Ничего не скажешь — Юсуфбай Мукумбаев отличался удивительным тактом. Он резкого слова никогда никому не сказал. Вот и сейчас, все еще кланяясь и пятясь задом, он проследовал к дверям. Два боя в белых одеждах и белых тюрбанах почтительно распахнули тяжелые, невероятно высокие резные створки, и полномочный министр удалился, все так же пятясь, из банкетного зала.
Всем своим видом Мукумбаев показывал, что считает невозможным оставаться там, где попираются прерогативы его хозяина и сюзерена.
И хотя глаза разъяренного мистера Эбенезера застилала какая-то пелена, он это понял. Понял он еще и то, что Юсуфбай Мукумбаев не поедет в кундузский Сиаб в ставку Ибрагимбека и предоставляет мистеру Эбенезеру и Англо-Индийскому департаменту самим разбираться в создавшейся запутанной ситуации.
СВЯЩЕННОЕ ДЫХАНИЕ
И лучший плод может испортить червь.
Самарканди
Дипломатия —это ползучее пресмыкающееся,
змей-боа, удушающий тигра.
Бернард Шоу
Присутствие мисс Гвендолен, простой экономки, на торжественной церемонии у Живого Бога могло показаться неуместным, и потому она проскучала несколько часов в отведенных для нее и Моники покоях Хасанабада.
Мисс Гвендолен нервничала. Из-за бомбейской влажпой духоты у нее приключилась мигрень. Возможно, причиной ее послужила возня слуг в гостиной. Перед уходом на церемонию мистер Эбенезер, вынимая кошелек, уронил рупию, и она куда-то закатилась. Он заставил трех приставленных к ним юнцов-боев искать монету. Они с шумом передвигали тяжелую, шведского стиля, дорогую и очень неуклюжую мебель и шарили по углам.
Слуги так и не нашли рупию. Мистер Эбенезер отличался мелочностью, скупостью, а на Востоке презирают скупцов. Мисс Гвендолен видела, что юнцы перемигиваются, и вспомнила отталкивающую манеру мистера Эбенезера пересчитывать кусочки баранины в плове и на шашлычных шампурах.
Сегодня она ничего не сказала ему, но дала себе слово не забыть эту злосчастную серебряную рупию. Имперскому чиновнику, да еще занимающему такой высокий пост в Азии, не подобает выставлять напоказ свои гарпагоновские привычки.
Возможно, потому мистер Эбенезер по возвращении с приема подвергся допросу с пристрастием. Осторожно, на цыпочках ходил он в домашних туфлях взад-вперед мимо тахты, на которой лежала стонущая мисс Гвендолен. Лицо Эбенезера несколько отекло и побагровело от многих рюмок редкостных коньяков, которые он выпил на приеме во дворце, но он пытался сохранять бульдожью суровость, хотя и не без трепета ждал выводов и оценок.
Он ходил взад-вперед, напуская на себя независимый вид, а удивлялся: почему он, человек волевой, жесткий,— а он ставил жесткость себе в достоинство,— человек непреклонный, трепещет при одном звуке голоса молодой женщины, даже не жены, а... скажем, квалифицированной служанки. Ну ладно, он кривит душой, когда называет мисс Гвендолен «служанкой». Он-то отлично знает, какая она служанка! К тому же «хозяин преисподней» наделил мисс Гвендолен мистической силой.
И рад бы мистер Эбенезер избавиться от своей чертовой экономки, но... не все в нашей власти.
Он, относящийся с полной серьезностью и ответственностью к своему высокому положению в колониальной администрации, он, незаурядный чиновник, облеченный огромной властью в Северо-Западной Индии, держащий в руках многие человеческие жизни, при одном взгляде, при одном слове своей экономки чувствует себя ничтожеством, мальчишкой, робким школьником. И все из-за того, что он не обладает ни фантазией, ни комбинаторскими талантами, ни умением вовремя предугадать замыслы своих противников. А вот мисс Гвендолен-экономке хватает и фантазии, и комбинационных способностей, и дьявольского чувства предугадывания. И даже с избытком. Он не мог не признаться, конечно, про себя, что его экономка знала Восток и людей Востока лучше него. Он даже вздрогнул из сочувствия к себе.
— Сэр, вам доставляет удовольствие топать ногами? Наконец-то заговорила. Мистер Эбенезер замер возле окна, распахнутого в пальмовый сад. С показным интересом он разглядывал явившихся в листве обезьян, весь напрягшись от ожидания.
