Был у меня приятель — жизнерадостный здоровяк, милый, остроумный, всегда пребывавший в весёлом расположении духа, на такого и поглядеть — одно удовольствие. Случилось так, что я несколько месяцев его не видел. И вот наконец мы встретились… Но что это? Приятеля словно подменили, куда что девалось! От его представительной, плотной, всем на зависть, фигуры не осталось и следа. Он спал с лица. На руках выступили вены. От слабости еле шевелился язык и едва двигались ноги. Шея стала тоненькой… Что такое? Почему он так изменился? Может, это и не он вовсе? Да нет, вроде он!

— Что с тобой? — спросил я. Он ничего не ответил.

— Может, у тебя грипп? — предположил я, встревоженный тем, что мой осанистый друг превратился в такого заморыша.

— Хуже!

— Что? Малярия?

— Хуже!

— Уж не чахотка ли?

— Ох, если бы чахотка!

— Что же в таком случае? Не из тюрьмы ли вышел? Или, может быть, стал наркоманом? Или, не дай бог, у тебя язва желудка?

— Нет, хуже… Я купил машину!

У меня сердце упало… Видать, бедняга задавил человека, и эти два-три месяца, что я его не видал, сидел в тюрьме.

— Это правда? — спросил я, решив, что прочёл его мысли.— В тюрьму попал? Задавил человека?

— Да нет же! — раздражённо ответил он.

— Ну так в чем тогда дело? Не томи, выкладывай скорей!

— Я же сказал: «Купил машину!»

— Поздравляю! Но сам-то ты почему так изменился?

— Алчный человек заводит себе шесть карманов! — отвечал он загадочно, в своей манере говорить афоризмами.— Я, видишь ли, принадлежу к тому типу людей, что, найдя даровую верёвку, тут же спешат на ней удавиться.

Я ничего не понимал, и мне не терпелось узнать, что же с ним приключилось.

— Ещё два-три месяца назад,— начал он, закурив сигарету,— мне мог бы позавидовать президент Франции. Я жил счастливо и беспечно, как бабочка. Утром я шёл себе из дому пешком до автобусной остановки, покуривая, и по дороге обдумывал планы на день. Дойдя до остановки, платил два крана[127] и получал билет. Подходил автобус — я садился. Частенько по воле случая рядом оказывалась красивая девушка. На каждой остановке кто-то выходил, кто-то входил. Я все время видел новых людей и получал удовольствие от смены впечатлений. Так я добирался до работы. Работал спокойно, успевал все сделать. Вечером отправлялся с друзьями в кино. Иногда заглядывал в кафе. Когда наступало время возвращаться домой, брал такси, а если погода была хорошая, не торопясь шёл пешком. По пути я развлекался тем, что вспоминал хорошие стихи или, давая волю фантазии, выдумывал всякие истории, и так незаметно оказывался дома. Ложился в постель и перед сном, была охота — читал, а нет — лежал и строил планы на будущее. И вот месяца два-три назад ко мне подошёл один человек и спросил:

— У тебя есть автомобиль?

— Нет, братец, какое там! Ослика никак купить не соберусь, а ты говоришь: «автомобиль».

— Что же так?

— Денег нет!

— Я могу устроить тебе машину в кредит. Директор фирмы — мой знакомый, так что ещё получишь скидку в две-три тысячи туманов… Ты водить-то умеешь?

— Не так чтобы очень…

— Права у тебя есть?

— Нет.

— Так давай оформляй скорее, а машину я раздобуду!

Он ушёл, оставив меня с целым вихрем мыслей. «А ведь он прав,— думал я.— У всех есть машины, почему бы и мне не иметь? Чем я хуже других? Разве я старик какой-нибудь? Вовсе нет! Не в силах оплатить кредит в рассрочку? В силах! И главное, такую скидку получу. Вот будет здорово!… Оформлю права, сяду за руль… Куда едешь? В Джаджруд! Откуда? Из Караджа! Ребята, поехали на речку Хен! Нет, лучше в Демавенд[128]… Забрасываем в машину вещи и отправляемся куда душе угодно! Ведь жизнь коротка. Не завтра, так послезавтра Азраил[129] придёт за нами… Разве это жизнь, когда четыре раза на дню, как баранья туша на крючке, болтаешься в автобусе, ухватившись за поручень?!»

