Подмастерье принес шкатулку и показал мне записи.

– Так… так… а почему ты не записал, что она хрупкая?

– Хрруп-ппкая?

– Принеси-ка мне вишневую щепочку.

Паренек потащился к ящику с обрезками.

– Возьми нож и попробуй ее разрезать. Нет, не строгай, не под углом. Просто прорежь поперек…

Бедняга воззрился на меня с неподдельным ужасом: похоже, решил, будто я подбиваю его сломать лезвие.

– Прорежь поперек волокон, вот так…

Лишь убедившись, что Вигил понял меня правильно, я вручил ему шкатулку, велев непременно записать усвоенное на сегодняшнем уроке, и отпустил парня на конюшню заниматься обустройством его собственного уголка. Пол, хотя и не обструганный, и выходящая на двор дверь уже имелись; требовалось поставить перегородку. Потом можно будет сделать и окно, но тогда Вигил должен будет купить стекло. Но первым делом ему придется смастерить себе кровать.

Пока я возился с Пелтаровым сундуком, воротилась Рисса. До шкафа для Зибера руки так и не дошли.

– Мастер Леррис… – начала Рисса, но ее голос заглушило кудахтанье.

– Кур ты, как я погляжу, заполучила.

– Да, мастер Леррис. Правда, один серебреник сверх золотого пришлось потратить, но зато я получила четырех хохлаток и петушка.

Она вернула мне оставшиеся серебреники, но я отдал ей один за хлопоты. Стараясь не обращать внимания на истошное кудахтанье.

– Мастер Леррис, пока я пристрою их в конюшне, но вообще-то потребуется курятник. Коты повсюду шастают, то да се…

– Понял, Рисса, понял.

О курятнике до сих пор она не заикалась. Но мне следовало сообразить самому.

Уже на ночь глядя, поработав над сундуком, исправив недоделки в закутке Вигила, набросав план курятника и наслушавшись восторженных отзывов Риссы о курах, после проглоченного наспех ужина и умывания холодной водой я присел на крыльце и, глядя на звезды, погрузился в раздумья.

Жизнь разворачивалась как-то неправильно. Я стал старше, но денег, в сравнении с тем временем, когда мне приходилось работать подмастерьем у Дестрина, не прибавилось. Я встретил свою любимую, но чем дальше, тем реже ее видел. Я приобрел известность как мастер, но торговаться, вопреки этому, мне приходилось теперь не реже, а чаще.

В конце концов пустые раздумья ни к чему не привели. Я устал, от усталости разболелась нога, и мне не осталось ничего другого, кроме как отправиться в пустую спальню и улечься в холодную одинокую постель. Кристал находилась в Расоре, и рассчитывать на ее скорое возвращение не приходилось: она готовила порт к отражению возможного нападения имперского флота.

Сон не шел, а из-под земли до моего сознания доносился грозный рокот.

Пока я ворочался и вздыхал, в недрах Кандара шла извечная битва хаоса и гармонии.

Бывший торговец входит в Палату Совета.

– Ты выглядишь расстроенным, Марис, – замечает Хелдра, наливая себе зеленого соку и утирая лоб белым платком. – Уфф! Ну и жаркая же нынче весна!

– Да, настроение у меня не ахти, – признает Марис. – И виной тому не в последнюю очередь нынешняя жарища. Где это видано, в такое-то время года?

– Нынче везде жарко. Гуннар объясняет это воздействием подземного хаоса, – говорит Тэлрин, трогая пальцами свою кружку.

Марис поворачивается, подходит к окну и, не вытирая покрытого крупными бусинками пота лба, говорит:

– Не в одной жаре дело. Военный флот Хамора перехватывает торговцев с Кандара.

– И что имперцы с ними делают? Едят на завтрак? – ворчливо спрашивает широкоплечий маг.

– Это серьезно.

– О да, весьма серьезно, – бормочет Хелдра перед тем, как сделать очередной глоток холодного сока.

– Они изымают в свою пользу отправляемые в Найлан товары за половину стоимости, а все, за что фрахтовщик отказывается платить, выбрасывают за борт.

– И чем это грозит? – спрашивает Тэлрин, откидываясь в кресле.

– Неужто вы оба ничего не понимаете? Хамор получает товары за полцены, а торговцы из Кандара – хоть и небольшие, но верные деньги. Они, конечно, ворчат, но мало кто захочет рисковать лишиться всего, пытаясь нарушить эмбарго и провезти что-то контрабандой.