— Вы что? Соляной столп? — прозвучал стонущий голос.
Мистер Эбенезер с готовностью повернулся лицом к мисс Гвендолен. И сейчас она, даже больная, выглядела красавицей, розовой, белокурой. Но почему-то мелькнула мысль: «белобрысая красавица...»
— Он там, а вы здесь,— резко заметила она.
— Ну, я не мусульманин. Невозможно. Меня мгновенно оттуда выставят. Нельзя.
— А он мусульманин?
— Он рядится в мусульманина. Вы же знаете.
— Чалма? Имя? Маскарад? И вы бы могли.
— С моей наружностью англосакса...
— С бульдожьей физиономией, хотите сказать? Смешно! Но Пир Карам-шах решает. За вашей спиной он вертит и так и сяк... Он — ваш исполнитель, а делает политику. И помимо вас. Это он занял нетерпимую линию по отношению к новому правительству Афганистана и вот-вот втянет Ибрагимбека в настоящую войну с Кабулом. А большевикам выгодно все, что ослабляет басмачей.
Мистеру Эбенезеру осталось пожать плечами.
— Но у Пир Карам-шаха полномочия от самого сэра Безиля. Я не знаю, о чем он разговаривал с ним, когда приезжал в Пешавер. Я бессилен.
— Чепуха. Полномочия сэра Безиля мне известны. И притом вы, сэр, хозяин Азии.
Приятно, когда тебя называют хозяином целого материка. Приятно, что тебе, одному из звеньев английской секретной елужбы, обладающей трехсотлетним опытом, дают столь высокую оценку, хотя бы в таком странном разговоре. Однако в присутствии этой мисс —«гадюки с блестящими глазами и с холодной кровью» — у мистера Эбенезера не оставалось места для иных мыслей, кроме тех, которые имелись в ее очаровательной головке.
Знали ли об этом те, кто с берегов далекой Темзы направлял действия мистера Эбенезера Гиппа, эсквайра? В «Секрет интеллидженс сервис» не терпят слабовольных, да еще попадающих под башмачок простых «экономок».
Но у мисс Гвендолен имелось достаточно такта не проявлять въявь своей власти. Для окружающих она оставалась скромной, но очень необходимой хозяйкой, управительницей бунгало в пригороде Пешавера, экономкой, обеспечивающей удобства высокопоставленного чиновника Индийского государственного департамента мистера Эбенезера Гиппа и джентльменов, наезжающих из Великобрита-нии и других районов мира в Северо-Западные провинции по делам империи.
Вообще простой мисс экономке не подобало вмешиваться в служебные дела её хозяина. Но Гвендолен не возбранялось иметь свое мнение, и она имела его.
Чисто по-женски она невзлюбила высокомерного, надутого павлина Пир Карам-шаха. Сама того не замечая, мисс Гвендолен привнесла в вопросы политики женское уязвленное самолюбие.
Бывая довольно часто в пешаверском бунгало, Пир Карам-шах слишком мало внимания уделял экономке. Гвендолен считала себя женственной, привлекательной и даже, не без основания, красавицей. Она требовала внимания к своей особе. Пожалуй, она добивалась от овеянного романтикой Пир Карам-шаха даже большего, чем простое внимание. Гвендолен-женщина хотела видеть «рыцаря пустыни» у своих ног.
Во всем: в манере одеваться, в походке, поведении, во взгляде, в улыбке она вела себя кокетливо, мило, призывно. Она хотела нравиться. Нравилась же она, наконец, толстокожему дубоголово-му Эбенезеру. По крайней мере она заставила его пресмыкаться перед ней.
А Пир Карам-шах пренебрег ею. Гвендолен знала — а в силу её положения ей надлежало все знать,— что он принадлежит к развовидности мужчин, не брезгающих самыми низкими пороками, но умеющих внешне безупречно соблюдать высокие моральные требования. Спортивный ли интерес, свойственный кокетливой женщине, нездоровая ли тяга к гнильце, развращающее ли влияние обстановки дома сэра Безиля Томпсона, где она росла и набиралась первых жизненных, порой несовместимых с идеалами девушки-подростка, впечатлений, но мисс Гвендолен поставила задачу покорить Пир Карам-шаха, и её постигла полная неудача...