— В следующий раз я воспользуюсь тем маслом, которым ты мажешь свои волосы, — сказал Коулмен.
О’Нейл засмеялся и ушел.
После случившегося Коулмен начал украдкой изучать О’Нейла. Ключом к пониманию его личности, по мнению Коулмена, было то, что «он пришел из ниоткуда». Мать О’Нейла все еще днем водила такси в Атлантик-Сити, а его отец работал на той же самой машине в ночную смену. Дядя О’Нейла, пианист, помогал семье до тех пор, пока казино, где он работал, не закрылось. О’Нейл ушел из дома, как только представилась возможность. Во время учебы он стал подрабатывать экскурсиями по штаб-квартире ФБР и отправлялся туда с рюкзаком прямо после лекций. На рабочем месте он пытался подчинить себе других экскурсоводов. Они прозвали его Вонючкой за то, что от него всегда пахло потом.
Коулмен стал наблюдать за О’Нейлом. Его крикливая манера одеваться и ухоженные ногти выдавали человека из низов со скромными средствами. Было трудно представить, как эффектному О’Нейлу удавалось существовать на правительственное жалованье. Он выглядел агрессивным и пренебрежительным, но когда задумывался над собственными долгами, то стразу становился озабоченным и неуверенным. Мало кто знал, насколько шаткой была его карьера, насколько разбита личная жизнь и насколько беспокойна душа. Однажды один из агентов так разозлился на О’Нейла, что закричал на совещании. Джон вышел из кабинета и стал спокойно звонить по мобильному телефону. «Не надо было делать этого, — сказал Коулмен агенту. — Скажите, что вы сожалеете: вы не представляете, как может обидеться на неуважение этот человек».
Часто О’Нейл был способен на совершенно необычные знаки внимания: тайно передавал деньги жертвам взрывов, которые расследовал; искал хороших врачей для своих сотрудников, если те заболевали. Однажды одного из друзей О’Нейла оперировали в больнице Вашингтона, и как раз в тот день на город обрушился снежный буран. Движение в городе остановилось. Однако О’Нейл, несмотря на почти полуметровый слой снега на дорогах, приехал навестить друга после операции. Каждое утро Джон заботился о том, чтобы его секретарше принесли кофе и булочки из киоска на улице, и всегда помнил дни рождения сотрудников. Все это говорило о том, что ему самому не хватало внимания.
Через десять дней после взрывов Джек Клунан получил телефонное сообщение от одного из осведомителей в Судане о том, что два человека, причастные к терактам, находятся в Хартуме. Они сняли апартаменты, откуда хорошо просматривалось американское посольство. Клунан передал информацию О’Нейлу, тот позвонил на следующий день Дику Кларку в Совет национальный безопасности (СНБ) и сказал: «Я хочу поработать с суданцами». О’Нейлу было хорошо известно, что Судан все еще находится в черных списках Государственного департамента, но ему хотелось попытать счастья.
«Джон, есть нечто, о чем я хотел бы сообщить тебе лично», — сказал по телефону Кларк. Он полагал, что О’Нейлу следует поговорить об этом с генеральным прокурором в Вашингтоне. Из этой беседы стало ясно, что не может быть и речи о сотрудничестве с суданцами. Через несколько часов в качестве акта возмездия за взрывы американских посольств в Северной Африке Соединенные Штаты собирались нанести по Судану точечный удар. Крылатые ракеты были уже готовы к запуску, а американские военные корабли заняли позицию в Красном море.
О’Нейл прибыл в Вашингтон в тот самый день, когда Моника Левински давала показания большому жюри о том, что она занималась оральным сексом с президентом Соединенных Штатов. Это стало решающим фактором для последующего объявления импичмента. По мнению исламистов и, следовательно, многих арабов, отношения между президентом и его практиканткой иллюстрировали еврейское влияние на Америку и любой военный ответ на взрывы выглядел попыткой отвлечь внимание от скандала. «Нет войне из-за Моники!» — было написано на многих арабских заборах. Но пошатнувшееся президентство Клинтона не оставляло ему пространства для маневра.
