Кристал тяжело вздохнула и, пока Перрон заново наполнял свою кружку, сделала еще один большой глоток эля.

– Как дела у Елены? – спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– О, она стяжала всеобщее уважение, – с легким смехом произнесла Кристал. – Что и немудрено: ей в первый же день удалось выяснить, каким манером Килдеси ухитрялась пополнять свой кошелек казенными денежками.

– В оружейных и кладовых появилась уйма вещей, – добавила Хайтен. – Причем как раз после того, как стало известно, что она знакома с тобой, мастер Леррис.

– Не думаю, чтобы мое имя так уж сильно на это повлияло. Елена так хорошо знает свое дело, что ей нет нужды опираться на третьеразрядных чародеев.

– Ага, наконец-то он признал себя чародеем, – заметила Хайтен, подмигивая Перрону.

– Теперь, после недавних событий, ему трудно это отрицать, – добавила Кристал. – Притом, что он прославился не только как маг, но и как герой.

– А я думал, ты на моей стороне, – буркнул я.

– До тех пор пока дело не касается интересов государства и моей верности самодержице, – ухитрилась выговорить она с каменной физиономией, после чего прыснула.

Мы поболтали о том о сем еще некоторое время, но скоро все, не исключая меня, начали зевать.

Хайтен ушла первой, но перед этим, выглянув во двор, сказала:

– Снегу-то, снегу… на добрый демонов спан насыпало. С каких это пор в Кифриене так рано выпадает снег?

– Ты вроде в сапогах, – хмыкнул Перрон, – или хочешь, чтобы кто-то помог тебе их снять?

– У тебя и со своими-то сапогами хлопот хватит.

Другой страж мужского пола покачал головой. Женщина – Джинса – ухмыльнулась.

Кристал встала. За ней встал и я, предоставив оставшихся стражей самим себе.

Позднее, уже закрыв за нами дверь спальни, я спросил:

– Так что, эта «путешественница» приехала в Расор, чтобы предупредить тебя насчет Хамора?

– Леррис, подумай сам. Если Южный Оплот обеспокоен настолько, что не решается направить посла в Кифриен официально и ведет переговоры через путешественниц, о чем это говорит?

– Там боятся дать императору хоть малейший повод для недовольства. Полагают, что Хамор воспользуется любым предлогом, чтобы прибрать к рукам и Делапру, и весь Оплот.

– Фактически Делапра уже сейчас под хаморианским контролем. Еще ранней осенью, когда наше внимание было поглощено Хидленом, они послали корабль – всего один корабль – к Саммердоку. Трех выстрелов из дальнобойной пушки хватило, чтобы разнести маяк в пыль.

Кристал повесила куртку в стенной шкаф и присела на краешек кровати.

Я стащил с нее сапоги и взял на себя смелость помассировать изящную икру.

– Мне нужно принять душ.

– Мало тебя дождем мочило?

– Дождь одно, душ другое. Я не могу быть такой грязной.

– Для меня ты и так хороша.

– Леррис…

– Но сейчас холодно, ты замерзнешь.

– Я приму душ, а потом ты меня согреешь.

Она улыбнулась, и мне не осталось ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ.

Рано утром, по слякоти, в которую превратился выпавший за ночь снег, Кристал с охраной уехала в Кифриен. Двор превратился в озерцо грязи, и на конюшню, чтобы почистить и накормить Гэрлока и упряжную лошадь, мне пришлось пробираться по стеночке.

Гэрлок пританцовывал в своем стойле.

– Понимаю, тебе охота прогуляться. Но пока эту грязь не прихватит морозцем, мы никуда не поедем, – заявил я ему, засыпая овса в кормушку.

Ответом мне было фырканье.

Пока он ел, я навел порядок в его стойле, стойле упряжной лошади и в стойле лошади Кристал. Оказалось, что стойла охраны тоже не чищены, и мне пришлось взяться за лопату. В конце концов у нас есть грядки, а конский навоз удобряет почву.

Правда, после такого занятия мне пришлось долго и тщательно умываться. Отмыться холодной водой было не просто, но меня ждала работа со светлым, тонковолокнистым деревом, а навоз, вопреки мнению некоторых, оставляет на древесине стойкие пятна. Потом прихватило ногу, и я вынужден был ненадолго присесть.

