…Я слушал жалобы моего друга, но смысл слов уже не доходил до меня. Я чувствовал, что с каждой его фразой теряю пятьдесят граммов веса. Он, как заезженная пластинка, все повторял и повторял одно и то же. Где у него лопнула шина, сколько он заплатил за покрышку, как сломал два амортизатора, при каких обстоятельствах его оштрафовали, каким образом у него украли фары, когда…

Кошмар какой-то! У меня больше не было сил слушать, и я перебил его:

— А куда ты сейчас направляешься?

— Да, понимаешь, сдал машину в ремонт, и надо занять у кого-нибудь двести — триста туманов, чтобы оплатить его… Кстати, ты не выручишь меня?

По природе своей я застенчив и совестлив, и это очень осложняет мне жизнь.

Несколько лет назад накануне Ноуруза переехали мы на новое место жительства. Дом — на окраине города, при доме — участок в триста квадратных метров с бассейном и четырьмя цветниками.

Мы, иранцы, любим, когда вокруг нас цветут цветы и заливаются певчие птицы. Даже в пустыне стараемся разбить цветник или посадить хотя бы несколько деревьев. Не зря же нашу страну называют страной роз и соловьёв.

Короче говоря, я нанял подёнщика, чтобы он вскопал землю для посадки деревьев и цветов.

— Участок у вас неплохой,— сказал он, закончив работу,— но пока что неухоженный. Если хотите, чтобы все у вас хорошо росло, надо бы раздобыть несколько вьюков верблюжьего или овечьего навоза и удобрить землю.

Я с ним согласился. Ведь жизнь наша коротка, и потому следует по возможности украшать её. Как приятно просыпаться поутру от весёлого щебетания птиц за окном среди цветов и зелени деревьев!..

— Но где взять это удобрение?

— Да вернее всего будет купить его у проходящих мимо вас погонщиков верблюжьих караванов.

Подёнщик ушёл, а я поручил детишкам следить за улицей и сказать мне, когда поблизости появится караван верблюдов.

Через два дня дети примчались с радостной вестью: караван прибыл и на спине каждого верблюда огромные вьюки как раз этого самого нужного нам удобрения. Я обрадовался, выбежал на улицу и, не зная государственных цен на навоз, стал расспрашивать погонщика о весе и стоимости одного вьюка. Погонщик пустился расхваливать свой товар: это, дескать, чудо, а не навоз, одного мискаля его достаточно, чтобы яблоки и груши у меня уродились размером с шарифабадский[132] арбуз, а цветы и трава зеленели и цвели всем на диво. Короче говоря, он всучил мне, простофиле, никогда не видевшему и не покупавшему удобрений, четыре вьюка верблюжьего навоза по шесть с половиной туманов за вьюк.

Я удобрил землю на участке, купил несколько саженцев вишен, черешен, яблонь, айвы, абрикосов и слив и посадил их, предаваясь мечтам о том, как летом, сидя в прохладной тени, буду вкушать плоды с деревьев собственного сада.

Через два дня с улицы снова донёсся звон колокольчиков верблюжьего каравана. Дети радостно сообщили мне, что погонщик привёз навоз.

— Но мы только позавчера купили, больше нам не нужно,— объяснил я им. — Мы же не собираемся торговать удобрением.

Пока я разговаривал с детьми, в дверь позвонили. Отперев, я увидел давешнего погонщика, который уложил верблюдов перед нашим домом и ожидал меня. Он поклонился мне и сказал:

— Честное слово, ага, я сразу понял, с кем имею дело. Вы разбираетесь во всех тонкостях садоводства. Поэтому вот вам отличный навоз — настоящий каинский[133] шафран, рыхлый, выдержанный, во всей стране такого не найти. Я гонял за ним верблюдов за восемь фарсахов только ради вас.

Я взглянул на его усталое, обветренное лицо и подумал, что неудобно отказать бедняге, который ради меня проделал столь далёкий путь, мучил себя и своих верблюдов. Мне было неловко и совестно.

— Стоило ли так утруждать себя,— сказал я. — Что, разве позавчерашнее удобрение недостаточно хорошее?

