Чтобы был мир и лад в семье, Надежде Сергеевне требовалось подняться на уровень мужа или ему опуститься на уровень жены. Ни тот, ни другая не могли и не хотели этого делать. Правда, существовала еще одна узкая дорога к счастью. Нужно было, чтобы Надежда Сергеевна увидела в своем муже великого человека, способного совершить то, что другим не под силу. Нужно было понять, что судьба определила ей великую роль — быть рядом с человеком, способным преобразовать мир. Но она не могла. Она считала себя образованной и интеллигентной женщиной, закончившей курсы благородных девиц, а его (как постоянно говорили в семье Бухарина) грубым и невежественным сыном сапожника. Она считала свое замужество неудавшимся. Ее раздражало, что в газетах печатаются его статьи и портреты, а преподаватели академии ссылаются на его высказывания. Однажды свое возмущение по этому вопросу она высказала Бухарину, и он нашел ответ на то, чего она не могла понять.

— У него власть, — сказал Николай Иванович, — он захватил ее и пользуется ею. Желающих идти против власти нет. Все боятся. Троцкий было пошел и сломал себе шею. Пойдем мы — нас ждет та же участь.

После такого объяснения, все, как ей казалось, объясняющего, вражда к мужу возросла еще сильнее. Поэтому на его вопрос, способна ли она думать, она тут же с раздражением ответила:

— Я способна думать, а у кого много власти, тому думать не требуется. Сила есть — ума не надо.

Во время разговоров с женой у Сталина всегда было ощущение, что он говорит с человеком, который его не слышит. А редкие попытки что-то объяснить, понять, поговорить о том, что ее волнует и что она хочет, ни к чему не приводили.

Жена Жданова называла ее «душевно больной», так как «не было причин ей томиться и страдать». Возможно, так и было, и этим пользовались его противники.

Пленум, которого так ждал и боялся Бухарин, начал свою работу в апреле 1929 года. К тому времени Троцкий уже был выслан из страны. Однако многочисленные его приверженцы и соратники были повсюду: в партии, в армии, в промышленности и сельском хозяйстве. Выбитое из рук Троцкого антисталинское знамя подхватил Бухарин. Он и его единомышленники пытались задавать тон и на пленуме. В своих выступлениях Угланов, Томский, Рыков, Розит критиковали Сталина за проведение «военнофеодальной эксплуатации крестьянства», за разложение Коминтерна и насаждение бюрократизма в партии. Все эти вопросы многократно обсуждались накануне пленума в доверительных беседах. Сталин пытался переубедить Бухарина, доказывал, что линия партии направлена на стабилизацию экономики, а проводимые реформы в сельском хозяйстве и промышленности имеют огромное стратегическое значение, связанное с усилением обороноспособности страны. Бухарин слушал доводы Сталина, соглашался, а спустя несколько дней после беседы в «Правде» появилась декларация за подписью Бухарина, Рыкова и Томского, в которой они подымали все те же вопросы и заявляли о своем несогласии с политикой сталинского ЦК.

Словом, переговоры и разговоры по спорным вопросам ни к чему не привели. Тройка стояла на своем. А для большей убедительности своей правоты все ее члены дружно подали заявления о своей отставке. Дело принимало серьезный оборот. Создавалась угроза правительственного кризиса и раскола партии. Сталин принял решение не замалчивать разногласия, не идти на какие-либо компромиссы и уступки, а обсудить все вопросы на пленуме. Он был уверен в правильности взятого курса партии на индустриализацию и коллективизацию страны.

Главным противником этого направления выступал Бухарин. Вокруг него сгруппировались все явные и тайные оппоненты Сталина. «Николай Иванович, — говорил о нем Ленин, — дьявольски неустойчив в политике». Примерно то же, только другими словами говорил о нем и Троцкий. «Свойство этого человека таково, что он всегда должен опираться на кого-либо, состоять при ком-либо, прилипнуть к кому-либо. Незаметно для себя попадает под прямо противоположное влияние и начинает поносить своего идола с той же безответной восторженностью, с какой только что превозносил. Я никогда не брал Бухарина слишком всерьез».

