Бен Ладен и его люди были придавлены к земле минометным огнем, продолжавшимся весь день. «Я лежал всего в тридцати метрах от русских, и они пытались захватить меня, — утверждал он. — Я находился под обстрелом, но в моем сердце было столько спокойствия, что мне казалось, что я сплю». Бен Ладен часто рассказывал эту историю как доказательство того, что под обстрелом он удостоился особой благодати. Скорее всего, у него был обморок. Он страдал от низкого давления, которое часто вызывало у него головокружение. Обычно Усама носил с собой мешочек соли, и когда у него кружилась голова, он слюнявил палец, опускал в сумку и затем слизывал соль, чтобы нормализировать состояние.

Неожиданно, в пять часов пополудни отряд под командованием Абу Убайдаха успешно атаковал противника с фланга. Лишенный поддержки с воздуха, советский отряд отступил. «Было только восемь братьев против сотни советского спецназа, но враги впали в панику и скрылись в густом лесу, русские не смогли победить нас, — вспоминал бен Ладен. — Около тридцати пяти солдат и офицеров спецназа были убиты, остальные бежали. Моральный дух моджахедов воспрянул, и не только в нашем районе, но и во всем Афганистане».

Они одержали великую победу сразу же после тяжелого поражения. После битвы за «Логово льва» Абу Убайдах подарил бен Ладену трофей, взятый у убитого советского офицера, — короткий автомат Калашникова АКС-74, с деревянным цевьем и характерным рыжим магазином. Данная модификация известного оружия предназначалась для парашютистов. Впоследствии автомат будет постоянно висеть у него на плече.

Вся операция продолжалась три недели. Она была заслугой скорее Сайяфа (который контролировал местность вокруг «Логова льва»), нежели бен Ладена, но арабам удалось снискать себе славу смелых и бесстрашных, которая стала частью легенды, по крайней мере, для них самих.

Пансионы в Пешаваре вновь распахнули свои двери. С советской точки зрения бой у «Логова льва» был лишь небольшим отвлекающим эпизодом в тактическом отступлении из Афганистана. В религиозной атмосфере последователей бен Ладена существовали фантастические представления, что они живут в сверхъестественном мире, где реальность склоняется перед верой. Для них первый бой у «Логова льва» положил начало мифу, что их охраняли сверхъестественные силы. Несколько лет спустя огромная советская империя раскололась на части — в результате той раны, которую мусульмане нанесли ей в Афганистане, верили джихадисты. Они считали себя авангардом, который должен продолжать битву. «Аль-Каида» родилась на стыке двух представлений: вера сильнее оружия и готовность умереть — билет в священное царство, где происходят чудеса.

В 1986 году около миллиона афганских беженцев заполонили северо-западную приграничную провинцию. Этот район превратился в организационную базу джихада против советского вторжения в Афганистан. На улицах Пешавара бродили толпы людей в пестрых национальных костюмах, говорящих на разных языках, что создавало непередаваемое ощущение космополитизма у всех, кто там побывал. В этом месте можно было встретить сотрудников благотворительных организаций, исламских добровольцев и разведчиков со всего мира. Подпольный поток денег и оружия сотворил экономический бум в городе, всегда существовавшем лишь за счет контрабанды. Почти все сокровища Афганского национального музея: статуи, драгоценные камни, антиквариат, даже разобранные буддистские храмы, — попадали на контрабандный рынок — базар под открытым небом на окраине города и в сувенирные лавки обшарпанных отелей, куда приезжали толпы иностранных журналистов, чтобы освещать войну. Афганские полевые командиры переправили свои семьи в университетский городок, где под сенью эвкалиптов и магнолий проживали представители высокооплачиваемых профессий. Предводители моджахедов богатели, присваивая себе часть многочисленных субсидий, которые американцы и саудиты давали на войну. Кровавые междоусобицы, наряду с подрывами и покушениями, организованными агентами КГБ и ХАД[40], приводили к тому, что командиры повстанцев чаще гибли в Пешаваре, чем на поле боя. В городе, где раньше оглушительно стрекотали мотоциклы и курсировали старые автобусы, размалеванные местными кустарями, появились новые лимузины «Мерседес» и джипы «Тойота Лендкрузер», которые старательно маневрировали среди повозок, запряженных осликами. В воздухе витала серая дымка от выхлопов дизельных моторов. «Пешавар стал местом, откуда хотелось бежать, — вспоминал Усама Рушди, один из первых египетских джихадистов. — Обстановка вызывала отчаяние: человек переезжал из неблагополучного места в еще более худшее».

