Жермена.Ваш герой немного смешон.

Належ.Несомненно. Он отдает себе полный отчет в несоответствии мыслей, которые занимают его, с теми, которые ему дозволено высказывать. Он сам считает себя смешным. И он становится смешным. Думать, что дама — это женщина, значит проявлять глупую странность, значит быть нелепым, неприличным. И эта мысль может вылиться в трагикомедию.

Жермена.И что же?..

Належ.И вот, вместо того чтобы рассказывать приятные вещи и ловко дерзать, человек становится печальным, застенчивым. Даже тот, кому это по природе и не свойственно. Отказываешься выразить то, что допустимо выражать лишь в сильно смягченном виде. Впадаешь в мрачное уныние, в какое-то давящее тупоумие…

Молчание.

Жермена.И тут уже нет выхода?

Належ (с живостью).Тут находишь выход при первых же дивных звуках любимого голоса. Подбадриваешься, оживаешь… и если ты мечтательный деревенский житель, отшельник, много размышлявший, бродя в лесах с ружьем, книгой и собакой, то начинаешь развивать общие теории, строишь системы, рассуждаешь о любви. Пускаешься в длинные доказательства. Подыскиваешь доводы. Доказывать что-либо хорошенькой женщине — безнадежная затея и тем не менее пытаешься доказывать. Становишься упрямым и напряженно, настойчиво развиваешь свою мысль… Или же…

Жермена.Или же?..

Належ.Или же внезапно меняешь настроение. Становишься веселым, легкомысленным, непосредственным, шутливым. То встаешь, то опять садишься, все разглядываешь, интересуешься пустяками. Говоришь: «Какая на этой шкатулке прелестная миниатюра». (Берет со стола шкатулку.)Кто эта напудренная дама?

Жермена.Это мадемуазель Фель!

Належ (сухо.)Вот как, мадемуазель Фель?

Жермена.Так мне думается по крайней мере. Можете сравнить с пастелью Латура [143], которая находится в Сен-Кантене.

Належ (резко).Не премину, сударыня. Очень благодарен, что вы подыскали мне увлекательное занятие. Я посвящу ему свой досуг.

Жермена.Какой тон! Что с вами?

Належ.Ровно ничего. Продолжаю доказательство. Я сказал: разглядываешь все, шутишь… Шутишь неуклюже, резвишься, как слон. Или же… Вы следите за моей мыслью, не правда ли?

Жермена.Стараюсь. Продолжайте.

Належ.Или же мстишь в душе. Искренне — о, вполне искренне — обесцениваешь слишком дорогой предмет. Смотришь на него с пренебрежением знатока. Говоришь себе: да, конечно… ясный, чистый цвет лица, золотистые волосы, бархатистая кожа, гармоничные очертания шеи и плеч, округлая и гибкая талия. Ну и что ж, разве это неповторимо? Такая ли уж это редкость? Вещь обычная. Как глупо мечтать об этом, какое безумие из-за этого страдать!

Жермена.Ах, вот как рассуждают…

Належ.Рассуждаешь так и стараешься убедить себя в этом. Потом становится жаль самого себя; каждый хочет себе добра, каждый жаждет покоя и тишины. Говоришь себе: «Не мучайся зря, старина, не страдай. Уйди! Уйди! Покуривай себе трубку в лесу, вернись к своей лошади и к собаке; поди, дурак, поброди на свежем воздухе». И берешь шляпу. (Берет шляпу.)До свиданья, сударыня. (Уходит.)

Жерменаодна; потом Франсуа.

Жермена.Ушел… В добрый час, господин де Належ, до свиданья, прощайте… прощайте, до свиданья… Как знать? Этот господин немного резок, немного странен. Что ж поделаешь… Человек проводит ночи в лесной чаще, в грозу, в хижине угольщика. Уже пять часов… Дикарь, а тем не менее… Ах, письмо бедняге Адальберу! (Звонит.)Может быть, Сесиль и права, что Адальбер глупее, чем был мой… его брат. Но это неважно, совсем даже неважно.

Входит Франсуа.