– Да, это действительно серьезно, – кивает Тэлрин. – Без шуток.

– Они потопили «Грестенси».

– Надо полагать, капитан не захотел, чтобы его груз выбросили в залив, и попытался удрать от них.

– Корабль и груз составляли все его имущество. Я не понимаю вас, вас обоих. Действительно не понимаю. Всему в конце концов есть пределы.

– Насколько я могу судить, – говорит Тэлрин, – ты хочешь, чтобы мы заявили, что не намерены больше мириться с таким произволом, и приказали нашему могучему Трио потопить сотню, или сколько их там, бронированных пароходов.

– А ты хочешь сказать, что мы против них бессильны?

– Трио ведет патрулирование уже третий месяц. За это время мы потопили четыре их корабля, а они прислали из Хамора в подкрепление четыре десятка. Выводы делай сам.

– А может быть, – добавляет Хелдра, – ты предлагаешь послать две с лишним тысячи имеющихся в нашем распоряжении морских пехотинцев и вооруженных Братьев против десяти тысяч уже находящихся в Кандаре хаморианских солдат? С мечами из стали – под пули новейших ружей?

– Почему вместо того, чтобы ответить на мои вопросы, вы задаете свои? – брюзжит Марис. – Могу я узнать, что вы собираетесь делать?

– Ты новичок в Совете, – указывает Тэлрин, – и, как все новички, призываешь к незамедлительным действиям. Но мы не располагаем необходимыми для этого ресурсами. Никогда, во всяком случае, с падения Фэрхэвена, у нас не было сил, достаточных для открытого столкновения с империей.

– А вопросы, – с улыбкой добавляет Хелдра, – влекут за собой ответы.

– Иногда, – дополняет ее Тэлрин. – Но мы к этому стремимся.

– Это все пустые слова. А где дела? – Марис ударяет ладонью о стол. – Хоть что-то вы намерены делать?

– То, что позволяют имеющиеся силы, – говорит Хелдра.

– Ты о своих черных отрядах? Разумно ли это?

– Не особо, но выбирать-то не из чего. Всех нас, и тебя, Марис, в том числе, наделили властью, чтобы мы поддерживали порядок, избегая резких перемен в обществе и не допуская роста налогов и государственных расходов. Всякий раз, когда я или Тэлрин предлагали что-то конкретное, ты первый спрашивал, кто должен будет за это платить. А вот теперь, когда твоих не желавших ни на что раскошеливаться торговцев прижали к ногтю, ты первый требуешь немедленных действий. Ну что ж, действовать нам так и так придется. Но так, как позволяют имеющиеся возможности: три корабля и горстка обученных бойцов.

– Ты с этим согласен? – спрашивает Марис Тэлрина.

– Ригнелджио или Лейтррс? – спрашивает Тэлрин Хелдру, игнорируя вопрос Мариса.

– Оба, а заодно и командующий силами Хамора во Фритауне. А также хаморианские флагманы. Это, понятное дело, потребует отвлечь один корабль из Трио от патрулирования примерно на сезон. Припомни, – эти слова обращены к Марису, – мы не послали новую группу к Саммелу как раз потому, что пришлось бы отозвать корабль из Деллаша на целых три восьмидневки. Тогда нам показалось, что уничтожение вражеских судов важнее. Возможно, – она пожимает плечами, – то было ошибочное решение, но на ошибках учатся.

– О чем вы толкуете? – не понимает Марис.

– О том, что тем, кто принимает решения или контролирует их выполнение, следует нести за это ответственность.

– Ты не сошла с ума?

– Нет, – говорит за Хелдру Тэлрин. – Наоборот, она взялась за ум. Только поздновато.

– Может, кто-то из вас, мудрецов, хоть что-то растолкует тупому, скудоумному торговцу? Гильдии хотелось бы знать, что происходит, прежде чем это произойдет. Хотя бы иногда.

Тэлрин подается вперед, и глаза его мрачнеют.

– Проблема взаимоотношений с империями и великими державами в том, что последствия принимаемых решений сказываются не на тех, кто их принимает. Принцип такого рода ответственности нам удавалось претворять в жизнь только по отношению к правителям малых княжеств Кандара: вспомни, что Коларис, в отличие от своего предшественника Холлорика, никогда не рисковал бросить нам вызов. Хамор, к сожалению, находится слишком далеко от нас. Но теперь, когда императорские послы и полководцы находятся в пределах нашей досягаемости, мы можем воздействовать на них так же, как воздействовали на кандарских князьков.