Постаравшись припомнить, что было на базовом курсе по машинам и механизмам в прошлом году, я высвободила из зацепления и поставила на место все сбившиеся с такта шестерни, потом подтянула грузики, чтобы вновь запустить часы. Издав протестующий стон, те опять завертелись безо всякого порядка.
На пороге появился Дин, накидывая на плечи свою кожаную куртку.
— Я тут решил выйти курнуть на свежем воздухе, мисс. Не хотите присоединиться или?.. — Приблизившись, он склонился над моим набором инструментов и, расстегнув молнию футляра, заглянул внутрь. — Вижу, вы нашли себе занятие.
— Да они так тикают, — соврала я, — что заснуть невозможно.
— Даже не знаю, принцесса, — проговорил он, когда я потянула очередную застопорившуюся шестеренку. — Такое старье правда можно починить?
— Тут только ход сбился, — пояснила я, подбираясь к главному узлу и обнаруживая там бессмысленное нагромождение деталей. — Похоже, чтобы они заработали, придется все разобрать и перенастроить заново.
— Помощь не требуется? — улыбнулся Дин.
Я вытащила первую шестерню вместе с осью и положила ее на ковер, отметив, где она располагалась в корпусе.
— Ты ведь вроде курить собирался?
Дин вложил мне в руку ключ, который я пыталась нащупать, наполовину забравшись в часы.
— Подождет.
Даже для искушенного часовщика задача перебрать такой большой и сложный механизм оказалась бы непростой. К тому времени, когда мы с Дином вытащили наконец все шестеренки, оси и штоки, оба были с ног до головы в смазке, а стены библиотеки не раз оглашались проклятиями. От выпотрошенных часов остался один безмолвный остов, и при мысли, что я могла бояться их, как какого-нибудь чудовища, на щеках у меня выступала краска стыда.
На то, чтобы почистить и заново собрать механизм, времени ушло чуть меньше, но все равно почти столько же. И я, и Дин слишком устали, так что работа велась молча, однако никакой неловкости мы не испытывали, действуя в полном согласии — он тщательно протирал детали и передавал их мне, а я устанавливала их обратно в корпус. Часы оказались куда сложнее всех, какие мне доводилось видеть, сложнее даже научного хронометра Школы Движителей с шестью циферблатами, который отсчитывал время для всех часовых поясов сразу. Многие зубчатые передачи были насажены на оси, уходившие куда-то в стену и соединенные с другими, невидимыми мне механизмами. Это объясняло и открывавшиеся сами собой двери, и разносившееся по всему дому тиканье.
— Вас с братом, — произнес наконец Дин, прерывая молчание, — видать, водой не разольешь?
— Да, мы заботимся друг о друге, — согласилась я. — Он… кроме него, у меня никого не осталось. — Мне пришлось лечь набок и просунуть запрокинутую голову внутрь корпуса часов, чтобы, аккуратно надавив, поставить на место, к другим, последнюю шестеренку. — Ну вот, теперь заведем и посмотрим, что получится.
— Знатный у вас шрам. — Пальцы Дина скользнули по моей шее, и я чуть не подпрыгнула. — Я и не видел — вы всегда под ноги смотрите.
Дернувшись в сторону, я поднялась и открыла стеклянное окошко циферблата.
— Нужно их завести, — повторила я, твердо решив, что не стану заливаться краской, не расплачусь и вообще ничем не выдам себя. Дина это не касается. Мне все равно, что он может подумать о моем шраме.
— Не хотите, значит, говорить, откуда он у вас? — Дин притворно надулся. — Не очень-то честно с вашей стороны. Обо мне-то вы все знаете.
— Очень в этом сомневаюсь. — Я повернула ключ — он шел туго, но без заминок, шестеренки не стопорились, как раньше.
— Да целую кучу, — откликнулся Дин. — Знаете, что меня зовут Дин Харрисон, что я еретик, но все же дьявольски обаятелен, что я курю «Лаки», а вот к луковым колечкам равнодушен.
Я рассмеялась — кажется, Дин спросил про шрам из чистого любопытства и уже решил оставить эту тему.
— Вот последнего я не знала. — Завод дошел до упора, и я, отступив назад, прикрыла стеклянной створкой зловещие изображения на циферблате.
