Вскоре она заявила, что хочет жить в Грузии, на родине отца. Там ее тоже приняли, что называется, с распростертыми объятиями. Ей предоставили квартиру с двумя спальнями и столовой. Предложили прислугу, гувернантку для дочери и машину. Все делалось от чистого сердца, в знак признательности заслуг ее великого отца. Но Светлана не понимала этого. Она всех в чем-то подозревала. И когда ее попросили поделиться воспоминаниями об отце, она отказалась.

Однако она не могла отказать дочери посетить места, где жил когда-то дед, и они отправились из Тбилиси в Гори. Американская внучка Сталина широко открытыми глазами смотрела на лачугу, где родился ее дедушка и слушала рассказ экскурсовода (ее мама ничего не знала о детстве своего отца) о том, как ее дедушка маленьким мальчиком учился в приходской школе, где он изучил три языка: русский, грузинский, греческий (Оле показали парту, за которой он сидел). Потом он учился в семинарии, стал революционером, главой Советского Союза и, разгромив Германию, спас человечество от фашистской чумы. Последнее Ольга уже знала. Она хранила газетную вырезку с фотографией, где ее дедушка сидит рядом с американским президентом Рузвельтом и английским премьер-министром Черчиллем. И девочка впервые подумала о том, какой неизмеримо трудный и славный путь проделал ее дедушка, чтобы из этой лачуги встать вровень с первыми людьми мира и навечно войти в историю. Ольга почувствовала — не могла не почувствовать, — гордость за своего великого деда.

Что касается Светланы, то для нее отец не был примером. Она всю жизнь не могла найти покоя, кочевала с места на место в поисках лучшей доли. В Грузии и Москве ей не хотелось жить. С сыном, племянниками и другими родственниками она рассорилась, обозвав их «хамами» и «некультурными людьми». Ей осталось выяснить свои отношения только с Катей, дочерью, которую она бросила, когда бежала из страны, и которая теперь жила и работала геодезистом на Камчатке. Екатерина знала о приезде матери, но не приехала к ней в Москву и только спустя восемь месяцев после ее приезда прислала письмо. Дочь писала матери, что не прощает ее и не простит никогда. С болью и горечью писала она, что мать виновата не только перед нею, но и перед Родиной, которую она предала, перед своим великим отцом, который спас Отечество и все человечество от фашистских захватчиков и которого она со своими американскими спецслужбами самым бессовестным образом оболгала. Дочь требовала, чтобы мать не пыталась устанавливать с ней контакт и каким-то образом вмешиваться в ее жизнь. Вместо подписи в конце письма Катя написала по латыни Dixi, означающее «судья сказал».

Светлана Иосифовна говорила, что это письмо ее рассмешило. Если она не лгала, то у нее действительно не осталось ничего святого. Только безумная и душевно больная мать может смеяться над тем, что родные дети не признают и презирают ее.

Светлана противопоставила себя всему и всем. Она отказалась от Родины и не нашла счастья за океаном, куда снова уехала. Сейчас она одиноко живет в каком-то пансионате для престарелых. Ее книги, где она снова и снова с каким-то маниакальным упорством изображает черными красками портреты своего великого отца, не имеют ни художественной, ни философской, ни мемуарной, ни исторической ценности. И если с этими книгами, когда пробьет ее час, она явится на суд Божий, то и там не найдет оправдания своим поступкам и будет осуждена на вечные муки.

Говорят, судьба — это характер. Но что такое тогда характер? Это наследственность, или воспитание, или и то и другое, вместе взятое? Если наследственность, то выходит, что в нашей жизни многое предопределено и от нас самих мало что зависит.