Тем временем выяснилось, что котелок-увлажнитель пуст и в него необходимо добавить воды. Чтобы вода испарялась, требовалось подкинуть в очаг поленьев. Добираться до дровяного сарая пришлось по грязи, часть которой после этой прогулочки оказалась на полу моей мастерской. Мне не осталось ничего другого, как взяться за метлу и тряпку.

Наконец, когда поднявшееся над горизонтом солнце растопило снег на навесах и по крыльцу застучала капель, я решил-таки довести до ума стул, парный к Верфелеву столу. Но не тут-то было: стоило взяться за рубанок, как оказалось, что он нуждается в заточке, ну а взявшись за точило, грех было не привести в порядок заодно резцы, стамески и ножи.

Так и вышло, что к середине утра я толком ничего не сделал: разве что в мастерской теперь царил порядок и инструменты были остры. Кроме пил, но их разводка была делом Гинстала. Неправильная заточка могла испортить хорошую пилу, а я в этом деле не чувствовал себя докой.

Но когда мне удалось-таки провести рубанком по ножке Верфелева стола, в дверь мастерской постучали.

На пороге стояла Рисса с молодым человеком. Его поношенные сапоги были, само собой, по самые голенища в грязи.

– Это Турон…

Я вздохнул.

– Скажи, чтобы он убрал грязь с сапог.

Рисса, покачав головой, вручила пареньку сапожную щетку.

Он поднял на нее глаза. Она сделала смахивающее движение.

– А… сапоги почистить. – Турон широко улыбнулся и взялся за щетку.

Грязь полетела во все стороны, но я ухитрился не поморщиться, даже когда один комок угодил в мою лучшую кисть для лака. Просто отложил рубанок и двинулся навстречу.

Рисса улыбнулась и удалилась, закрыв за собой дверь. Мы с пареньком остались вдвоем.

– Ты хочешь стать столяром?

– Да, хозяин, – ответил он с широкой ухмылкой.

– А почему? С чего ты взял, что сможешь работать по дереву?

– Я люблю дерево. Стружки приятно пахнут, а гладкая древесина похожа на девичью кожу.

– Что скажешь об этом?

Я вручил ему обрезок вишни.

– Хорошее дерево, твердое, много на что годится.

– Из такого маленького обрезка много не сделаешь.

– Маленькие куски годятся для небольших вещиц. Вроде свистульки. Вот, взгляни.

Он помахал грубым деревянным свистком.

– Я вообще-то делаю вещи побольше.

– Вижу, вот какие стулья. – Он коснулся грязными пальцами изгиба Верфелева стула, и я едва не вздрогнул. – Хорошие. У Стаселя таких нет.

– Такие мало у кого есть. Их трудно делать.

Некоторое время Турон пялился на стул, а потом yбpaл свисток, и его взгляд упал на дощатый пол.

– Здесь и пол чистый.

– Работа по дереву требует чистоты.

Он печально улыбнулся.

– Извини.

Мне и самому впору было извиниться. Турон древесину чувствовал, но вот соображал туго. Ну почему мне никак не удастся заполучить подмастерье, способного и ощущать дерево, и шевелить мозгами?

После того как Турон ушел, я взялся за веник и вымел всю грязь за порог, после чего вымыл половицы. Мне, выросшему на Отшельничьем, трудно было примириться с грязью хоть дома, хоть в мастерской.

– Он славный паренек, – промолвила появившаяся вскоре Рисса.

– Славный-то славный, но… – Я вздохнул. – На мастера ему не выучиться.

– Трудно стать столяром?

– Нелегко.

По моему разумению, достичь хороших – не говоря уж о том, чтобы выдающихся – результатов было нелегко в любом деле. Я, например, неплохо работал по дереву. Не так хорошо, как дядюшка Сардит и, может быть, Перлот из Фенарда, но заказчикам моя работа нравилась. Неужто в нашем мире не хватает людей, способных и желающих усердно трудиться и производить хорошие изделия?

– Это печально, – заметила Рисса. – У хороших ребят не хватает мозгов, а сообразительные не любят работать.

– Иногда до смышленых доходит, что работать все-таки надо.

– По-моему, редко.