Более того, я обязан сам передать тебя полиции.

– После всего, что я для тебя сделал?!

Руп не дал ему времени по-настоящему разойтись:

– Ладно, ты расслабься. Мы друзья, а я друзей не предаю. Кроме того, я прекрасно понимаю причины твоего желания отомстить Беллами Прайс. Она написала книгу и еще раз вываляла в грязи имя твоего брата. – Выдержав стратегическую паузу, Руп продолжил: – Но не она должна стать твоей главной мишенью. Ведь не она же убила Алана и сломала тебе жизнь.

Руп отошел от стойки и положил руку на плечо Рею.

– В самом начале нашего сегодняшнего разговора ты спросил, что у меня с лицом. И кому я обязан таким видом. Угадай с трех раз. Это был тот самый человек, который отправил твоего брата в тюрьму на верную смерть.

– Муди!.. – прорычал Рей.

Руп Кольер крепко сжал мускулистую руку парня:

– Да, Муди.

На дорогу до Хьюстона у Беллами ушло почти четыре часа.

Буквально через несколько секунд после звонка Оливии она уже мчалась на машине в Хьюстон. Беллами даже не стала тратить время на то, чтобы переодеться, и отправилась в путь в той же одежде, в которой спала в Маршалле.

Спала с Дентом в Маршалле.

Не позволяя себе думать о нем как об открытии, потрясшем ее в ходе их последней перепалки, она заставила себя полностью сосредоточиться на дороге. Беллами дважды останавливалась, чтобы выпить кофе, хотя опасность заснуть за рулем ей не грозила, уж слишком она была возбуждена и напряжена. Гораздо большей опасностью для нее представляли слезы, которые то и дело лились из глаз, застилая зрение.

Ее отец мертв, и она не смогла исполнить его последнюю просьбу. Вполне возможно, даже вероятно, что именно она и убила его старшую дочь. И не исключено, что он умер с уверенностью в этом.

Прибыв в больницу, Беллами сразу же направилась в ту палату, где лежал отец. Даже при довольно слабом освещении Беллами нетрудно было заметить, что мачеха буквально убита горем. Глубокие морщины покрывали ее лицо, за несколько часов она состарилась на много лет.

Обе женщины сразу же бросились в объятия друг друга и несколько минут стояли, рыдая. Любые слова казались лишними.

Первой из объятий высвободилась Оливия. Она вытерла глаза со словами:

– Распорядитель похорон приехал раньше тебя, но я не позволила им увезти твоего отца. Я знала, ты захочешь побыть с ним. Не торопись.

Она слегка коснулась руки Беллами и вышла из комнаты.

Беллами подошла к кровати и в первый раз после приезда взглянула на тело отца. О мертвых всегда стараются говорить только хорошее. Какими умиротворенными они выглядят и как напоминают спящих. Ложь! Произносимая из сострадания, но все равно ложь. Ее отец совсем не походил на спящего.

За те несколько часов, которые прошли с последнего мгновения его жизни, все ее признаки безвозвратно оставили тело. Кожа успела приобрести восковой оттенок. Казалось, что он состоит теперь не из плоти и крови и вообще не из чего-то живого, органического, а из каких-то искусственных материалов.

Как ни странно, увиденное совсем не расстроило Беллами, напротив, она нашла утешение в мысли о том, что тело, лежащее перед ней, не ее отец. Ей не хотелось обнимать его и покрывать поцелуями бескровные щеки. Вместо этого она вспоминала то время, когда обнимала и целовала его живым, способным ответить на ее объятия и поцелуи.

И когда Беллами заговорила, она обращалась не к бездыханному телу, а к душе отца, которая, она не сомневалась, жива и слышит ее.

– Папа, прости. Я не смогла выполнить твою просьбу в срок. И если… если… если Сьюзен убила действительно я, прости меня. Пожалуйста. Прости меня.

Беллами произносила слова мольбы снова и снова, отчего она превратилась в некое подобие молитвы, сопровождаемой судорожными рыданиями, сотрясавшими все ее тело.

Постепенно они стали настолько громкими, что заставили Оливию вернуться в палату.

– Дорогая, не надо. – Она крепко обняла Беллами. – Он не хотел, чтобы ты так плакала о нем, чтобы ты страдала. Это меньше всего обрадовало бы его. Он уже больше не страдает и пребывает в мире и покое.

