Бен Рашид поймал пристальный взгляд Годена:
— Конечно, я не чистил мою обувь.
— Нет, — сказал Годен, наклонившись вперед и положив руку на колено бен Рашида. — Но я сказал, что есть две вещи, которые нельзя постирать. Похоже, вы забыли то, чему вас учили. — Годен выпрямился и прикоснулся к своему потертому ремню. — Вы не стираете ремень. Посмотрите, ваш выглядит как новенький. Встаньте и снимите его.
Бен Рашид вскочил, словно солдат, исполняющий команду. После того как он снял ремень, все в комнате увидели ярлычок с ценой.
Хотя бен Рашид быстро пришел в себя, следователь перешел уже на другой уровень. Годен обратился к Джону Антисеву, одному из изначальных членов группы 1–49. Антисев был весьма спокоен, но его голубые глаза напоминали движущиеся прожекторы. Он начал допрос бен Рашида издалека, поинтересовавшись, есть ли у него возможность молиться. Затем Антисеев заговорил о Саиде Кутубе, Абдулле Азаме и Слепом Шейхе. Бен Рашид расслабился. Он подумал, что ему представилась возможность прочитать лекцию западному человеку об этих великих людях. Они беседовали до поздней ночи.
— Остался только один человек, о котором мы еще не говорили, — подытожил Антисев. — Это Усама бен Ладен.
Глаза бен Рашида сузились, и он осекся. Чуть заметная улыбка появилась на его лице.
Антисев, который слушал его как прилежный студент, немедленно вложил в его руку карандаш и бумагу и сказал: «А теперь напишите первый телефонный номер, по которому вы должны были позвонить после взрыва».
Бен Рашид снова послушался. Он написал «967–1–200578», номер в Йемене. Он принадлежал джихадисту по имени Ахмед аль-Хада. Следователи узнали, что бен Рашид звонил по этому телефону до и после взрыва, как проинструктировал его Усама бен Ладен.
Этот йеменский номер открыл для ФБР самый важный канал информации. Прослушивая эту линию, агенты получили представление о локациях «Аль-Каиды» по всему миру.
Бен Рашид, после того как выдал номер, все время молчал. Годен и другие агенты решили оставить его одного, рассчитывая на его признание. Тем временем следователи стали проверять его историю. Они посетили больницу, надеясь найти врача, который оказал террористу первую помощь, но, как выяснилось, в первый же день туда обратилось пять тысяч раненых, поэтому мало кто из медицинского персонала смог запомнить что-то большее, чем море крови и боли. Затем вахтер спросил, не хотят ли они взглянуть на осколки и ключи, которые подобрали на месте взрыва. Находки разложили на подоконнике возле туалета. Один из ключей мог подходить к автомобилю, который был использован при взрыве.
В аэропорту агенты отыскали иммиграционную карточку бен Рашида, где он указал в качестве места пребывания именно тот самый отель, в котором его и обнаружили. А это означало, что он соврал, сказав, что шофер привез его туда случайно. Удалось установить, что звонок в Йемен был сделан за полчаса до взрыва из большой виллы. Прибывшая следственная бригада обнаружила там остатки взрывчатых веществ. Это доказывало, что бомба была смонтирована именно там.
— Вы осуждаете меня за это? — бросил бен Рашид, когда Годен прижал его неопровержимыми доказательствами. — Это ваша вина, расплата вашей страны зато, что она поддерживает Израиль.
Бен Рашид гневно брызгал слюной, пена буквально изливалась из его рта. Он сорвался и вышел из сдержанного состояния, в котором находился на протяжении нескольких дней допроса.
— Мой род убьет вас и ваши семьи, — пообещал он.
Нервы Годена были напряжены до предела. Количество смертей росло изо дня в день: тяжелораненые умирали.
«Почему погибли эти люди? — спрашивал себя Годен. — Они же не имели никакого отношения к Соединенным Штатам, Израилю и Палестине?»
Бен Рашид больше не хотел отвечать на вопросы; теперь он требовал: «Обещайте, что я попаду в Америку. Мой враг Америка, а не Кения. Пообещайте мне это, и я вам все расскажу».