ЦРУ подозревало, что в Судане бен Ладен разрабатывает химическое оружие. Информация об этом была получена от Джамаля Аль-Фадля, бывшего помощника бен Ладена, который стал теперь американским правительственным свидетелем. Фадль бежал из Судана за два года до того, как его бывшего шефа выслали из страны. Не веря суданскому правительству, пытавшемуся доказать свою непричастность, управление завербовало в арабских странах шпиона, который взял пробы грунта возле фармацевтического завода в Аль-Шифе, где могло разрабатываться химическое оружие. Завод ошибочно считался собственностью бен Ладена. Образцы, взятые в июне 1998 года, показывали наличие в почве химиката ЕМРТА, который необходим для производства нервно-паралитического газа VX, хотя мог использоваться и для других целей. Основываясь на этой информации, 20 августа президент Клинтон дал разрешение обстрелять Хартум тринадцатью крылатыми ракетами «Томагавк». В результате завод был полностью разрушен.
Скорее всего, предприятие действительно производило только фармацевтическую продукцию. Впоследствии там не было найдено следов ЕМРТА. Этот химикат мог быть продуктом распада пестицидов, которые широко применялись в Африке и обладали сходными свойствами. Бен Ладен вообще не имел никакого отношения к заводу. После сокрушительной атаки Судан лишился одного из самых эффективных предприятий, которое давало работу трем сотням человек и производило более половины всех медицинских препаратов, необходимых стране. Кроме того, при обстреле погиб ночной сторож.
Судан позволил бежать из страны двум подозреваемым в причастности к взрывам посольств, и их след потерялся. О’Нейл и его команда лишилась возможности завербовать информаторов внутри «Аль-Каиды».
В то время когда боеголовки разрывались на северной окраине Хартума, шестьдесят шесть крылатых ракет подлетали к лагерю возле Хоста.
Завахири в тот момент разговаривал по спутниковому телефону бен Ладена с Рахимуллой Юсуфзаи, талантливым репортером, работавшим для Би-би-си и пакистанской газеты «Ньюс». Завахири сказал: «Господин бен Ладен хотел бы передать сообщение. Он говорит: «Я не взрывал американские посольства в Кении и Танзании. Я только объявил джихад, но не имею к взрывам никакого отношения».
Наилучшим способом отследить перемещения бен Ладена и Завахири был перехват переговоров по спутниковому телефону. Если бы специальная разведывательная авиация дислоцировалась в этом районе, то звонок Завахири репортеру указал на точное местонахождение второго по значимости человека «Аль-Каиды». Но взрывы застали американских разведчиков врасплох. Если бы Завахири находился у них под постоянным контролем, то у него было бы мало шансов остаться в живых. Но чтобы приготовить ракеты к запуску, требовалось несколько часов, а крылатые ракеты, базировавшиеся на военных кораблях в Аравийском море, могли долететь до Восточного Афганистана более чем за два часа. К тому времени, когда Завахири закончил разговор, крылатые ракеты приближались, но было слишком поздно.
Хотя Агентство национальной безопасности (АНБ) могло перехватывать переговоры по спутниковым каналам, оно отказалось поделиться точными данными не только с ФБР и ЦРУ, но даже с Диком Кларком из Белого дома. Когда ЦРУ узнало от одного из своих сотрудников, что переговоры «Аль-Каиды» были перехвачены, оно потребовало распечатки. АНБ не подчинилось и вместо этого предоставило краткое изложение содержания переговоров, многие из которых происходили в совершенно другое время. ЦРУ поручило собственному директору по науке и технологиям разработать устройство для прослушивания спутников телефонных каналов, которые идут с территории Афганистана. Увы, разработка была способна принимать только одного респондента, поэтому эксперты ЦРУ сделали вывод о том, что бен Ладен должен находиться в Хосте.
Информация оказалась своевременной. Бен Ладен принял решение отправиться в Хост только накануне ночью. Но когда он и его спутники проезжали через провинцию Вардак, они остановились на развилке, чтобы передохнуть.