Беллами знала, что Оливия не права, но все же позволила мачехе вывести ее из палаты и утешать до тех пор, пока не настала пора заниматься практическими вопросами, связанными с перевозом тела отца в Остин.

Беллами занялась бумагами, радуясь возможности немного отвлечься от тягостных мыслей. Она была слишком подавлена горем, чтобы полностью осмыслить вероятность того, что человеком, принесшим ее семейству столько страданий, человеком, которого отец так надеялся отыскать перед смертью, являлась она сама.

Оливия зарезервировала номер для Беллами в отеле при больнице. Беллами смогла лечь спать лишь в четыре часа утра, но, как ни странно, заснула мгновенно и спала без сновидений. Она была слишком утомлена.

Оливия разбудила ее в десять утра.

– Стивен с Уильямом приедут сюда прямо из аэропорта, и мы сразу же после их приезда отправимся в Остин. Я попросила, чтобы кофе и завтрак принесли тебе в номер. Ты будешь готова к одиннадцати?

Вода в душе была горячей, что доставило Беллами особое удовольствие. Она воспользовалась шампунями, предоставляемыми отелем, да и у нее самой в дорожной сумке было достаточно косметики, чтобы придать себе вполне презентабельный вид. Вчерашний визит в родительский дом оказался как нельзя более кстати. Она надела брючный костюм, который захватила с собой. Встречая своего сводного брата и Уильяма в вестибюле, она выглядела превосходно.

– У тебя есть солнцезащитные очки? – спросил Стивен, проводя Беллами через автоматические стеклянные двери к лимузину, припаркованному за катафалком.

– Намекаешь, что у меня красные и опухшие от слез глаза и никакое количество тональной пудры не сможет это скрыть?

– Просто выполняю братский долг.

Его легкое подтрунивание немного подняло настрое-ние Беллами, она улыбнулась Стивену и надела очки. Однако ее настроение снова резко ухудшилось, а улыбка исчезла с лица, когда она увидела человека, лениво прислонившегося к колонне.

Проследив за ее взглядом, Стивен спросил:

– Кто это?

– Ты не узнал его по журнальной фотографии? Тогда познакомься – это Рокки ван Дарбин.

– О боже! – вырвалось у Оливии.

– Господи! – прошипел Уильям. – Неужели у него нет хотя бы капли сочувствия к человеческому горю?

– Думаю, что даже самой микроскопической нет! – горько ответила Беллами.

– Нет, это уж слишком. Стивен, вызови охрану.

– Не надо, Оливия, – возразила Беллами. – Тут сразу начнется цирк, который ему как раз и хочется устроить. – Взяв себя в руки, она добавила: – Я сама обо всем позабочусь.

И прежде чем они смогли удержать ее, она направилась к ван Дарбину, который сразу же отошел от колонны и стал продвигаться ей навстречу.

Беллами пристально и злобно глянула на фотографа, который уже начал делать снимки.

– Прошу вас, пожалуйста, прекратите!

Тот дождался знака от ван Дарбина, затем опустил камеру и отошел в сторону.

Приблизившись к Беллами, ван Дарбин произнес:

– Мисс Прайс, позвольте мне выразить вам свои соболезнования.

– Обойдемся без сантиментов. Единственное, что смерть моего отца значит для вас, – это очередная провокационная статейка, основанная на сплетнях, домыслах и вашем слишком живом воображении.

– Неужели плодом моего, как вы выразились, слишком живого воображения было и то, что вы выходили вместе со своим бывшим врагом из вашего дома? В дезабилье, – добавил он с плотоядной ухмылкой.

– Дентон Картер никогда не был моим врагом.

– Да бросьте вы! – отмахнулся ван Дарбин. – Он ни разу доброго слова не сказал о вашем семействе. Ваши родители не выносили его еще при жизни Сьюзен. Как бы вы ни противились, но вам придется признать, что ваши шашни с ним выглядят не совсем красиво.

– Думаю, что вы ошибаетесь.

– Фотографии не лгут. Особенно неравнодушен я к той из них, что мы сделали в аэропорту, где он гладит вас по волосам. Очень мило. Очень интимно.