Бухарин имел успех у женщин, он знал к ним подходы и никогда не скупился на комплименты. Это всегда производило должное впечатление. Женщины считали его умным и чертовски обаятельным. Крупская была от него просто без ума. Постоянно восторгалась Бухариным и жена Сталина. Ей очень хотелось, чтобы они дружили семьями. Однако Сталин был осторожен в выборе друзей. На первое место он ставил не личное обаяние, а деловые и нравственные характеристики человека. Что касается Бухарина, то он видел, что в трудную минуту этот «милый человек» может предать. И не случайно Ленин после слов «любимец партии» делает существенное уточнение: «…но его [Бухарина] теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)». Вот так любимец партии! Скорее всего и точнее всего, он не любимец партии, а дамский угодник…

Так кем же все-таки был Бухарин? Николай Иванович родился в 1888 году в семье учителя гимназии. Русский. Учился в Московском университете, но так и не доучился. То ли его исключили, то ли бросил учебу сам. В 1906 году вступил в партию большевиков. Несколько раз арестовывался царской полицией, но почему-то всегда после ареста освобождался. В конце 1910 года был сослан в Онегу, откуда бежал за границу.

В 1914 году был арестован австрийской полицией по обвинению в шпионаже в пользу России. Освобожден за недостаточностью улик и выслан в Швейцарию. В 1915 году был выслан из Швейцарии и какое-то время жил в Норвегии и Дании.

В октябре 1916 года нелегально прибыл в Америку. Здесь встречался с Троцким. Возвращался в Россию через Японию, где с ним случилась крупная неприятность. Перебрав с алкоголем, он оказался в сомнительном заведении, где его спровоцировали на драку и предъявили ложное обвинение в изнасиловании малолетней. По японским законам ему угрожала смертная казнь. Но была предложена альтернатива — сотрудничество с японской разведкой. Бухарин якобы согласился. Однако фактов и доказательств такого сотрудничества у Объединенного Главного политического управления (ОГПУ) не было. Они появились позже, на следствии и в суде в 1938 году, когда на вопрос судьи «Был ли он завербован японской разведкой?» Бухарин скаламбурил: напился, подрался и завербовался. Но это будет потом, почти через 10 лет.

На апрельском пленуме Бухарин выступил против коллективизации на селе и ратовал за развитие фермерского хозяйства. В его выступлении был слабо скрываемый протест против индустриализации страны, объяснение того, что обогащение отдельных лиц на селе и в городе не представляет серьезной угрозы для социализма, а также критика политики Сталина, который под предлогом защиты государства от капиталистических стран создает «индустриальное чудище, истощающее и паразитирующее на тружениках деревни».

Эти обвинения в свой адрес Сталин слышал уже много раз. Его удивляла крайняя беспомощность Бухарина в понимании политической экономии. Похоже, он действительно, как писал о нем Ленин, «никогда не учился» и не изучал Маркса. Но вот что странно и непонятно: почему-то он прослыл выдающимся экономистом и марксистом, ведущим теоретиком партии. Все выступающие оппозиционеры на пленуме цитировали его высказывания по вопросам Коминтерна, экономическим проблемам и индустриализации. Касались они и личных взаимоотношений. Сам Бухарин цитировал дружественные письма из своей переписки со Сталиным. Другие выступающие также делали какие-то странные намеки на личные качества Сталина. Чувствовалась общая координация всех выступающих от оппозиции и их желание уйти в сторону от главных вопросов повестки пленума. Сталин сразу же уловил и пресек эти тактические уловки.

— Я не буду касаться личного момента, — сказал он в своей речи, — личный момент есть мелочь, а на мелочах не стоит останавливаться, у нас не семейный кружок, не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса. Нельзя допустить, чтобы интересы личной дружбы или неприязни ставились выше интересов дела. Наконец, нельзя вопросы личной дружбы ставить на одну доску с вопросами политики, ибо, как говорится, дружба дружбой, а служба службой.