Он потер лоб.

— Послушай. Дар нельзя пробудить силой, даже если он есть в крови. Он либо просыпается, либо нет. Что ты себе ни думай, что ни воображай, но выбор делает Дар, а не наоборот. — Сунув в рот очередную сигарету, Дин зажег ее. — Скажи я раньше что-нибудь, Кэл вцепился бы проклятому еретику в горло, мы и двух шагов бы из Лавкрафта не сделали.

От злости на скрытность Дина я готова была его ударить, но сдержалась. Дин был прав, хотя это и выводило меня из себя. Если бы он поделился своим секретом до того, как я нашла дневник, я сочла бы его таким же ненормальным, какой все считали меня.

— Да, наверное, — согласилась я, все еще хмурясь. — И все равно врать было с твоей стороны не очень здорово.

— Я только пытался… — начал Дин.

— Я знаю, знаю, — оборвала его я, жестом заставив замолчать. — Все знаю и все понимаю. Но обещай, что никогда больше не будешь так делать. Обещай позволить мне самой решать, что я смогу и чего не смогу принять.

Дин по-прежнему не двигался с места и не отводил взгляда от моих глаз, словно хотел увидеть там ответ на все извечные вопросы.

— Этот мир… — вздохнул он наконец, — далеко не лучший из миров, Аойфе. В нем полно грязи и зла, в нем непросто жить. Во многом здесь хуже, чем под пятой прокторов.

— У меня тоже была не самая лучшая жизнь до того, как я оказалась здесь, — пробормотала я. — Поверь мне.

— Если ты примешь это, то никогда не сможешь вернуться домой, — проговорил Дин. — Никогда не сможешь работать со своими любимыми машинами. Для всех приличных, рационально мыслящих граждан Лавкрафта ты навсегда останешься не более чем еретичкой. Поверь мне, принцесса: они ополчатся против тебя быстрее, чем гули друг против друга над добычей. Ты готова отказаться от всего этого?

Я отпрянула, словно он ударил меня. Но, даже чувствуя закипавшие на глазах слезы, я знала, что он прав. Я никогда не смогу вернуться назад — прокторы арестуют меня. После того что открылось мне здесь, в Аркхеме, в самом лучшем случае меня посадят под замок вместе с Нериссой.

Я не могла больше оставаться даже под этой, почти рухнувшей, крышей ни секунды. Бросившись под дождь и несколько раз чуть не переломав ноги, я рванула бегом через лес.

Дин, тяжело бухая подбитыми сталью ботинками, на своих длинных ногах легко догнал меня.

— Аойфе, остановись, ради всех шестеренок. Прости меня. Я не должен был вот так это на тебя вываливать.

Я нехотя притормозила.

— Ты прав, Дин. Я только зря швырнула свою жизнь под откос из-за какой-то нелепой фантазии. — (Как, по общему мнению, и должно было случиться.) — Пора просто забыть весь этот бред — Дар и прочее, — пока по моей вине вы с Кэлом не угодили на площадь Изгнания.

Он нахмурился:

— На тебя непохоже так сдаваться.

— Дин, мы знакомы меньше недели. Откуда тебе знать, что на меня похоже и что нет? — бросила я. — Кэла отобьет семья — вернется в Академию, отделавшись только легким испугом. Ты и то ускользнешь обратно в Ржавные Доки, ума и пронырливости тебе на это хватит.

Дин потер шею ладонью:

— Что же ты, малышка?

— А у меня ничего и никого нет, — ответила я. — Мне остается только сдаться и молить Мастера-Всеустроителя о снисхождении, как и подобает истинной рационалистке.

— И это правда то, чего ты хочешь?

Тропа сделала поворот и принялась взбираться по склону обратно к Грейстоуну. Идти в гору оказалось куда дольше, да и туман уже ждал нас с распростертыми объятиями.

— Нет… — Я пнула ногой камень. — Конечно, я этого не хочу, Дин. Мне очень хотелось бы верить, что я способна на вещи, которые и не снились обычной девушке. Способна спасти брата, как героиня какой-нибудь книжки. Но книги не имеют ничего общего с реальностью. А реальность — это прокторы, которые рано или поздно нас найдут.

— Ты боишься? — спокойно спросил Дин.

— Ну разумеется, боюсь! — всплеснула я руками. — А ты что, нет?

— По-моему, есть вещи хуже, чем угодить в тюрьму за ересь, — ответил Дин. — Гораздо хуже. И одна из них — бояться до такой степени, чтобы только сидеть и ждать, пока тебя поймают. — Остановившись, он взял меня за плечи. — Из всех моих знакомых ты первая, кто не стал бы так делать, Аойфе. Не разочаровывай меня теперь. Пожалуйста.

