Г-жа Торке проходит мимо, делая вид, что поглощена беседой с двумя дамами.

Г-жа Торке (обеим дамам).Сделаем вид, будто мы разговариваем: вон госпожа Бержере… Я предпочитаю не встречаться с ней… вот так… Значит… Да!.. Ах, прекрасно, прекрасно!

Проходят.

Ох, госпожа Бержере невыносима. Мне жаль ее мужа, — у него такой мягкий характер.

Г-жа Бержере (словно не замечая, с пренебрежительным видом).Пойдемте на музыку! Ах… вот и господин Ру!

Жюльетта.Вы меня любите?

Ла Клаври.Я вас люблю.

Жюльетта (тихо).Я буду вашей женой. Я верю вам. Ведь я же знаю, что вы человек порядочный. Прежде всего, не будь вы порядочным человеком, я не полюбила бы вас. Мне сердце так говорит.

Ла Клаври (после паузы).Значит, вы придете?

Жюльетта.К вам, ни за что, ни за что! И вы можете предлагать мне подобные вещи! Это гадко! Но у меня есть одна мысль. Нас обязательно поженят. Вот увидите, что у меня решительный характер.

Г-жа Бержере (все это время беседовавшая с г-ном Ру в глубине сцены, идет на авансцену).Жюльетта, не оставайся одна с господином Ла Клаври. Все видят, что вы болтаете наедине, это в высшей степени неприлично. Это не принято. Ты все время даешь отцу козырь в руки. Ведь нельзя же следить за тобой в твоем возрасте, как за маленькой девочкой, которую оберегаешь, чтобы она не попала под лошадь. И господину Ла Клаври, человеку светскому, следовало бы вести себя более осмотрительно… (Ей хочется уйти с г-ном Ру.)Имей это в виду. (Уходя.)Разве тебе с сестрой говорить не о чем? (Идет вперед с г-ном Ру, оставляя Жюльетту позади.)

Жюльетта (г-ну Ла Клаври).Через десять минут будьте там, на берегу, около музыки. Я люблю вас. Я ваша на всю жизнь. (Идет к Полине, которая все это время разговаривала с двумя дамами и господином.)

Подмастерье живописца вывесок, продавец вафель, сторож.

Подмастерье (продавцу вафель).Меня послал хозяин.

Продавец вафель.Какой такой хозяин?

Подмастерье.Господин Кайер, живописец вывесок.

Продавец вафель.Ах, да! Ну, так вот! (Указывает на две ставни, прислоненные к дереву, с намалеванными на них изображениями и надписью: «Бержере рогач».)Как бы стереть эту гадость?

Подмастерье (свистнув).Придется соскрести.

Продавец вафель.Как!

Подмастерье.Да так! Это деготь. Ишь ты… да еще вырезано. Ну и ну! Я-то думал, что довольно растопить его, а потом соскрести. Вот так писаки. Полюбуйтесь. Придется сострогать. Они вырезали, а потом замазали дегтем.

Продавец вафель (удрученно).Только бы поймать того, кто это сделал!

Подмастерье.Вдвоем работали.

Продавец вафель.Вдвоем?

Подмастерье.Ну да, вдвоем. Один и тот же мальчишка не мог сделать обоих человечков; они не похожи.

Продавец вафель.Этакая зараза!

Он недоброжелательно смотрит на двух очень тихих детей, играющих в шарики. Дети уходят, преследуемые его тяжелым взглядом.

Подмастерье (серьезно, качая головой).Придется, хозяин, пройтись здесь рубанком, а потом покрыть два раза краской, одного раза мало будет.

Продавец вафель.Всего три месяца, как заново отделал.

Подмастерье (упорствуя).Хотя бы и три дня, а не три месяца — все одно. Это тут господин Бержере нарисован. Мы на него в прошлом году работали. Я его видел, не похож, узнать трудно.

При этих словах входит старик сторож, отставной унтер, в погонах, с палкой. Рассматривает портреты.

Хорошо хоть, что имя подписано! Они больше сотни таких насажали по городу.

Продавец вафель (сторожу).Посмотрите-ка, что ваши мальчишки вытворяют!

Сторож.Да, да… Конечно, не дело выставлять у себя в заведении подобные рисунки: ведь здесь уважаемые люди гуляют. В балагане это еще туда-сюда, но не в съестной лавочке. Будь вы человек с понятием, вы бы этой мазни у себя на ставнях не потерпели.

Подмастерье.Если хотите поговорить с хозяином…

Продавец вафель.Я сперва попробую завтра с утра вывести жавелем.

Подмастерье.Жавелем? Как угодно… (Смеется.)

Продавец вафель.А что?

Подмастерье.Ничего, хозяин. (Уходит, насвистывая.)

Продавец прислоняет обе ставни к дереву. Входят Бержере и Мазюр. Г-жа де Громанс в обществе гуляющих проходит по сцене. Бержере кланяется.

Бержере, Мазюр.

Мазюр.Вы кому поклонились, госпоже де Громанс?

Бержере.Да, дорогой господин Мазюр. Вы не находите, что она очень красивая женщина?

Мазюр.Пф! Кукла!

Бержере.Слишком легко вы о ней отзываетесь. Когда эта кукла живая, она большая стихийная сила. На госпожу де Громанс приятно глядеть. Стоит ей показаться, и на душе становится радостно, за что я ей благодарен.

Мазюр.Что касается меня, я особой радости не испытываю и вообще мало интересуюсь такими зловредными зверьками. Я не смотрю на масть. Меня привлекает сущность. Я изучаю человека изнутри. Восхожу к источникам. Вот как я понимаю свои функции архивариуса… Я завел, на чердаке в префектуре, папки на все семейства нашего города. Раз вы интересуетесь Громансами, я принесу вам их папку, довольно увесистую. Графиня де Громанс — урожденная Шапон. У себя в архивах я нашел только одного Шапона, ее отца, самого скаредного ростовщика во всей округе. Но у меня куча сведений о Громансах, их род принадлежит к мелкому дворянству области. Имеется некая девица де Громанс, которую в тысяча восемьсот пятнадцатом году наградил ребенком какой-то казак.

Бержере.Ну так что тут такого? Бедная барышня сделала что могла. Она умерла. Казачонок тоже умер; не станем тревожить их память, а если мы и воскресим ее на мгновение, то будем снисходительны.

Мазюр.Во всяком случае, не одобряете же вы…

Бержере.Нет, не одобряю. Не судите, да не судимы будете.

Мазюр.Да ведь это же анархия!

Бержере.Не надо судей… Да, может быть, это и анархия.

Мазюр.Вы знаете, вчера в Люзансе открыли памятник Жану де ла Виолю, поэту-башмачнику. Министр народного просвещения… куча супрефектов, муниципальный совет и все шишки нашего округа были налицо. Пошлость этих людей мне противна. Будь я министром, я бы набросал орденов в лужу, пусть бы подбирали их зубами… Вот хотя бы Касиньоль, бывший председатель суда, неподкупный судья. Уж, кажется, человек порядочный… А его дед, крестьянин из Косьера, предал первому консулу за тысячу экю шуана Мартино, по прозвищу Гроза Синих [151]. Отсюда и пошло благосостояние Касиньолей. Я раскопал это у себя в архивах. Я покажу вам папку.

Входят Громанс, Лантень и Касиньоль, они разговаривают между собой, останавливаются, делают несколько шагов, снова останавливаются, наконец идут дальше. Лантень оказался поблизости от Бержере, они раскланиваются, но без особого воодушевления. Громанс здоровается с Бержере без церемоний, но и без приязни.