Он топтался на месте, обхватив голову руками. Вдруг он упал на колени перед Моникой, впился поцелуем в её сапожок и, вопя: «Не могу! Не могу отдать!», опять убежал.

Моника всхлипнула.

Она почти никогда не плакала. Сахиб Джелял и доктор знали это и были крайне смущены. Слабым голосом Моника попросила:

—   Верните его. Он хороший.

Остановившись у выхода, доктор Бадма вглядывался в снеж­ную пелену. Она потемнела и сделалась совсем непроницаемой.

—  Ничего с ним не поделаешь, — заметил он.

—  На него находит.

—   Их там двое против одного. Так оставить нельзя.

Бадма проверил затвор карабина, вскинул его на ремень и ушёл. Сахиб Джелял попытался встать, но бессильно упал на ка­мень. Первый раз Моника видела блестящего, великолепного вель­можу таким ослабевшим, беспомощным. А он, будто догадываясь о её мыслях, извиняющимся тоном сказал:

—  Да, бывает. А это во мне хартумская пуля. Ох, она делает меня  стариком.— Он  говорил о так  и  не залеченном  полностью ранении, полученном  в битве  при Обдурмане   в 1898   году.— От пули у меня слабость и дрожь в ногах.

Моника вскочила и пошла в глубь пещеры. Ей всё ещё хоте­лось плакать, но она нашла чугунок — «обджуш» и поставила ки­пятить воду. Она заварила чай и приготовила похлёбку из вяле» ного мяса и риса. В нише пещеры обнаружилось немного припа­сенных для путешественников продуктов.

Спустя много часов вернулся молчаливый, сумрачный Бадма.

—  Темно, не видно ни зги.

Поев, он заметил:

—  Безумие какое-то.

Беспокойство не оставляло его. Он часто вскакивал, подходил к краю пропасти и вслушивался в шумы бурана.

Едва рассвело, доктор разбудил Сахиба Джеляла, который забылся тревожным сном.

—  Пойду посмотрю, — тихо говорил ему на ухо Бадма.— Снег уже не идет. Да и ветер стих.

—  Что с Ишикочем?

—  Иду выяснить. Позаботьтесь о ней. Мало ли что может слу­читься. — Он взглянул в сторону, где под шубой лежала Моника. Она спала  крепким сном и ни-чего не слышала. Быть может, ей снился сказочный дворец в Хасапабаде? Она чмокала  губами  и улыбалась совсем счастливо.                  

—  Что вы хотите делать?

—  Молиар спутал  все карты.  Вступил в силу закон:  человек человеку волк.

Сахиб Джелял совсем разболелся. Он кашлял с. ужасающими хрипами. На платке, который нет-нет он прикладывал к губам, вы­ступали темные пятна.

—  Оставайтесь, — сказал доктор Бадма. — Да, на всякий случай вот возьмите. Когда дойдете до нашего поста, передайте комен­данту. — Он   вынул   вышитый   тибетскими   письменами   шелковый платок. — На словах передадите: «Доктор вернётся».

—  Но зачем... зачем вы идете!

—  Я вернусь, но не сюда. Себе не прощу. Повеликодушничал. У них нет ничего святого. Боюсь, что с Молиаром... Да, кстати, нельзя, чтобы эти, как их назвал Молиар, документы попали в их руки. Плохо, что он молчал о них. Ничего не поделаешь, таков Мо­лиар. Припрятал — и ни гу-ry. А насчет талисмана она сама, наверное, не знает. — Он снова посмотрел на спящую девушку.— Вы ей скажите, чтобы сразу отдала, как перейдете через границу.

—  Талисман-книжку она потеряла. Пропал талисман, — груст­но заметил Сахиб Джелял. — Ещё где-то в Хасанабаде.

—  Час от часу не легче.

Доктор Бадма ушел и не вернулся.

Набирался сил Сахиб Джелял медленно. Три дня он пролежал пластом и только тогда почувствовал облегчение. Опираясь на пле­чо Моники, он побрел по каменистой тропе, где начинался оврипг.

Буран ушел на далекие вершины Каракорума, но по дну ущелья клубился туман жёлтый, густой, промозглый И в двух шагах ниче­го нельзя было различить. Но можно было рассмотреть, что овринг кто-то намеренно разорил. Первая лестница вообще исчезла. Пробраться по карнизу теперь мог лишь акробат. Разглядеть со страшной высоты, что делается внизу, на дне ущелья, не удалось.

—  Эх, Ишикоч, Ишикоч! — вздохнул Сахиб Джелял. — За док­тора я спокоен, но... Ишикоч-то...

И снова всплакнула Моника. Сахиб Джелял проклинал свою болезнь и бессилие. С лица он совсем спал. Он, тяжело опираясь на посох, сказал:

—  Оставаться здесь нельзя. В путь!

Всю дорогу, пока они медленно шли к границе, он рассказывал сокрушенно и грустно о разъездном торговце, страннике, бродяге, балагуре и шутнике Молиаре по прозвищу Открой Дверь! И тут впервые Моника узнала о человеческой судьбе, не менее фантас­тичной и удивительной, чем её собственная, о странном и даже за­гадочном человеке, русском горном инженере, открывателе бо­гатств земных недр, сказочно богатом, но ставшим полунищим Ишикочем — привратником одинокой курганчи на Ургутской доро­ге, узнала о человеке, который сумел сохранить и сберечь при всех своих пороках и слабостях черты человеческого достоинства и мужества.

—  Он такой странный, смешной, забавный, но такой добрый! Он меня спас. И если бы я не знала своего отца Аюба, я сказала бы нашему Молиару «отец»!

Она ни словом не обмолвилась об эмире бухарском. И здесь Сахиб Джелял предпочёл смолчать.