В 1986 году по окончании контракта с клиникой в Джидде доктор Айман аль-Завахири влился в арабскую общину Пешавара. Он чувствовал себя свободнее, чем во время своих первых визитов до того, как попал в египетскую тюрьму. Он гордился, что Пакистан стал ему вторым домом. В детстве Айман жил здесь, когда его дедушка по матери служил послом в Исламабаде. Он быстро научился носить шальвар-камиз: длинную сорочку и широкие свободные брюки. Его брат Мохаммед, послушно следовавший за ним с детства, тоже приехал в Пешавар. Братья были очень похожи, хотя Мохаммед — темнее, немного выше Аймана. Мягкий и почтительный, Мохаммед отвечал за финансирование «Аль-Джихада».

Завахири получил место врача в госпитале Красного Полумесяца, субсидируемом Кувейтом. Как и в большинстве здешних благотворительных учреждений, сотрудники больницы состояли в «Обществе братьев-мусульман». Они не любили Аймана за длинный полемический трактат под названием «Горькие плоды», в котором он критиковал «братьев-мусульман», сотрудничающих, по его мнению, с неверными режимами — иными словами, со всеми арабскими правительствами. Он называл их «игрушкой в руках тиранов». Завахири требовал, чтобы они публично отреклись от «конституций и рукотворных человеческих законов, демократии, выборов, парламента» и объявили джихад порядком, который ранее поддерживали. Напечатанные в кустарной типографии книги распространялись по всему Пешавару. «Если нужно было купить продукты, то продавец в магазине спрашивал, не нужно ли бесплатно один или два экземпляра этой книги», — вспоминали арабы.

Другой коллега Завахири по каирскому подполью, терапевт Саид Имам, носил джидистскую кличку Доктор Фадль. Он работал в том же госпитале в Пешаваре, что и Завахири. Доктор Фадль считался писателем и теоретиком. Он был старше Завахири и во время заключения последнего исполнял обязанности эмира «Аль-Джихада». Неудивительно, что он снова руководил организацией. Завахири принял боевой псевдоним Доктор Абдул Муиз (по-арабски «абд» означает «служитель», а «муиз» — «дающий честь» — одно из 99 имен Бога). Он и Доктор Фадль немедленно позаботились о восстановлении «Аль-Джихада», вербуя туда новых членов из молодых египтян-моджахедов.

Вначале они называли себя «Организацией джихада», затем изменили название на «Исламский джихад». Но по сути это был тот же самый «Аль-Джихад».

Кувейтский госпиталь Красного Полумесяца стал центром экстремистского движения, расколовшего арабскую общину. Под влиянием алжирца доктора Ахмеда эль-Веда, известного своими кровожадными проектами, госпиталь превратился в инкубатор новой смертоносной идеи, согласно которой сторонников новой братоубийственной войны, что развернется в исламских странах сразу по окончании войны в Афганистане, необходимо вербовать среди моджахедов.

Ересь, такфир (анафема), или отлучение от исламской общины, лихорадила ислам с самых первых дней. В середине VII века группа мусульман под названием «хариджиты» свергла правление четвертого халифа Али. Одной из причин восстания было решение Али пойти на компромисс со своими политическими оппонентами, чтобы не ввергнуть общину в братоубийственную войну. Хариджиты заявили, что они единственные, кто правильно понимает истины веры; а кто не согласен с ними, тот отступник. Это относилось и к Али, любимому зятю Пророка, на которого они потом и совершили покушение.