Короче говоря, думы о покупке машины и будущей счастливой жизни вытеснили из моей головы все другие мысли.

За десять дней я ухитрился получить водительские права. В качестве первого взноса отдал свои сбережения — пять тысяч туманов. Таким образом, с учётом скидки в две тысячи туманов оставалось мне выплачивать по шестьсот туманов в течение тридцати месяцев. Получил машину, сел за руль…

В первый же день я налил в бак бензина на двадцать четыре тумана, прокатился в Шемран[130], заглянул в Джаджруд, а вечером поехал в кино на своей машине… Не стоит говорить, с каким трудом мне удалось найти место для стоянки. Начался фильм, а сердце неспокойно: «Вдруг снимут колпаки? Стащат щётки с ветрового стекла? Не забыл ли я запереть дверцу, а то ведь, чего доброго, портфель украдут! А если какая-нибудь машина мою стукнет — куда обращаться? И сколько, интересно, возьмут за ремонт?» Одним словом, я был так занят этими мыслями, что не заметил, когда герой появился на экране, что у них там было с героиней и откуда вдруг взялся ребёнок…

Но вот фильм кончился, и я, вскочив раньше всех, стремглав бросился к машине. Слава богу, колпаки и щётки на месте, дверцы заперты, портфель цел. Но зато к ветровому стеклу прилеплен розовый листок — уведомление о штрафе за стоянку в недозволенном месте. Всю ночь до петухов я думал о машине и о штрафе.

На следующий вечер мы с одним приятелем пошли в кафе, машину поставили перед входом. Так же как накануне, когда я ничего не понял в фильме, в кафе до меня не доходило, о чем идёт разговор, что я ем. Но зато, когда мы вышли, я увидел, что у меня свистнули три колпака, только четвёртый, сирота, остался: не успели снять. Уплатив два крана сторожу за присмотр, я сел за руль. Сперва думал, без колпаков машина не пойдёт, но потом выяснилось, что и без них ездить можно! Тогда я снял последний колпак и отнёс его домой. Ночью меня преследовали кошмары о колпаках и вчерашнем штрафе. Утром я взглянул в зеркало и не узнал себя — под глазами мешки, лицо осунулось, один нос торчит.

Следующие три-четыре дня, слава богу, все было спокойно. Но вот — то ли на седьмой, то ли на восьмой день — о мою машину, как выражаются шофёры, «потёрся» огромный грузовик, «Потёрся» так, что снёс заднее крыло и половину переднего. Пока мы ругались с водителем грузовика, появился автоинспектор и разъяснил, что виноваты мы оба и поэтому каждый из нас должен заплатить другому по сто пятьдесят туманов! Мы расцеловались, простили друг друга, и я кое-как поехал прочь.

Машина стояла на ремонте, когда подошёл срок уплаты первых шестисот туманов. С трудом я раздобыл эти деньги и успел со взносом вовремя. Но после ремонта на следующий же день мне выдавили ветровое стекло, украли портфель и транзистор! А расходы на бензин! Каждое утро я наливаю на двадцать туманов бензина, а к вечеру бак пуст. После работы по крайней мере четверо-пятеро моих приятелей ждут, чтобы я развёз их по домам в разные концы города. Если я этого не делаю, говорят: «Заважничал, гордый стал!» Не поверишь, трое обиделись и перестали со мной разговаривать! А в прошлую пятницу, когда мы возвращались из Караджа, вышла из строя рулевая тяга, и нам здорово повезло, что машина не перевернулась. А по правде говоря, лучше бы она перевернулась!

Когда я уплатил второй взнос, вдруг начал дымить двигатель— стало гореть масло. Но тут умер дядя моего двоюродного брата, и нужно было везти покойника в Кум[131]. Приехали в Кум, моя двоюродная сестра почувствовала себя плохо. И пришлось нам ночью везти её обратно в Тегеран к доктору. По пути я «поцеловался» с «фольксвагеном» и заплатил пятьдесят туманов штрафа…