня, имевшего несчастье пережить Жореса, я хочу, чтобы у порога смерти мои последние слова были, по его примеру, словами справедливости и любви.
Анатоль Франс.
Убийца Жореса[785]
6 апреля 1919 г.
Трудящиеся!
Убийца Жореса объявлен невиновным.
Трудящиеся, Жорес жил для вас; он умер за вас!
Этот чудовищный вердикт возвещает всем, что убийство Жореса не являлось преступлением.
Этот вердикт ставит вне закона вас и всех тех, кто защищает ваше дело.
Трудящиеся, будьте бдительны!
Анатоль Франс.
Письмо министру внутренних дел[786]
28 августа 1919 г.
Господин министр! 24 августа мы представили в вашу цензуру текст декларации организационного комитета группы «Кларте».
