Самый большой стол тянулся вдоль стены, обтянутой зеленоватыми муаровыми обоями. В центре сидел Сталин, справа от него — Карделл Хэлл, слева — посол США в Москве Аверелл Гарриман. Справа от Хэлла — переводчик Валентин Бережков. Напротив Сталина в таком же порядке по обе стороны от Молотова расположились английский министр иностранных дел Антони Иден, посол Великобритании в Москве Арчибальд Кларк Керр и переводчик Павлов.

Дальше места занимали члены Политбюро и руководители английской и американской внешнеполитических миссий. За другими столами расположились, вперемежку с советскими министрами, маршалами и генералами, члены делегаций США и Англии на Московской конференции. Первый тост произнес Сталин. Он поздравил участников конференции с успешным завершением работы и выразил уверенность, что принятые решения будут способствовать сокращению сроков войны против гитлеровской Германии и укреплению дружбы между союзниками.

— Отныне, — сказал Иосиф Виссарионович, — сотрудничество трех великих держав будет еще более тесным, а атмосфера доверия будет сопутствовать дальнейшим совместным шагам антигитлеровской коалиции во имя победы над общим врагом. Что касается Советского Союза, то я могу заверить, что он честно выполняет свои обязательства. За нашу победу!

Иосиф Виссарионович высоко поднял рюмку, окинув всех взглядом, чокнулся с Хэллом, приветливо кивнул Идену. Все встали, присоединяясь к произнесенному тосту.

Вслед за Сталиным попросил слово Карделл Хэлл. Затем выступил Антони Иден, Молотов, послы Гарриман и Керр, руководители английской и американской миссий.

В одном из перерывов между тостами Сталин наклонился за спиной Хэлла в сторону переводчика.

— Слушайте меня внимательно, — сказал он, — и дословно переводите Хэллу следующее: Советское правительство рассмотрело вопрос о положении на Дальнем Востоке и приняло решение сразу же после окончания войны в Европе, когда союзники нанесут поражение фашистской Германии, выступить против Японии. Пусть Хэлл это передаст президенту Рузвельту как нашу официальную позицию. Но пока мы хотим держать ее в секрете. И вы сами говорите потише, чтобы никто не слышал.

Пока шел перевод, Сталин внимательно следил за выражением лица Хэлла. Он видел, что госсекретарь взволнован. Видимо, такого шага в США ожидали, но не слишком на него надеялись. Рузвельт боялся, что после разгрома фашистской Германии и выхода Советского Союза из войны у него появятся серьезные проблемы в войне с Японией, которые он не в силах будет решить в одиночку.

Предложение Иосифа Виссарионовича, которое он подбросил государственному секретарю США Хэллу 30 октября 1943 года, сработало. Сталин не поссорил союзников, как это было в случае с гитлеровской Германией и Японией, а просто дал понять Рузвельту, что у Советского Союза и Америки могут быть особые интересы, которые отличаются от интересов Англии. С того момента Рузвельт меняет свое отношение к СССР и к Сталину. Если раньше, когда, по предложению Сталина, речь шла о месте встречи на высшем уровне в Тегеране, он не давал своего согласия, под разными предлогами настаивая на других пунктах, то после полученной от Сталина информации о том, что Советский Союз после окончания войны в Европе выступит против Японии, он уже не возражал против Тегерана.

Здесь и состоялась их первая встреча.

Рузвельт разместился в здании Советского посольства. Для Черчилля это было полной неожиданностью. Ведь он предлагал президенту США поселиться в посольстве Англии, но Рузвельт отказался, сославшись на то, что он будет лучше себя чувствовать на собственной территории. И вот теперь…

— Это победа дядюшки Джо (так Черчилль называл Сталина), — с досадой повторял он. — Ох, неспроста он его у себя поселил, что-то тут не так.

