Учредительное собрание уничтожило монашеские ордена; конкордат подтверждает его решение, даже не называя этих орденов. Учредительное собрание уничтожило привилегии духовенства, доходы с церковного имущества, должности приоров и каноников; конкордат подтверждает это решение, оставляя все же при каждом соборе капитул, который он закрепляет за епископом. Учредительное собрание отняло у духовенства регистрацию рождений, браков и смертей; конкордат не возвращает приходам ведение записей гражданского состояния. Наконец, если конкордат восстановил архиепископский сан, упраздненный до этого наряду с привилегиями старого режима, то обращение «сударь» и «гражданин» к епископам и архиепископам, черный фрак французского покроя, который они будут носить отныне вместе с наперстным крестом, напоминают церковь 1790 года.
Но вот что странно: Гражданский статут для духовенства — причина, как говорят, всех несчастий, выпавших за десять лет на долю церкви и республики, Гражданский статут — этот неисчерпаемый источник беспорядков и насилий, гибельный для религии, ненавистный французам, родине, предмет омерзения в глазах Святейшего престола — стал делом согласия и мира, милым сердцу добрых граждан, приятным папе, как только Первый консул превратил его в орудие власти.
Поразительно, что один папа одобрил в 1801 году обычаи и нравы, которые другой папа осудил в 1790 году. Однако не стоит слишком удивляться этому. По некоторым пунктам конкордат сильно отличается от Гражданского статута. И пункты эти немаловажны. Он отличается прежде всего своей замечательной преамбулой, в которой, между прочим, говорится:
«Республиканское правительство признает, что римско-католическая апостольская религия есть религия огромного большинства французских граждан».
Законодатель констатирует факт, но не делает из него никаких выводов. И невольно спрашиваешь себя: зачем он написал это? А для того, чтобы, ничего не сказав, угодить папе. Для того, чтобы сохранить свободу совести и осторожно обойти притязания Святейшего престола. И все же это заявление имело большую цену для римско-католической церкви, ибо позволило Людовику XVIII, даровавшему в 1814 году хартию своему народу, заявить в ней, что католическая религия есть религия французской нации, а это свело на нет права двух других официально признанных религий и поставило духовную жизнь страны под верховное руководство папы. Конкордат отличался от Гражданского статута еще по одному пункту, имевшему более постоянное и практическое значение.
Члены Учредительного собрания, среди которых были и янсенисты, надеялись восстановить обычаи церкви первых веков. Взяв пример с церквей Утрехта, Девентера и Гарлема, в которых господствовало выборное начало, они постановили, что епископы будут избираться паствой без всякой апробации со стороны верховного первосвященника. По их мнению, достаточно было предупреждать его о новых назначениях. Первый консул принял иное решение по этому вопросу. Правда, он тоже не пожелал, чтобы епископы назначались Святейшим престолом, но, лишив этого права народ, попросту присвоил его себе. Итак, по конкордату священники назначались епископами, а епископы солдатом. Но каноническое посвящение было вновь передано папе. Так конкордат вернул Святейшему престолу прерогативу, отнятую у него Учредительным собранием. Первый консул был уверен, что заставит папу давать каноническое посвящение всем, угодным ему, Бонапарту, епископам. И для начала он принудил Пия VII дать это посвящение десяти епископам — сторонникам Гражданского статута, иными словами, самозванцам и раскольникам, отлученным от церкви, и отказать в нем сорока епископам, не пожелавшим дать присягу из боязни ослушаться Святейшего престола. Папа выпил чашу унижения до дна. Он благословил «козлищ» и отвернулся от «агнцев». И, отрекшись от справедливости, совершив беззаконие, он снова стал духовным главой французской церкви. Теперь его право давать каноническое посвящение было внесено в законы французского государства; более того, он установил на основе столь памятного прецедента, что может пользоваться своим правом как ему вздумается, ибо по заключению конкордата даровал инвеституру самозванцам и лишил ее верных пастырей, исповедников веры, мучеников 1793 года, причем светское государство по потребовало у него на этот счет никаких объяснений[667].
Что делает теперь министр вероисповеданий французского государства, назначая епископов? Он лишь месит глину, поставляет податливую массу, из которой должен получиться епископ. Только его святейшество папа может оживить эту глину, вдохнуть в нее сакраментальную душу. Министр вероисповеданий знает это. Вот почему он с беспокойством смотрит на свое незавершенное создание, похожее на бездушную форму, ожидающую, как жизни, канонического посвящения. Правда, случалось и при старом режиме, что папа отказывался утверждать епископов, предложенных королем. Но король рассматривал этот отказ как нетерпимое превышение власти. Гражданский статут для духовенства устранил подобные затруднения.
Итак, Пий VII извлек немало выгод из конкордата, и если он даровал взамен больше, чем следовало, то всегда мог сослаться на то, что подчинился силе и сделал для блага церкви уступки, которые впоследствии легко будет признать недействительными.
Конкордат был провозглашен законом республики 18 жерминаля X года. Этот закон включал в себя, помимо конкордата, Органические статьи католицизма. Сюда вошли также Органические статьи протестантства. Это было сделано для того, чтобы показать, вопреки преамбуле, признававшей католицизм религией подавляющего большинства французов, что свобода совести по-прежнему остается в силе в Республике.
Выступая однажды в Палате депутатов, Ламартин сказал, что конкордат был реакционным документом и политической ошибкой. Он говорил высокопарно. На самом деле, конкордат, лишенный римской пышности и консульского величия, был всего-навсего итальянской буффонадой, разыгранной вторым сыном адвоката из Аяччо и римским священником. Сам Бонапарт чувствовал весь комизм этой пьесы. Когда на торжественном собрании ему вручили наконец от кардинала Капрары подписанный документ соглашения, он, по словам очевидцев, расхохотался, корча гримасы. И все же соль комедии от него ускользнула. Он полагал, что обманул «старую лису», но оказался обманутым сам.
Неосторожный консул думал, что ему удалось восстановить с пользой для себя галликанскую церковь, а вместо этого он устроил во Франции отделение римско-католической церкви. Он создал духовенство, неспособное противиться ему, неспособное противиться папе, духовенство жалкое и раболепное, служащее одновременно двум господам и вынужденное изменять одному хозяину, чтобы угодить другому. Он создал духовенство, которое возглашало Те Deum[668] при каждой его победе, но в дни испытаний отвернулось от императора, в 1814 году нацепило белую розетку, а в 1815 году подняло против него Вандею.
Этот проницательный человек вскоре заметил, что его перехитрили. Недаром он любил говорить, обращаясь к аббату Прату, своему духовнику:
«То, что я заключил конкордат, — самая большая ошибка моего правления».
Вдобавок он обольщался, утверждая, что заключил конкордат. Если соглашение такого порядка предусматривает взаимное понимание и согласие обеих договаривающихся сторон, то закон 18 жерминаля X года не является конкордатом[669]. Этот закон содержит, правда, семнадцать статей соглашения, состоявшегося между французским правительством и папой Пием VII, 26 мессидора IX года. Но он содержит также 76 Органических статей католицизма. Неизвестно, был ли осведомлен о них папа. Вернее всего, что нет. Во всяком случае, он их не одобрил. Не сделали этого и его преемники. Все папы — от Пия VII до Пия X — протестовали против Органических статей.
Кардинал Мерри дель Валь совершенно справедливо заметил в своей беседе с французским поверенным в делах, состоявшейся 26 июля 1904 года, что Святейший престол «неустанно протестовал против Органических статей». Он подчеркнул, кроме того, что эти статьи были односторонним актом французского правительства, актом, совершенно отличным от конкордата.