— Да нет, и оно хорошее, но этот навоз — совсем другое дело. Мне было бы жаль отдать его кому-нибудь другому. Пока я его вёз, человек сто уговаривали меня продать им хоть немного. Ведь это овечий навоз! Причём не какой-нибудь, а с горных пастбищ Демавенда[134] и реки Хен! Вы себе не представляете, ага, до чего он хорош и какую силу даёт корням саженцев! Клянусь вашей честью, такого нигде не сыщешь!

— А почём вьюк? — улыбнувшись в знак признательности, спросил я.

— Вам я уступлю по семь с половиной туманов.

Мне показалось, что это дороговато, я хотел было поторговаться, но погонщик, видимо, прочитал мои мысли и опередил меня.

— Клянусь пророком! — патетически воскликнул он, тыча указательным пальцем мне в грудь. — Клянусь вашей жизнью! По дороге мне и восемь с половиной туманов давали, да я не согласился. Вы мне понравились с первого взгляда, и я придержал этот навоз специально для вас.

Я подумал, что видимся мы второй раз в жизни, у нас нет никаких счетов, не будет же он понапрасну клясться. Очевидно, просто почувствовал ко мне симпатию, захотел услужить порядочному человеку.

— Давай сваливай сюда,— сказал я.

Он свалил в углу участка четыре вьюка овечьего навоза с горных пастбищ Демавенда и реки Хен. Я предложил ему чаю, расплатился. Уходя, он спросил:

— А что вы посадили на своём участке?

— Абрикосы, вишни, черешни, сливы, яблони. А что? Он улыбнулся и ничего не сказал.

На следующий день в два часа дня, когда я переодевался, вернувшись со службы, у дверей зазвенел звонок. Дети бросились открывать и вернулись с радостным известием:

— Папочка, погонщик привёз навоз.

— Какой ещё погонщик? Мы же не просили больше никакого навоза!

— Какой-то другой погонщик, не вчерашний!

Я пошёл узнать, в чем дело. На улице перед нашим домом лежало восемь верблюдов, на пороге стоял незнакомый погонщик.

Он поздоровался, я ответил на его приветствие.

— Где сгрузить навоз? — спросил он.

— Какой навоз? Я не просил никакого навоза.

— Навоз, который заказал ага Шаабун, погонщик.

— Кто это, Шаабун-погонщик?

— Да тот самый, что привозил вам верблюжий и овечий навоз! Он велел вам кланяться и передать, что саженцы черешни в вашем саду не будут плодоносить, пока вы не удобрите землю навозом рогатой козы. Вот я вам его и привёз!

— А где же он?

— Навоз?

— Да нет, ага Шаабун.

— Он занят, прислал меня.

— Очень благодарен вам,— сказал я. — Но скажите, куда мне столько навоза?

— Ей-богу, я тут ни при чем,— отвечал погонщик. — Ага Шаабун мне сказал — я сделал. Ради него и ради вас. Весь этот навоз рогатой козы я собирал поштучно в пригородах Дареке и Овин. Ага Шаабун так вас хвалил, так хвалил…

Какой любезный человек, подумал я. За всеми своими делами не забыл обо мне и моих черешневых саженцах, приятеля своего заставил потрудиться. Неужели я отпущу его, усталого, с пустыми руками? И я улыбнулся погонщику и спросил:

— А почём вьюк?

— Не будем говорить о таких пустяках,— отвечал он. — Я все это делал по просьбе Шаабуна-аги, так что сколько дадите.

— Спасибо, спасибо! Но, как вы думаете, излишек навоза не повредит корням деревьев?

— Что вы, ага! Как это навоз может повредить дереву? Да ещё навоз рогатой козы из Дареке и Овина! Вы понимаете, что такое навоз рогатой козы?

— Нет, откуда же мне знать!

— То-то же! Этот навоз заставит плодоносить даже камень!

— Ай-ай, что за рогатая коза! Но почём же все-таки вьюк?

— Окончательно, только для вас, уступаю за десять туманов,— сказал он, хлопнув меня своей тяжёлой рукой по плечу так, что я еле на ногах удержался. Затем со счастливым выражением лица, будто клад нашёл, добавил:

— Клянусь твоей душой, я привёз тебе такой качественный навоз, что его можно употреблять вместо плова!