Я попыталась что-нибудь сказать, но только прерывисто вздохнула и повалилась на Дина. Он обхватил меня, не давая упасть. Слезы беззвучно текли из моих глаз, все лицо было мокрым, как и футболка Дина. Отчаянно цепляясь за него, я ничего не видела, кроме белой ткани, а в груди у меня ширилась и ширилась бездонная чернота.

— Мой брат мертв, — прошептала наконец я, когда сердце отсчитало ударов двадцать. — Прокторы застрелили его в спину.

Едва слова слетели с моих губ, правда обрушилась на меня страшным, невыносимым грузом. Я повалилась на колени, чувствуя сквозь чулки впивающиеся в кожу песчинки и застарелую грязь, и обхватила себя руками, не в силах унять сотрясавшую меня дрожь.

— Ох, принцесса.

Дин, опустившись рядом, вновь обнял меня. Рыдания вырывались у меня из груди, которую словно ножом пронзало горе. Никогда больше я не увижу Конрада. Никогда не скажу ему, что знаю — он не сумасшедший. Что поняла, почему он сбежал. Не смогу сказать, что простила его.

И я растрачивала свое время на Дар, на Дина, наслаждалась обретенной свободой. Я бросила Конрада в беде, меня не оказалось рядом, чтобы протянуть ему руку помощи.

— Бетина говорила, что он был жив, когда она видела его в последний раз, — прошептал Дин мне на ухо. — Она сказала, его забрали какие-то тени. Ни слова про выстрел. От Народа ты не дождешься правды, Аойфе. Они сами по себе ложь для большинства разумных людей, так почему же они должны быть правдивы с тобой?

— Я не… — выдавила я. — Не похоже, чтобы он врал мне.

— Ты не знаешь наверняка, — настаивал Дин. — В этой жизни ничего не бывает наверняка, малыш.

Слезы у меня иссякли, но глаза припухли и саднили, словно в них насыпали песку.

— Все равно это уже неважно, — пробормотала я, — врал он или нет с самого начала. Я заключила с ним сделку. Я должна вернуться в город, Дин. — Пока Тремейн не выместил злость на всех остальных, кто мне дорог. Я уже потеряла Конрада, но могу потерять еще и Дина, и Кэла. Тогда мне вообще не жизнь.

Дин осторожно поднял меня на ноги — я была теперь словно хрупкая вещь, которую нужно холить и лелеять. Я ненавидела себя в тот момент.

— Это дело опасное. Ты видела, как поступают прокторы с еретиками, которых засекают их радары.

Он утер мои слезы, но тут же полились новые, и его усилия оказались напрасными.

— Я должна, — повторила я. — Должна вернуться.

Слова растеряли свой вес, свою значительность. Слова не уберегли Конрада от пули в спину, когда он остался один на холодных камнях мостовой.

— Ладно, — сказал Дин. — Хорошо. Что-нибудь придумаем. Сейчас переговорим.

Я позволила спустить себя по лестнице и вывести из библиотеки, просто плывя по течению в новом для меня безбрежном море отчаяния. Не удерживаемая ничем, невесомая, я могла плыть так вечно.

Бетина и Кэл сидели у кухонного стола за картами. Бетина как раз с победоносной улыбкой выложила свои.

— Джин!

Кэл вздохнул и бросил те, что держал в руках.

— Это как-то неправильно. Жульничаете, мисси. Меня будто чистит какой-нибудь шулер в салуне на Диком Западе.

— Эй, ковбой, — окликнул Дин.

Кэл обернулся. Его взгляд упал на меня, и глаза моего друга расширились.

— Что ты с ней сделал?

— Помолчи. Она пережила серьезное потрясение, — ответил Дин. — Бетина, у тебя нет горячего чая?

Она отодвинулась на стуле, рассыпав карты.

— Есть, есть. Только что свежий заварила.

— И неплохо бы добавить чего-нибудь покрепче, если найдется.

Бетина накачала воды в оббитый эмалированный чайник и повесила его на крючок над огнем.

— Мистер Грейсон держал виски в ящике стола, в библиотеке.

Усадив меня на стул, Дин вышел и вернулся с бутылкой, наполовину заполненной янтарной жидкостью. У меня не было сил сказать хоть слово, я просто сидела, уставившись прямо перед собой.

Кэл смотрел на нас, сдвинув брови:

— Аойфе, что, во имя Мастера-Всеустроителя, стряслось? Ты выглядишь, как будто призрак увидела.