— Теперь ваша очередь. Ну же, — гнул свое Дин. — Любимая светолента? Фонограмма? С чем обычно пьете молочный коктейль?
— Я со своими тайнами так легко не расстаюсь, забыл? — ответила я, не сводя глаз с пришедшего в движение механизма.
Дин пожал плечами:
— Ну, попытаться-то стоило. Тайны — мой хлеб.
Я слегка, но совершенно искренне улыбнулась в ответ. С тех пор как я получила письмо Конрада, у меня было мало поводов для веселья, но Дину всегда удавалось поднять мне настроение.
— Может, если бы ты лучше старался…
Стрелки часов перепрыгнули на десять, и часы принялись оглушительно бить. Если бы даже какой-то секрет соскользнул с моих губ, он едва ли достиг бы напряженного слуха Дина.
— Однако, — проговорил тот, когда гулкий звон стих. Теперь от звука у меня хотя бы не кружилась голова. — Я неплохо разбираюсь в движках рейсовок, но такое… — Он улыбнулся. — Мозги у вас варят, мисс.
Вытирая руки ветошью из своего набора инструментов, я удовлетворенно следила за плавным, без малейшей заминки, ходом часов.
— Вообще-то можешь звать меня Аойфе и на «ты». — Хотя обращение «принцесса» мне тоже нравилось.
Он не успел ответить — под ногами у нас что-то страшно загрохотало, загудело, словно там пробуждался огромный зверь. Глаза Дина расширились.
— Это еще что такое?
Книги на полках задрожали, словно пытаясь сбросить обложки и улететь. Я уцепилась за шкаф, пытаясь удержаться на ногах. Рука Дина обхватила меня, не давая упасть.
— Не знаю! — прокричала я сквозь шум. Откуда-то издалека донесся звон посуды и вскрик Бетины. Что я опять натворила?
— Аойфе? — В библиотеку, оступаясь на вздыбливающихся половицах, пробрался Кэл. — Что происходит?
— Не знаю я!
Я и вправду ничего не понимала. Паника моя возрастала вместе с грохотом, доносившимся снизу. Мы словно были где-то в недрах лавкрафтовского Движителя, который работал на полной мощности: давление все поднималось, и никакого сбросного клапана.
Вдруг гул смолк так же внезапно, как начался, и часть стены над письменным столом совершенно беззвучно отъехала в сторону, открывая коридор, подобный проходу в кухню. Только эта потайная дверца была меньше и куда более старой, ее явно соорудили еще при постройке дома. Под ней оказалась латунная панель в половину моего роста, но вдвое шире меня. Небольшую нишу в стене заполняли многочисленные ручки и переключатели, вентили и щит с предохранителями — совсем древними, еще стеклянными.
Я приблизилась, невольно отмечая про себя, насколько искусно все сделано. Однако тревога моя росла. Такое количество потайных комнат с потайными панелями управления, которые наверняка контролируют что-нибудь еще потайное, не сулило ничего хорошего.
Дин, выдохнув, разжал кулаки.
— Что-то новенькое. Для чего это все, как считаете?
— Понятия не имею, — откликнулась я. Панель походила на ту, что я видела на «Беркширской красавице», но выглядела куда более старой, даже старинной, да и всяких ручек и кнопок здесь было куда больше, чем на сравнительно простой приборной доске дирижабля.
— Не трогай! — предостерегающе крикнул Кэл, когда я шагнула ближе. Я бросила на него сердитый взгляд через плечо.
— Кэл, это просто металл и дерево. Зубы у него не вырастут. — Конечно, осторожность не повредит, но вот бояться я совсем перестала. С машинами у меня всегда все получалось.
Я приблизилась к усеивавшим панель рядам переключателей, помеченных табличками «Библиотека», «Холл», «Подвальные ловушки» и еще дюжиной других, все на пожелтевших квадратиках пергамента, буквы выведены с педантичной аккуратностью явно мужской рукой.
Конрад просил меня починить часы — я послушалась и обнаружила скрытое сердце Грейстоуна. Мой брат исчез, прежде чем ему удалось воспользоваться панелью — уж не знаю, для каких целей. Но он предусмотрел такой вариант, он отправил мне письмо, он оставил спрятанную записку. Он не сомневался, что я откликнусь на его призыв.