Сталин медленно ходил по кабинету, думая о погибшем сыне, о себе, о стране, которая лежала в руинах, о людях, обездоленных войной и потерявших родных и близких. Однако (в этом он был твердо убежден) нельзя жить прошлым, нельзя жалеть себя. Жалость расхолаживает. А расслабляться нельзя ни на минуту. Там, за океаном, что-то замышляют. Сегодняшние союзники завтра могут стать врагами.

Сталин никогда не верил в искреннюю дружбу английских и американских политиков. На союз с СССР их толкнул страх перед Гитлером. Теперь главного врага нет, и они снова ополчатся против Советского Союза. К этому нужно быть готовым. Уже трубят заморские борзописцы, что фашистская Германия была разгромлена не Советской Армией, а победоносными войсками США и Англии. О Советском Союзе вспоминают как-то между прочим — мол, он также участвовал в войне, но его победы незначительны и одержаны благодаря военной помощи, которую оказывали ему Америка и Англия. Собственно, для Сталина здесь ничего не было нового. Он не раз говорил о том, что русские умеют воевать, но не умеют пользоваться плодами своей победы. Их всегда обманывал так называемый цивилизованный Запад. Однако на сей раз, думал Сталин, у заморских ловкачей номер не пройдет.

Сталин был убежден, что США и Англия никогда не согласятся со все возрастающим влиянием и ролью Советского Союза на международной арене, и потому не избежать ни провокаций, ни агресии с их стороны. Его предположения подтверждала и разведка. На столе Сталина уже лежали доклады о послевоенных планах союзников по коалиции. Вся их политика строилась на «сдерживании коммунизма». В рамки этого расплывчатого лозунга входила и «доктрина Трумэна», и сколачивание агрессивных блоков, и окружение Советского Союза плотным кольцом американских баз.

В обстановке величайшей секретности по указанию Черчилля разрабатывался план экстренной операции под кодовым названием «Немыслимое», предусматривающий начало военных действий против СССР с 1 июля 1945 года с привлечением сил немецкого вермахта. Подобное развитие событий Сталин никогда не исключал и был готов к ним. В оперативном плане принимались соответствующие меры противодействия — перегруппировка сил Красной Армии, укрепление обороны, детально изучалась дислокация войск западных союзников.

Однако операция «Немыслимое» не состоялась. Из рассекреченных документов личного досье Черчилля в октябре 1998 года, которые были опубликованы в английской и мировой печати, стало известно, что разработчики плана «Немыслимое» не рекомендовали правительству начинать войну против СССР. Они ссылались на то, что для Советского Союза «пирровой победы» над фашистской Германией, как на это рассчитывали Англия и Соединенные Штаты, не произошло. Победы удалось достигнуть хотя и ценой больших потерь, но все же в масштабах, не истощивших сил государства, не подорвавших его экономическую, политическую и военную мощь.

«В области экономики, — констатировали разработчики, — Россия обеспечивает себя широким спектром материальных потребностей для сухопутных войск и авиации. Военный потенциал России значительно вырос в первой половине 1945 года. Не возникнет для нее серьезных проблем и с продовольственным снабжением. Вооружение Русской армии совершенствовалось на протяжении всей войны и находится на хорошем уровне, не уступает другим великим державам… Из соотношения сухопутных сил сторон ясно, что мы не располагаем возможностями наступления с целью достижения быстрого успеха. Мы считаем, что, если начнется война, достигнуть быстрого ограниченного успеха будет вне наших возможностей, и мы окажемся втянутыми в длительную войну против превосходящих сил. Более того, превосходство этих сил может непомерно возрасти уже в процессе войны…»

Этот документ подписал и начальник Имперского генерального штаба фельдмаршал А. Брук, и начальник штаба ВМС и ВВС. Их анализ был подтвержден в сентябре 1945 года генералом Эйзенхауэром — в то время главнокомандующим союзными силами в Европе — и британским фельдмаршалом Б.Монтгомери.

Сегодня с полной уверенностью можно сказать, что благодаря политике Сталина была предотвращена третья мировая война.