— Конрад погиб, — прошептала я. Во второй раз произносить те же слова оказалось ничуть не легче, наоборот, в них только добавилось горечи, хоть это и казалось невозможным.

Из Кэла словно выпустили весь воздух.

— Как?!

Дин, взяв протянутую Бетиной чашку, влил туда виски и сунул мне в руки.

— Выпей, — сказал он. — Это поможет.

— Не думаю, что ей сейчас стоит пить, — возразил Кэл.

Дин опустился на стул, держа бутылку в руках:

— Ковбой, если когда и пить, так именно сейчас.

— Мы должны вернуться в Лавкрафт, — проговорила я. — Немедленно.

— Аойфе, это самоубийство! — воскликнул Кэл. — Ты сама так сказала.

— Так было раньше, — ответила я. На вкус напиток был ужасен, горечь чайного листа мешалась в нем с обжигающим язык и горло виски, но зато дурнота понемногу отступила. — До того как я заключила сделку с Народом.

— О чем ты? — Кэл слегка отодвинулся вместе со стулом. — С тобой все в порядке?

— Проклятие, Кэл! — Я хлопнула рукой по столу так, что карты подпрыгнули. — Сейчас не время! Я не сошла с ума! Твоя жизнь, жизнь Бетины и Дина… все они стоят на кону, так что хоть раз в жизни, Кэл, выслушай меня!

— Ладно, ладно, хорошо. — Кэл поднял руки, сдаваясь. — Я слушаю.

Я рассказала всем троим о Тремейне, о том, как первый раз попала в Землю Шипов, о возложенном на мои плечи бремени. Рассказала, что решила отправиться домой и попробовать разбудить королев с помощью Движителя и своего Дара. О том, как реагирует Дар на малейшее раздражение, я не упомянула. Ощущать внутри себя весь Движитель, всю громадную, дух захватывающую мощь его поршней и шестерен… что сотворит со мной такая силища? Я не задумывалась и не обмолвилась об этом ни словом. Я вообще старалась говорить как можно более кратко — от рассказов о Народе во рту оставался мерзкий привкус.

Когда я закончила, Дин негромко присвистнул:

— Да уж, нелегкая ноша тебе досталась, Аойфе.

— Это… это невероятно, — проговорил Кэл. — Этого не может быть.

— Так говорят о том, чему еще просто не придумали названия, — откликнулся Дин. — Но нельзя не признать, что это опасно.

— Я возвращаюсь, — повторила я. — С вами или без вас. — Я была настроена решительнее, чем когда бы то ни было.

— Я только говорю, как обстоит дело, — заметил Дин. — Подумай о грозящей тебе опасности, прежде чем бросаться обратно в железные челюсти города, хорошо? Ради меня.

— Ты видел, чем может обернуться отказ, — ответила я. — Тремейн — отвратительный тип, но мы заключили сделку. Моя семья связана с Народом. У меня есть Дар, значит, теперь эта связь, эти обязательства перешли ко мне.

Я поднялась. Чай с виски взбодрил меня, согрел и хоть немного приглушил боль от потери. Нужно было действовать немедленно, пока я опять не расклеилась.

— Можете помочь мне, можете остаться здесь — я не стану вас упрекать. Но я отправляюсь в Лавкрафт.

Остановку междугородных рейсовок компании «Питер Пэн» на задворках Аркхема испещряли пятна ржавчины, хромированные детали облезли, стекла побились. На пропитанной сыростью скамейке я сидела одна. В руках я держала саквояж, куда запихнула свою школьную форму и дневник отца плюс энергайзер и очки Тремейна. Больше я ничего не взяла. Из одежды на мне были только крепкие ботинки для верховой езды, красное платье и шерстяное пальто. Я решила, что этого хватит.

В конце концов, подумав, я предпочла выскользнуть из дома тайком и без шума, одна, рано утром. Незачем впутывать в это Дина и Кэла. Я заключила сделку, мне и расплачиваться, мне и нести ношу.

Ночью я не сомкнула глаз, все думала о Конраде, о том, что никогда больше не увижу его улыбку, не услышу голос, не почувствую его руку на своем плече. Вспоминала его простенькие фокусы и тот последний, мучительный миг, когда его лицо мелькнуло у меня перед глазами, прежде чем он выронил нож и стремглав выбежал из комнаты. Но мне пришлось отложить воспоминания и двигаться вперед. Я уже не школьница, которая может позволить себе броситься на кровать и удариться в слезы. На мне лежит обязательство. Мой отец тоже потерял брата, но это не остановило его. Я не стану слабым звеном в цепочке Грейсонов.