Пока опускается занавес, Бержере и Лантень, беседуя, подходят к парапету, чтобы посмотреть на оркестр, который, играя марш «Самбра и Маас», проходит по берегу.

Занавес

Жюльетта, Полина,затем г-жа Бержере, Евфимия, прачка.

Письменный стол наполовину погребен под грудой вещей, принадлежащих г-же Бержере а ее дочерям. На стульях навалены платья, шляпы, зонтики, ботинки. Ивовый манекен, на который надеты платья г-жи Бержере, загораживает дверь, и в течение всей сцены его часто переставляют с места на место, пока, наконец, он не водворяется на месте самого Бержере, перед письменным столом. При поднятии занавеса Полина велит Евфимии, притащившей чемодан, смахнуть с него пыль, и чемодан исчезает в облаке пыли. Открывают окно. Полина старательно укладывает свои вещи на дно чемодана. Затем она наудачу берет три-четыре книги, которые оставляет у отца на письменном столе. Жюльетта входит с охапкой белья и платьев в руках, глаза у нее заплаканы; она обходит комнату, ищет места, куда бы все положить, нервничает, наконец швыряет в чемодан, закрывает его и садится сверху.

Жюльетта.Хотят, чтобы я отказалась от него. Ни за что… Ни за что! Я люблю его… Если мы не поженимся, я ни за кого не выйду замуж… Это Зоя наговорила папе. Терпеть ее не могу: фальшивая, злая… сама замуж не вышла, вот теперь и не хочет, чтобы выходили другие. Ненавижу ее. Зачем меня заставляют жить у тех, кого я ненавижу?

Полина.Да нет же, тетя Зоя не злая.

Жюльетта.Но я не сдамся. Он меня любит. Я покажу тебе его письма, и ты увидишь, что он меня любит. Пусть папа с Зоей и не надеются, что я его позабуду! Никогда я его не позабуду. (Эта мысль придает ей силы, она встает, чтобы уложить вещи; открывает чемодан.)Ты думаешь, весело прожить в Люзансе… целый месяц, в обществе тети Зои.

Полина.А вот я люблю деревню.

Жюльетта.Я тоже, но нельзя любить ту деревню, где живет тетя Зоя. Там отвратительно, и грустно, и вечный дождь, и ты там одна, одна, ото всего оторвана… Ну, да ведь тебе это безразлично! Ты никем не интересуешься, никого не любишь.

Полина.Потому что у меня недоброе сердце… Это давно известно.

Жюльетта.Не хочу уезжать. Не хочу! (Пауза. Она придумывает всякие доводы.)А потом мне надеть нечего. (Берет отдельные вещи и роняет их куда попало.)Вот гляди — вот, вот! Ну, как быть нарядной в таких тряпках?

Полина.Чтобы быть нарядной, многое нужно, многое, чего у нас нет.

Жюльетта.Не знаю, почему ты всегда стараешься сказать мне что-нибудь неприятное? (Подбирает платья.)

Полина.Да ведь это же само по себе неприятно. Все равно скажу я или не скажу. Мы не богаты, не можем угнаться за богатыми. Ты и сама это знаешь, мне и говорить незачем.

Жюльетта.Да, но когда говорят, это еще неприятнее. Все равно… я не уеду.

Г-жа Бержере (выходит из дверей гостиной).Что здесь такое?

Жюльетта (разражаясь рыданиями).Мама… мама!

Г-жа Бержере.Ну, девочка, не огорчай меня.

Евфимия (входит из задней кулисы, руки у нее красные, в руках серая губка и щетка).Барыня, пришел господин Ру.

Г-жа Бержере.И вы открыли дверь в таком виде? Постыдились бы!

Евфимия.Я уж час подтираю пол в кухне, весь залило.

Г-жа Бержере.Не надо было оставлять кран открытым.

Евфимия.Я не виновата. Меня со всех сторон зовут, все сразу.

Г-жа Бержере.Не рассуждайте. Где господин Ру?

Евфимия.В столовой.

Г-жа Бержере.Попросите его в гостиную. Ах, нет! Постойте! Ведь там белье. Скажите прачке, пусть принесет сюда… (Евфимии.)Попросите господина Ру минутку подождать.

Евфимия выходит. Прачка и дочери приносят белье и наваливают к Бержере на письменный стол.

Прачка.Будете пересчитывать?

Г-жа Бержере.Нет, в такой тесноте немыслимо! Я вам доверяю…

Евфимия возвращается. Прачка уходит.

Господин Ру в гостиной?

Евфимия.Нет, барыня, он ушел. Он поговорил минутку с барином, а потом сказал, пойдет прогуляется, а потом сказал, вернется около пяти.

Г-жа Бержере.Скажите мне, как только он придет. (Проходит в гостиную.)

Жюльетта молча плачет. Полина хочет ее утешить. Входит Бержере; останавливает Полину жестом и говорит ей шепотом: «Оставь нас на минутку…» Подходит к Жюльетте, берет ее руку, продевает под свою, усаживает Жюльетту на стул, целует ее, садится напротив.

Бержере, Жюльетта.

Бержере.Ну же, девочка, ну! Ничего неприятного я тебе говорить не собираюсь и уверен, что ничем тебя не огорчу. Мне бы надо было переменить лицо, тогда бы ты охотно выслушала то, что я хочу тебе сказать. Надо бы, чтобы у меня было лицо ласковое, сестринское, молодое, такое, как у тебя, а не такое, как у отца, ревниво оберегающего свой авторитет, и даже не такое, как у старшего брата. К несчастью, я не могу этого сделать. И ты, чего доброго, тоже подумаешь, что я извлек свою мудрость из книг и что это — мудрость бесплодная и покрытая пылью, как они сами; ты подумаешь, что я хочу задушить твою молодость своей стариковской философией. Это не так! И чтобы разубедить тебя, я открою тебе одну тайну… Душа не старится… Моя душа того же возраста, что и твоя, — того возраста, когда чувствуют, желают, боятся и страдают, того возраста, когда надеются. Только я чувствую, думаю и страдаю уже очень давно. Вот и вся разница. Перед жизненными невзгодами все мы — старые и молодые — одного возраста.

Жюльетта.Папа!

Бержере.Бедная моя Жюльетта! Не смотри на меня так, широко открытыми глазами, полными страха и изумления. Забудь, что я твой отец, профессор Бержере, читающий курс на филологическом факультете, помни только о том, что я человек, способный понять все горести и сомнения, ибо я способен их испытывать… что я такой же человек, как и ты, которому понятно все, что волнует твою бедненькую встревоженную душу. Помни только об этом!

Жюльетта.О папа, я очень несчастна!

Бержере.Тогда выслушай меня. Прислушайся к шепоту сочувствующего тебе и более искушенною сердца… То, что случилось с тобой, девочка, случается часто, можно сказать постоянно, это в порядке вещей и неизбежно… Девочка вдруг начинает думать, что она стала взрослой…

Жюльетта.Но, папа…

Бержере.Она права. Но первое дыхание расцветшей жизни опьяняет ее. Ей всего хочется, и прежде всего — любви, любви, этой таинственной силы, трепет которой она чувствует даже в сухих страницах учебников истории и назидательных рассказов. И тогда всей поэзией, которую, читая и грезя, она накопила в своей головке, она разукрашивает первого встречного, прохожего, незнакомца, шепнувшего ей несколько неопределенных и банальных слов. Она не сознает, что сама наделила этого незнакомца теми поразительными достоинствами, которыми, как ей кажется, он блещет; бедная неопытная девочка не знает, что ее ослепляет отблеск собственных грез.

Жюльетта.Но, папа!..