Однако как раз здесь и не было ничего загадочного. Рузвельт поселился в Советском посольстве из соображений безопасности. Дело в том, что американская миссия в Тегеране находилась на окраине города, что создавало неудобную и опасную обстановку для ведения переговоров. Участникам встречи приходилось бы по несколько раз в день ездить друг к другу по узким улицам Тегерана, который (как было известно советской разведке) буквально кишел немецкими шпионами, получившими приказ Гитлера (о чем также знала советская разведка) похитить или уничтожить участников Тегеранской встречи. Предлагая Рузвельту поселиться в Советском посольстве, Сталин сказал ему о готовящемся покушении, что и стало убедительным аргументом в пользу размещения американского президента в посольстве СССР.

Как бы там ни было, но Черчилль почувствовал, что при складывающихся обстоятельствах он теряет возможность в неофициальных встречах как-то влиять на американского президента.

Что касается Рузвельта, которого паралич обеих ног сильно ограничивал в свободе передвижения, то он был только рад сокращению утомительных переездов, хлопот с погрузками и выгрузками. Большим удобством было и то, что его комнаты примыкали к большому залу, где проходили пленарные заседания конференции.

Сталин же не без основания считал, что у него появилась хорошая возможность ближе узнать Рузвельта и как политика, и как человека, и как президента.

Их первая встреча состоялась за несколько часов до пленарного заседания. Сталин пришел немного раньше условленного времени. Он неспешными шагами ходил по кабинету, обдумывая предстоящую беседу. Вошел переводчик. Сталин определил ему место за столом.

— Здесь, — сказал Иосиф Виссарионович, указав на диван, — сяду я, Рузвельта привезут в коляске, пусть он расположится слева от кресла, где вы будете хорошо его видеть.

Сталин распределил места таким образом, чтобы он лучше мог видеть лицо президента и его реакцию на обсуждаемые вопросы. Потом он подошел к столику, положил коробку с папиросами, закурил и, прохаживаясь по кабинету, опять погрузился в размышления. Он не рассчитывал на полное взаимопонимание с Рузвельтом. Сталин понимал: если даже они и придут к какому-либо согласию, то нет гарантии, что, вернувшись домой, Рузвельт не изменит своего мнения. В конце концов, на него сильное влияние оказывает его окружение, которое не испытывает никаких симпатий к коммунистам. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов и влияние президента на свое окружение.

Сталин продолжал ходить по кабинету, когда открылась дверь и слуга-филиппинец вкатил коляску, в которой, опираясь на подлокотники, сидел улыбающийся Рузвельт.

— Хэлло, маршал Сталин, — бодро произнес он, протягивая руку. — Я, кажется, немного опоздал, прошу прощения.

Сталин пожал холодную и сухую руку президента.

— Нет, вы как раз вовремя, — сказал он, — это я пришел раньше. Мой долг хозяина к этому обязывает, все-таки вы у меня в гостях, можно сказать, на советской территории.

— Я протестую, — рассмеялся Рузвельт. — Мы ведь твердо условились встретиться на нейтральной территории. К тому же тут моя резиденция. Это вы мой гость.

Открытая непринужденная улыбка, голос и сам вид президента вызывали у Сталина смешанное чувство симпатии и жалости к человеку, которого судьба подняла так высоко, поставив во главе одного из сильнейших государств мира, и одновременно лишила его возможности свободно передвигаться и многих радостей жизни. Это чувство не покидало Сталина на протяжении всех тегеранских встреч. Он сразу понял, что с человеком, познавшим в своей жизни великий триумф и претерпевшим большие страдания, найти общий язык будет несложно.

Они обменялись еще несколькими, малозначимыми фразами и перешли к делу.

— У вас есть предложения по поводу повестки нашей сегодняшней беседы? — спросил Сталин.

— Не думаю, что нам сейчас следует четко очерчивать круг вопросов, которые мы могли бы обсудить. Просто можно было бы ограничиться общим обменом мнений относительно нынешней обстановки и перспектив на будущее. Мне было бы также интересно получить от вас информацию о положении дел на вашем фронте.