На почту… Если кто приедет — не принимать. Никого.

Франсуа подает ей визитную карточку.

(Читает.)Жак Шамбри… Просите.

Жермена, Жак Шамбри.

Жермена.Вы застаете меня совсем случайно. Обычно меня так рано не бывает дома.

Шамбри.Случайность? Вернее удача… счастье!

Жермена.И даже редкостное счастье; вы ведь так редко себе это позволяете. Например, вчера в театре вы не зашли в мою ложу. Вы отказали себе в этом счастье.

Шамбри.Не посмел… Решительно не посмел. Я заметил в вашей ложе драконов, людоедов, людоедок, карликов… Просто ужас…

Жермена.Как? Драконов… людоедов, карл…

Шамбри.Да, они все собрались вокруг феи, чтобы охранять ее; это в порядке вещей. Но я все же содрогнулся. Позади вас, выпучив глаза, стоял советник Биллен, полковник Эрпен проливал слезы у вас над плечом, а барон Микиэльс спал. Он-то и есть карлик. Он был страшен.

Жермена.Пьеса прелестная, не правда ли?

Шамбри.Правда! Прескучная, именно прескучная.

Жермена.Ах, вовсе нет. Я говорю — прелестная, прекрасная.

Шамбри.Прелестная? Возможно. Я видел только одно действие.

Жермена.Полноте! Вы просидели весь вечер в ложе очаровательной госпожи Дезен… Ведь в ее ложе не было карликов, людоедов, драконов? Был только сам Дезен, а он глухой, да маленький Мальси, а тот немой. Вам никто не мешал…

Шамбри.Никто, сударыня. Я все время любовался вами.

Жермена.Издалека?..

Шамбри.Издалека, но вдвойне: и в профиль и в фас. Ваш профиль отражался в зеркале авансцены, а какой затылок!.. Прекрасный затылок — редкость, большая редкость. До сего времени я насчитал их только пять…

Жермена.Вы их коллекционируете?

Шамбри.Просто у меня верный глаз, и я умею видеть. Не смейтесь. Не все обладают этой способностью. Я знаю людей, которые любили женщину месяцами, годами — три, четыре года…

Жермена.Четыре года?

Шамбри.Если это вас пугает — скажем полтора, два… Так вот, они боготворили женщину годами, любили ее всячески — и даже не знают, как она сложена, что в ней хорошо и что менее хорошо. Они не понимают этого, они никогда и не поймут. Они не разглядели женщину, не сумели ее разглядеть. У них зрение не развито. И это непоправимо. Для таких людей самое прекрасное… пропадает зря. Глаз этих людей не в состоянии прочесть женщину, а таких большинство… Могу привести вам пример. Вы знаете Тувенена, старика Тувенена, из «Общества железных дорог Конго»? Вам известно, что он уже несколько лет состоит в связи с танцовщицей Мерседес?

Жермена.Нет, ничего этого я не знаю.

Шамбри.Ну, так вот, я вам говорю… Итак, я встретился с Тувененом на прошлой неделе в одном очень приличном доме… не великосветском… Он просматривал в гостиной альбом с фотографиями девиц, на которых, кроме сережек и колец, ничего не было. Я заглянул в альбом — и вдруг вижу маленькую, худенькую брюнетку; так как в ее распоряжении был только веер, она закрыла им глаза — из весьма почтенных соображений. Я сказал Тувенену: «Вот Мерседес». Он всполошился и воскликнул: «Где? Где?» — «Да вот, господин Тувенен, здесь, в альбоме образчиков». — «Не может быть! В чем вы находите сходство?» — «Во всем». — «Не нахожу ни малейшего сходства! Да и можно ли здесь что-либо узнать?» И заметьте, что Тувенен выкладывает по пятнадцати тысяч франков в месяц, чтобы обладать прелестями, которые он даже не узнает, если им недостает кончика носа. Мораль этой истории…

Жермена.Ах, тут есть мораль?..

Шамбри.И вы выведете ее сами…

Жермена.Сама? Но я ничего не поняла. Я не слушала.