Годен пригласил в комнату Патрика Фитцджеральда, прокурора Южного округа Нью-Йорка. Фитцджеральд установил с подозреваемым доверительный контакт и пообещал, что следователи сделают все от них зависящее, чтобы добиться его экстрадиции в США.
— Мое имя не Халед Салем бен Рашид, — сказал подследственный. — Меня зовут Мохаммед аль-’Овхали, я родом из Саудовской Аравии.
Он сообщил, что ему двадцать один год, у него хорошее образование и что он принадлежит к известной торговой фамилии. По его словам, он проникся глубокой религиозностью в подростковом возрасте, слушая аудиокассеты и читая книги и журналы, прославлявшие мученичество. Кассета шейха Сафара аль-Хавали, в которой говорилось о «Плане Киссинджера» — проекте бывшего американского государственного секретаря оккупировать Аравийский полуостров, особенно возбудила его. Возмущенный подложной информацией, ’Овхали отправился в Афганистан, чтобы участвовать в джихаде.
Юноша прошел курс основной подготовки в лагере «Халдан», научился обращаться с огнестрельным оружием и взрывными устройствами. ’Овхали достиг таких успехов, что удостоился приема у самого бен Ладена, который лично дал ему несколько уроков. ’Овхали в дальнейшем изучал тактику похищения людей, захвата летательных аппаратов и автобусов, штурма зданий и ведения разведки. Бен Ладен постоянно держал его под личным контролем, планируя поручить ему важную миссию.
Когда ’Овхали воевал в отрядах «Талибана», его разыскал Джихад Али и сказал, что они должны наконец стать мучениками в Кении. ’Овхали был озадачен. «Но я хотел бы провести операцию внутри США», — настаивал он. Его собрат сказал ему, что взрыв посольства дезориентирует Америку в тот момент, когда будет проводиться подготовка к основной акции.
— У нас есть план атаки Соединенных Штатов, но мы пока не готовы к такой операции, — сообщил задержанный Годену и другим следователям. — Мы нанесли удары не по Америке, чтобы отвлечь ваше внимание от главного. Предстоит большая операция. Вы ничего не сможете сделать, чтобы ее остановить.
Сотрудники, работавшие с О’Нейлом, часто чувствовали себя так, будто состоят в мафии. Остальные агенты, наблюдавшие за О'Нейлом, делали вывод, что его манеры и одежда, не говоря уже о происхождении, делали его похожим на гангстера. Отец-основатель ФБР Эдгар Гувер лично интересовался каждым молодым агентом, переступавшим порог ФБР, поэтому он отвел в сторону О’Нейла и спросил его о «связях». Единственная черта, роднившая О’Нейла с мафией, заключалась в требовании личной преданности от подчиненных. Это было характерно для преступного мира. Джон мог разрушить карьеру агенту, который перешел ему дорогу.
После взрывов посольств О’Нейл запланировал ежедневные совещания в четыре часа дня, но обычно он появлялся на них часом позже. Его хронические опоздания сильно раздражали семейных сотрудников, которым нужно было спешить к детям. Наконец О’Нейл врывался в конференц-зал и обходил всех участников по кругу, пожимая всем руки, — характерный для него ритуал.
Однажды Джек Клунан, член группы 1–49, поцеловал массивное кольцо с гравировкой «ФБР» на пальце Джона, сказав при этом: «Спасибо, крестный отец».
— Чтоб тебя… — выругался О’Нейл.
Дэн Коулмен докладывал однажды сводку разведданных, когда его прервал О’Нейл:
— Ты сам не знаешь, что говоришь! — Это он бросил человеку, который больше всех в Америке, за исключением Майка Шойера, изучал бен Ладена и его организацию.
— Прекрасно! — сказал Коулмен.
— Я только пошутил.
— Знаешь что? Я всего лишь Джо Шит Рэгмен[62], — горячился Коулмен. — А ты — стратегическое командование. Я не могу защищать мою позицию тем же образом, что и ты.
На следующий день О’Нейл подошел к столу Коулмена и извинился. Тот принял извинение, хотя он часто на совещаниях О’Нейла сам брал на себя ответственность, будто был шефом.
Однажды О’Нейл заметил:
— Ты выглядишь так, словно делаешь прическу ручной гранатой.
