– Право же, не знаю…

– Елена, у них у всех кони, и раз они посланы в дозор, то кони наверняка быстрые. Ты хочешь, чтобы они подняли тревогу и нам навстречу выслали целое войско? Что нам тогда останется?

– Одно, – фыркнула Джилла. – Драпать, словно за нами гонятся демоны света.

Елена насупилась.

– Ладно, – сказал я Валдейну. – К делу. Имей в виду, будучи невидимым, ты и сам ничего видеть не сможешь. Это только на время, так что не пугайся. Самому мне придется остаться видимым, чтобы вести твою лошадь.

Я сосредоточился. Мой приятель и его конь исчезли. Многие из солдат ахнули.

– …колдун, вот ведь сукин сын…

– …потише, бестолочь! Хочешь, чтобы он и тебя?

– Валдейн, пока ничего не видишь, ничего и не предпринимай. Но меч из ножен достань и будь наготове.

– Как я могу что-то предпринять, когда ни хрена не вижу? – послышался из ниоткуда несколько растерянный голос.

– Это ненадолго. – Сглотнув, я нашел на ощупь его поводья и потянул лошадь за собой. – Поехали.

Мы двинулись вперед. Елена подозвала Наилучших, давая им наказ подъехать как можно ближе к повороту, но ни в коем случае не попасться на глаза часовым.

– Валдейн, ты как?

– Сам не пойму.

Конь Валдейна заржал, но пока мы находились вне поля зрения часовых, это не имело значения: заржать мог и Гэрлок.

Выйдя из-за угла, я присвистнул, словно не ожидал увидеть пост. По-моему, вышло у меня это не слишком естественно.

– Куда тебя несет, паренек? – спросил худощавый боец с бородкой клинышком и маленькими бегающими глазенками. – И как ты миновал патруль у Арастии?

– У меня невидимая лошадь, – горделиво ответил я. – Мне посчастливилось выиграть ее в Санте, на рынке. Хочу отвести ее в Кифрос и продать.

– Невидимую лошадь? Ну, ты даешь, малый! Знаешь, забирай-ка ты свою… хм… лошадь и чеши назад, в Санту.

Он положил руку на рукоять сабли…

– Да мне не Санту надо, а в Кифрос, – заныл я, прикидываясь дурачком и стараясь подобраться к патрульным как можно ближе.

– Сказано тебе, бестолочь, дорога закрыта! Поворачивай!

– Но ведь это дорога на Кифрос, разве не так? – не останавливаясь канючил я. – А мне как раз туда и надобно. Добрые люди в Санте сказали, что кифриенцы дают за невидимых лошадей хорошую цену!

– А ну поворачивай!

Солдат обнажил клинок.

– А как же Кифрос? Где я еще продам свою лошадь?

Двое других караульных покатывались со смеху.

– Нигде, идиот!

Всадник направил коня ко мне, а я, словно оробев, побудил Гэрлока податься поближе к его товарищам. А оказавшись рядом, выхватил посох.

Первый мой удар, совершенно неожиданный для двоих зевак, пришелся в грудь сидевшей на коне женщине-бойцу. Она шмякнулась, точно куль с мукой. Я отпустил щиты, но первый всадник, похоже, даже не заметил появления из ниоткуда верхового воина. Взбешенный моим внезапным нападением на его спутницу, он с ревом взметнул клинок. Мне удалось подставить под удар посох, однако это стоило щербины на дереве и боли в руках. Этот малый рубанул от души. Гэрлок, обойдясь без указаний, отступил на шаг.

Солдат размахнулся снова, но на сей раз я не отбил клинок, а скользящим движением отвел его в сторону. Следовало поберечь посох, да и мои руки тоже.

– Доберусь… все равно достану… не уйдешь!

В последний удар мой противник вложил столько ярости и силы, что потерял равновесие, а когда замахивался снова, встречный удар поразил его в голову. Металл звякнул о металл, – железное навершие посоха столкнулось со шлемом, – и вояка обмяк в седле. Сабля выпала из ослабевшей руки, а на меня, чуть ли не с той же силой, что и недавние удары, обрушилась волна хаоса. Я понял что он мертв.

Меня это, признаться, удивило. Насколько же силен был удар?

Валдейн оказался рядом как раз вовремя, чтобы не дать пешему бойцу вскочить в седло. Он посмотрел на меня, потом на клинок Валдейна, потом снова на меня и отказался от своего намерения.