Если же предположить, что характер — это воспитание, то здесь и вовсе не вяжутся концы с концами. Пример и опыт отцов дети, за редким исключением, в своей жизни не учитывают. И для этого у них есть все основания. Меняются обстоятельства и условия существования. То, чем жили и восторгались отцы, их детям кажется устаревшим. Это объективный процесс. Наука, техника и новейшие технологии изменили среду обитания и должны были бы изменить и характер человека. Но характер не меняется. Меняется только отношение к изменившимся обстоятельствам. Воспитание отстает от технического прогресса и лишь отчасти влияет на судьбу человека.

Следовательно, характер — это что-то унаследованное от родителей и плюс воспитание. Но так ли это в действительности? Сталин не раз думал о своей судьбе. Как могло случиться, что он, мальчишка из далекого, забытого богом и людьми грузинского села Гори, был вознесен на вершину власти в стране, занимающей одну шестую часть земного шара? Что он унаследовал от родителей и что приобрел от воспитания? Отец был сапожником и не отличался честолюбием. Для него рядовой полицейский был уже великий начальник. Мать — прачка. Ей и в голову не приходила мысль о каком-то властолюбии. Для нее священник, к которому она ходила исповедоваться, был недосягаемой вершиной благочестия и непререкаемым авторитетом.

Воспитание… О каком воспитании можно говорить, если денег не всегда хватало даже на хлеб насущный? Он был третьим ребенком в семье. Двое братьев, родившихся до него, рано умерли, а он остался жить. Почему? В детстве он, как и другие дети в их селе, болел оспой. Многие умерли от этой болезни, а он выжил. Почему? Во время побега из сибирской ссылки он провалился в ледяную прорубь и мог утонуть, но, не умея плавать, не утонул. Почему? Он мог замерзнуть в обледеневшей одежде, когда, выбравшись из проруби, добирался до ближайшего селения, до которого было 16 километров, но не замерз и остался жив. Почему? И таких «почему» набиралось очень много. И если он выходил из безвыходных положений, то это было не просто везение. Тут было что-то другое. Ему казалось, что его кто-то спасает и оберегает, что он кому-то нужен для осуществления каких-то высоких целей. Но кто этот спаситель?

И почему выбор пал на него? Да, природа наделила его аналитическим умом. Он не просто смотрел на окружающий мир, а умел дать оценку происходящим явлениям. Обладая колоссальной памятью и неистребимой жаждой знаний, он познавал мир и психологию людей, видел и знал то, чего не видели и не знали другие. Эти качества не были предметом воспитания, это дано было ему свыше, как говорят, от бога. И где-то глубоко в душе, признаваясь только самому себе, он верил в небесное покровительство и в свою счастливую звезду. Он учился всю жизнь и, воспитывая сам себя, ставил перед собой задачи и решал их, какими бы они трудными ни были.

Были ли у него ошибки? В чем история и потомки его могут обвинить? Эти вопросы он много раз задавал себе. В том, что над ним будет посмертный суд, он не сомневался. Судить о прошлом легко. Все богаты, как говорится, задним умом. Стоит отойти немного во времени, и все, что мы делаем сейчас, покажется совершенно другим. Выйдут из тени наследники Троцкого и Бухарина. Они будут переписывать историю на свой лад. Могут поменять все плюсы на минусы и наоборот. Начнется великая переоценка ценностей. Все будет зависеть от того, кто будет у руля власти. Однажды об этом он сказал Александре Коллонтай.

Говорили они тогда о проводимых реформах и о том, как к ним отнесутся потомки.

— А сам ты как думаешь? — спросила Александра Михайловна. — Будут тебя вспоминать добрым словом?

По возрасту Коллонтай была старше Иосифа Виссарионовича на семь лет. Это была высокообразованная женщина, в совершенстве владевшая многими языками. В партию она вступила в 1915 году и посвятила всю свою жизнь революции, работе и Родине. В 30-х годах была послом в Швеции и время от времени приезжала в Москву. С Иосифом Виссарионовичем у нее установились добрые деловые и дружеские отношения. Ее вопрос не застал Сталина врасплох. Он долго молча прохаживался по кабинету, а потом с какой-то затаенной грустью сказал: