— Что касается сроков проведения операции «Оверлорд», — поддерживая предложение Рузвельта о создании комиссии, продолжал Черчилль, — то если будет решено провести расследование…

— Мы не требуем никаких расследований, — резко сказал Сталин. Он вдруг почувствовал, что терпение его кончается и ему все труднее держаться в рамках дипломатического этикета.

Но все же взял себя в руки и выдержал паузу.

— Если можно задать вопрос, — сказал он наконец, — то я хотел бы спросить англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд» или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?

Черчилль, отбросив всяческую маскировку, пошел ва-банк.

— Операция «Оверлорд» состоится, — сказал он, — если налицо будут известные вам условия.

Сталин помнил об условиях англичан, при которых, по их мнению, высадка через Ла-Манш может быть успешной. Напоминая об этих условиях, Черчилль давал понять, что если они не будут соблюдены, то операция «Оверлорд» может вообще не состояться.

Это была та капля, которая переполнила терпение Иосифа Виссарионовича. Он почувствовал, что дальнейшие переговоры в таком духе бессмысленны. Обращаясь к Молотову и Ворошилову, он сказал:

— Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте.

Черчилль стушевался, покраснел и заерзал в кресле. Он понял, что перегнул палку, что подобный разговор со Сталиным недопустим, и пробормотал, что его «не так поняли».

Чтобы разрядить атмосферу, вмешался Рузвельт.

— Мы очень голодны, — сказал он. — Поэтому я предложил бы прервать заседание на обед, которым сегодня обещал угостить нас маршал Сталин…

Страсти немного улеглись и обед, как обычно говорят, прошел в дружественной обстановке. Старались говорить на отвлеченные темы, среди которых на первом месте стояли гастрономические. Вспомнив, что во время прошлого завтрака Рузвельту особенно понравилась лососина, Сталин распорядился, чтобы доставили «рыбку» для подарка американскому президенту. Вскоре появились четыре рослых молодца в военной ферме. Они несли рыбину метра два длиной и полметра в диаметре. Процессию замыкали два повара-филиппинца и работник американской службы безопасности. Чудо-рыба вызвала живой интерес Рузвельта и всех присутствующих, что еще больше разрядило обстановку на переговорах.

Когда перешли в соседнюю комнату, где подавали кофе, то уже говорили о дружбе, родившейся в глухую годину войны. Черчилль сказал, что он уверен в скорой победе.

— Я полагаю, что бог на нашей стороне, — сказал он, — я сделал все, чтобы он стал нашим верным союзником.

Сталин хитровато посмотрел на Черчилля и тут же ответил:

— Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол — коммунист, а бог, несомненно, добропорядочный консерватор.

Все рассмеялись.

На второй день, когда за завтраком собрались руководители трех держав, Рузвельт с подчеркнутой торжественностью сделал заявление.

— Господа, — сказал он, — я намерен сообщить маршалу Сталину приятную для него новость. Сегодня объединенные штабы с участием британского премьера и американского президента приняли следующее решение: операция «Оверлорд» намечается на май 1944 года.

Сталин внешне спокойно воспринял это заявление. Однако внутренне он ликовал — наконец-то удалось сломить саботаж союзников с открытием второго фронта. Он также был убежден, что в таком решении немалая заслуга Рузвельта, который теперь, после известия об объявлении Советским Союзом войны Японии, был больше Черчилля заинтересован в скорейшем окончании войны в Европе.

— Я удовлетворен этим решением, — коротко сказал Сталин.

На пленарных заседаниях обсуждали проблемы Турции, Польши, послевоенное устройство мира и англо-американский план расчленения Германии.

Та встреча в Тегеране трех глав правительств воюющих государств и ее решения стали историческими. Но Сталин прекрасно понимал, что уступка союзников с открытием второго фронта была не только результатом его дипломатических усилий, но и побед Красной Армии, которая перемалывала немецкие войска на полях сражений.

Кроме того, сговорчивость союзников была обусловлена еще и боязнью, что Красная Армия первая войдет в Берлин и займет важные политические, экономические и военно-стратегические центры Германии.

Иосиф Виссарионович вспоминал (в который уже раз!) канун и начало войны, вспоминал, как английские и американские политики планомерно и настойчиво толкали Германию на войну с СССР. Жуков и Тимошенко тогда настойчиво предлагали, не объявляя мобилизации, перебросить армию из дальних округов страны к западным границам, а он отказывался. Он чувствовал, что Гитлер готовит ему западню и с этой целью подбрасывает нашим разведчикам «достоверную» информацию о своих планах войны с Советским Союзом. В чем здесь была хитрость, Сталин не знал, но понимал: все, что легко достается, не может быть весомым. Если Гитлер готовит внезапное нападение, то почему о нем все болтают? Скорее всего потому, что это типичная провокация. Расчет строился на том, что у него не выдержат нервы и он, получив достоверную информацию о дате нападения, в срочном порядке начнет перебрасывать армию на западные границы, которые еще слабо укреплены и практически не имеют подъездных дорог.

А дальше произошло бы следующее. После сосредоточения основных вооруженных сил СССР на новых, не обустроенных границах, гитлеровцы без объявления войны внезапно нападают и мощными клиньями, имея трехкратное превосходство в живой силе и технике, окружают части Красной Армии, образуют огромные котлы, в которых ее и добивают. Таким образом, одним молниеносным ударом было бы покончено с регулярной армией СССР, уничтожен ее основной костяк. После уничтожения вооруженных сил СССР в приграничных районах страны ни на какое серьезное сопротивление агрессору уже нельзя было бы рассчитывать. В директиве ОКХ от 31 января 1941 года (о которой Сталин узнал, когда было разгромлено фашистское логово и захвачены гитлеровские документы) немецкими разработчиками плана нападения на Советский Союз была поставлена задача: уничтожить «массу русских войск путем быстрейшего продвижения вперед танковых групп и помешать отходу боеспособных войск в просторы русской территории».

Вот, оказывается, где была зарыта собака.

На сей счет существует и достоверное свидетельство Геббельса. «Фюрер подробно объяснил мне, — пишет он в своем дневнике, — существующее положение. Наступление на Россию начнется, как только закончится развертывание наших сил. Русские сосредоточились как раз на границе. Это самое лучшее, на что мы можем рассчитывать. Если бы они эшелонировались вглубь, то представляли бы большую опасность. Они располагают 150–200 дивизиями, может быть, немного меньше, но во всяком случае примерно столько же, сколько у нас. Но в отношении материальной силы они с нами вообще не могут сравниться. Мы не полемизируем в прессе, сохраняем полное молчание и в один прекрасный день просто наносим удар».

Таким образом, вся гитлеровская стратегия была построена на авантюре, в надежде обмануть, переиграть Сталина. Не вышло. Он разгадал этот замысел. Иосиф Виссарионович совершенно правильно оценил сложившуюся обстановку накануне войны. С одной стороны, он принял к сведению поступающие сообщения о подготовке нападения Германии на Советский Союз, а с другой — воспринял их как стремление в неблагоприятных для Красной Армии условиях добиться сосредоточения основных кадровых Ьооруженных сил СССР вдоль неукрепленных новых западно-украинских и западно-белорусских границ с целью их уничтожения.

Одним словом, в сложившейся ситуации решение, которое принял Сталин, было единственно правильным: не передислокация Красной Армии к новым советским границам, а организация глубоко эшелонированной обороны — рассредоточение регулярных войск на обширной территории до 4,5 тыс. километров по фронту и свыше 400 км в глубину.