Выбитая мною из седла женщина, придерживая руку, с трудом поднялась на колени.

– Ты в порядке? – спросил я, ощутив ее боль. Придумать вопрос глупее было бы трудно.

– Ублюдок… Давай, убей меня! Давай!.. Чертова невидимая лошадь…

Мне казалось, она ударится в слезы, но этого не произошло. Конь ее отбежал к обочине и остановился у реки.

Под растерянными взглядами караульных из-за поворота вылетели кифриенские бойцы.

– Дерьмо! Ну, мы и влипли, Маррос… – пробормотала женщина, обращаясь к единственному хидленцу, оставшемуся невредимым.

– Белый маг им задаст…

– Ага, задаст… ты, что ли, доложишь ему об этом?

Елена оглядела место схватки и покачала головой.

– Похоже, вы прекрасно обошлись без подмоги.

Будь у меня возможность прикрыть щитом больше народу, наверное, мне не пришлось бы никого убивать. Увы, такой возможности не было. Я медленно вставил посох в копьедержатель и утер лоб, только сейчас поняв, что взмок от пота.

– Свяжите пленных! – приказала Елена.

– Постойте, – крикнул я, слезая с Гэрлока и передавая поводья Джилле, когда два бойца уже соскочили с седел и направлялись к раненой женщине.

– Да пошел ты, – прошипела хидленка, морщась от боли.

Чтобы ощутить болезненный перелом, мне даже не требовалось подходить к ней вплотную.

– Если ты не против, я вправлю тебе руку. Чтобы кость правильно срослась.

– Вправишь, тупая скотина? А зачем было ломать?

– Война есть война. Назовем это превратностями боя. – Я обернулся к двум Наилучшим: – Подержите ее. Боюсь, сейчас ей будет больно.

Пленная плюнула в меня, а когда я взялся за ее руку, даже не вскрикнула, хотя боль, это от меня не укрылось, была ужасающей. Сознания она полностью не лишилась, но обмякла, и гармонизирующее заклятие, равно как и лубок, мне удалось наложить без сопротивления. Хотелось верить, что езда верхом не сведет мои старания на нет: это все, что мне оставалось.

Я утер лицо, а после того как бойцы усадили ее в седло, проверил, прочно ли держатся чары и повязка. Пленница одарила меня злобным взглядом, но ее можно было понять.

Тем временем два других бойца уже насыпали холмик из камней над наспех вырытой у реки могилой.

Я сглотнул. Этот человек погиб от моей руки, но ведь сумей он поднять тревогу, жертв было бы несравненно больше.

– По коням! – скомандовала Елена.

Я молча ехал рядом с ней во главе колонны. Дорога, следовавшая изгибам Желтой реки, снова пошла на подъем, но он был столь плавным, что я заметил это, лишь оглянувшись назад. На утоптанной глине еще виднелись колеи, оставленные ракетными установками. Слева к дороге подступали деревья, то хвойные, то по-зимнему серые.

– Знаешь, – сказала Елена, после того как мы проехали пару кай, не обнаружив больше никаких постов, – с тобой страшно иметь дело.

– Да, в бою я ужасен! – буркнул я, жалея, что не смог заговорить патрульным зубы, чтобы их просто окружили и взяли в плен. И что недостаточно силен и не в состоянии сделать невидимым целый взвод. Ведь тогда бы никто не погиб.

– Ты только защищаешься, но защищаешься здорово. К счастью для тебя и к несчастью для нападающих.

Еще дома, на Отшельничьем, наставник по боевым искусствам Гильберто объяснил, что сознательное нападение чуждо моей природе, а когда я лишь защищаюсь, тело само отреагирует должным образом. Он был прав, но что это меняло? Битва оставалась битвой, а смерть – смертью. Взять хоть Феррел: она поехала не на войну, а всего лишь на разведку, но не вернулась. Почему, так и осталось тайной для всех, кроме разве что белого чародея.

– Я сказала, что с тобой страшно иметь дело, – повторила Елена. – Кроме шуток. Дело не в твоих боевых навыках, а в том, что видеть, как добрый, мягкосердечный человек уничтожает людей, по-настоящему страшно. Так же как если честный, порядочный человек кривит душой.

Я промолчал. По моему разумению, ничего страшного во мне не было. Меня можно было назвать несчастным, невезучим и глупым, но никак не страшным.