Пройдут годы. К власти в Советском Союзе придут Хрущевы, Горбачевы, елыдины и другие политические «вожди». Они извратят все, что сделал советский народ под руководством Сталина, и начнут переписывать историю заново. В стране образуется пятая колонна, которая за доллары будет продавать интересы государства. Не имея и сотой доли тех качеств, которыми обладал Сталин, они будут порочить имя Сталина, обливать его грязью, принижать его заслуги, чтобы хоть как-то возвыситься самим.

Даже трагическая смерть Якова будет поставлена ему в вину: мог спасти сына, обменяв его на немецкого фельдмаршала, но не сделал… И далее: если он так обошелся со своим сыном, то как он мог жалеть чужих детей?! Он гнал их на смерть, чтобы не потерять власть и спасти свою шкуру. До такого не могла додуматься даже геббельсовская пропаганда.

Но все это произойдет потом, когда Сталин уйдет из жизни. А пока — 1945 год, через два дня Парад Победы, итог его прожитой жизни. Он шел к этому дню долгих и неимоверно трудных 17 лет, преодолевая невероятные препятствия. У него было такое чувство, какое испытывает человек, подымающийся по отвесной скале. Со всех сторон кричали, что ему не одолеть этого подъема и не дойти до вершины, что еще шаг, второй — и он полетит в пропасть, увлекая за собой всю страну, с которой он был в одной связке. А он шел и шел вперед, стиснув зубы. За спиной осталась титаническая работа, неимоверное напряжение. Он сделал все, что мог. Он достиг вершины. Он победил. И он устал. Он ведь тоже человек. Смертный, как и все остальные, из плоти и крови.

О детстве вспоминать не хотелось. Ничего хорошего там не было. Были нужда и голод. Помнил согбенную спину отца, тачавшего сапоги, усталую и озабоченную мать. Отец хотел, чтобы он стал сапожником, а мать — священником. На этой почве часто возникали ссоры.

— В роду у нас не было священников, — говорил отец, — были землепашцы, есть сапожники, а священников не было.

— Не было, так будут, — возражала мама.

И в конце концов настояла на своем. Осенью 1888 года он поступил в Горийское духовное училище.

Иосиф Виссарионович старался вспомнить своих друзей по училищу и не смог — время и потрясающие события последних лет стерли их имена. Но он хорошо помнил атмосферу, царившую в том богоугодном заведении. От всех учеников требовали беспрекословного повиновения, подчинения и выполнения установленных правил. Их учили добродетели, терпению и умению прощать грехи и в то же время жестоко карали за малейшую провинность. Иосиф увидел здесь противоречие и сказал об этом отцам-преподавателям. Его тут же обвинили в вольнодумстве, а в его душу запали сомнения, пока еще не осознанные до конца, в правильности миропорядка, а также мысль о человеческом лукавстве: на словах одно, а на деле другое. Тут одно из двух: или порядки негодные, или их учат тому, чего нет в реальной жизни. Запавшие сомнения не давали покоя. Возможно, они и стали тем зерном, из которого вырос его нигилизм, который был сродни чувствам тургеневского Базарова.

При выпуске из училища отцы-наставники припомнили ему его вольнодумство и придирчиво экзаменовали по всем предметам. Однако не могли ни к чему придраться. Обладая незаурядной памятью, Иосиф наизусть цитировал целые страницы Священного Писания. Это успокоило экзаменаторов и начальство училища. За прилежание и безупречные знания он получил отличную оценку. И никто не знал, что его сердце томит и мучает крамольная мысль о несовершенстве существующего миропорядка.

В том же 1894 году Иосиф поступил в Тифлисскую православную Духовную семинарию. Однако его продолжали волновать не божественные, а мирские заботы. Он искал ответы на мучившие его сомнения. Они и привели его к подпольным группам русских революционеров, проживавших в Закавказье, которые и объяснили ему, в чем заключается суть царившего миропорядка. Здесь он получил свое первое марксистское образование и познакомился с произведениями Ульянова-Ленина.