Туман сомкнулся, и на мгновение мы остались в нем только вдвоем, Дин и я. Кивнуть, обещая, заставить улыбку вновь заиграть на его губах, казалось в этот момент очень легко. Ведь я и вправду верила отцу. И желала, больше всего на свете, не возвращаться к той жизни, что осталась в Лавкрафте.

— Не буду, — сказала я. — Я не сдамся. Даю тебе слово.

Даже если это означало пожертвовать всем. Я слишком далеко зашла, чтобы оглядываться назад.

Дин отправился в гостиную покрутить эфирник, а я опять вернулась в библиотеку. У меня не было ни малейшего желания вчитываться в дневники отца или беседовать с ним самим, я просто не находила себе места и не знала, чем себя занять; книги же меня всегда успокаивали. Как минимум, они помогут мне забыться на несколько часов, убежать ненадолго от того, на что я дала согласие Народу. Если, конечно, Тремейн попросту не утащит меня в Землю Шипов, где я исчезну, как исчезли отец и Конрад, только потому, что мне не удастся овладеть своим Даром.

— Ты какая-то грустная.

Оторвавшись от полки с книгами по истории, я увидела Кэла, взъерошенного, руки в карманах. Он выглядел таким обычным, что я чуть не расплакалась. Я растеряла все это меньше чем за неделю. Из-за Народа, прокторов или некровируса, пробуждавшегося у меня в крови с подходом шестнадцатилетия, — неважно. Та моя, прежняя, жизнь, в которой был Кэл, кончилась.

— Со мной все в порядке. — Я постаралась изобразить залихватскую улыбку. Кэл покачал головой.

— Для девчонки врешь ты неплохо, но меня тебе не обмануть. Что стряслось?

— Ничего, что можно было бы поправить. — Я вытащила одну из книг. «История рациональной мысли» с кучей комментариев. Том лежал у меня в руках бесполезной глыбой, какой я ощущала сейчас свое тело и разум.

— Это из-за Дина? Он тебе что-то сделал? Ну я ему покажу. — Кэл бросился к двери. — Пусть он сильнее и у него нож…

— Кэл, остановись. — Я положила книгу на стол и шагнула к нему. — Дин здесь ни при чем. Это из-за меня самой. Я думала… мне показалось, я нашла кое-что особенное там, наверху, и потом та наша с тобой ужасная ссора… — Я прижала пальцы к вискам и вдавила ногти. Боль помогла мне сдержать слезы. — Кэл, наверное, мы зря отправились сюда. Тебе нужно вернуться в Лавкрафт, продолжать жить собственной жизнью.

Я ожидала новой нотации о своем якобы безумии, или что Кэл попросту рванет, как пес, спущенный с поводка, обратно в объятия Школы и прокторов. Вместо этого он едва не задушил меня, крепко-накрепко обхватив и прижав к себе.

— Я ни за что не оставлю тебя, — проговорил он. — Ни за что и никогда.

Я обняла его в ответ, так сильно, как только могла. Просто касаться кого-то, не заботясь, что будет дальше, не пытаясь скрыть свои истинные чувства, — на секунду мне показалось, что все беды и тяготы свалились с моих плеч. Я цеплялась за Кэла, пока он мягко не отстранился, убирая растрепавшиеся локоны мне за уши.

— Ну-ну, не может все быть так плохо. Давай выберемся из этой затхлой комнатушки наружу, и ты мне расскажешь, в чем дело.

— Хотела бы я, чтобы хоть что-то было хорошо, — вздохнула я. — Очень хотела бы.

— Идем. — Он легонько ткнул меня в плечо. — До вечера еще далеко, а тут столько мест, которые можно исследовать. Устроим вылазку на часок-другой, и обещаю, ты забудешь обо всем, что тебя грызет.

Даже после прогулки с Дином я была рада занять себя чем угодно, лишь бы не размышлять об отце и брате и о том, что будет с нашей семьей. Я взяла свою накидку, Кэл пальто, и мы вышли через кухню, но вместо того, чтобы повернуть к саду, он выбрал усаженную кустами самшита дорожку, огибавшую западное крыло особняка. Когда-то здесь был настоящий лабиринт, но теперь большая часть живой изгороди засохла, оставив только призрачные следы петлявших стен. За лабиринтом простиралась обширная лужайка, спускавшаяся к пруду, да торчали за железной оградой покосившиеся каменные плиты.