— Ох! — хлопнул себя по лбу Антипов. — Кстати, о Смоленском рынке… Простите великодушно, сразу нужно было сказать, да я запамятовал… Я ведь вам адресочек-то достал, Дмитрий Степанович, ну, тот, что вы просили давеча. Мещанина Константина Василькова. Не серчайте, что ждать вас заставил, дело больно нелегкое оказалось. Но ничего, справились-таки мои орлы. Действительно, проживает такой мещанин в меблированных комнатах «Феодосия» в приходе церкви Николы на Щепах. Это от Рынка по Проточному переулку спуститься нужно в сторону реки и за угол свернуть. Там двухэтажный дом с вывеской. Место, конечно, сомнительное, не первого разбора эти номера, всякое там случается…
— Господи, Павел Мефодьевич, дорогой, какое дело вы для меня сделали! — закричала Мура, лицо которой, и без того оживленное, буквально засветилось от радости. — Если бы вы знали, голубчик, как я вам благодарна! Вы настоящий ангел!
— Ну, ангелы у нас в сыскном не служат… Они по другому ведомству.
— Не скромничайте, милый Павел Мефодьевич! Вы позволите, я вас поцелую от избытка чувств?
— С превеликим удовольствием!
Антипов подставил под поцелуй Муры сначала правую, потом левую щеку, и она, смеясь, его расцеловала.
«Врет Антипов, что позабыл про адрес, — ревниво подумал Колычев. — Наверняка просто хотел повыгоднее свою новость преподнести…»
Впрочем, Антипова и вправду было за что поблагодарить.
— Ну что, завтра отправимся в гости к твоему брату? — спросил Колычев Муру, когда Антипов удалился наконец восвояси.
— Нет, не завтра. Послезавтра.
— Почему? Ты ведь так ждала этой встречи. Зачем же откладывать?
— Затем, что мне нужно собраться с духом, с силами, с мыслями. Я очень ждала этой встречи и теперь еще больше жду… Но… Как бы тебе объяснить, Митя? У меня состояние полного сумбура, сейчас я в смятении, в нервах, и мне нужно успокоиться, чтобы пойти в эту «Феодосию» с холодной головой и повести себя с братом правильно. Он человек сложный…
Колычев подумал, что в семье Муры всегда все было как-то излишне сложно. Если бы он узнал адрес своего потерянного брата, то, наверное, побежал бы к нему сразу же. Но, с другой стороны, никакого брата у него никогда не было. А если бы был? Да еще такой, как у Муры, — картежник, шулер и скорее всего мелкий жулик…
Бог весть, как вел бы себя Колычев и сколько времени ему понадобилось бы, чтобы собраться с силами для родственной встречи… А Мура просто светилась от счастья.
Утром Мура сказала:
— Митя, сегодняшний день мы с тобой превратим в настоящую сказку. Я хочу, чтобы он нам запомнился на всю жизнь. Понимаешь, раз Володька нашелся, моя жизнь может резко поменяться — придется няньчиться со своим непутевым братцем, и я уже не смогу уделять тебе столько времени, сколько мне хотелось бы. Но сегодня мы еще принадлежим друг другу, а братец пусть немножко подождет…
Митя не очень внимательно прислушался к этим словам. Подумаешь, Володька нашелся! Он же не грудной младенец, чтобы так уж с ним нянчиться. Взрослый мужик, постарше самого Дмитрия будет… А в том, что у Муры появится какое-то занятие, пусть это будет даже забота о непутевом брате, нет ничего плохого, иначе она скоро начнет изнывать от безделья.
— А куда же мы отправимся превращать наш день в сказку? — весело спросил он. — Поехали в какой-нибудь хороший ресторан — в «Эрмитаж», в «Метрополь»… «Прагу» не предлагаю — она рядом с ненавистными нам номерами «Столица»…
— Ой, не напоминай мне о них, Митя! — засмеялась Мура. — Знаешь что. Если хочешь доставить мне удовольствие, поехали в Охотный ряд, в трактир Егорова. Это такое забавное, такое экзотическое место…
— Мура, но это же извозчичий трактир…
— Глупости, извозчики закусывают там на первом этаже. А второй, верхний этаж — для чистой публики. Там бывает в основном купечество, такие, знаешь, старозаветные бородачи, прямо из пьес Островского. А кормят у Егорова очень вкусно. Поехали, Митя!
В нижнем этаже трактира и вправду все было забито извозчиками с красными, обожженными морозом лицами. Они закусывали, не снимая своих толстых синих на ватном подбое армяков. От тарелок с горячей едой, от самоваров и чайников, от дыхания десятков людей под низкими сводами трактира стоял пар, как в бане.
Мура потащила Дмитрия куда-то вверх по лестнице, где в чистых залах для состоятельной публики, тоже жарко протопленных, с низкими сводчатыми потолками, купцы запивали шампанским блины…
В углу, где красным огоньком теплилась лампадка, висел старинный, почерневший от времени образ богородицы-троеручицы. Мура перекрестилась на икону и уселась на черный кожаный диванчик у длинного стола.
— Ты чувствуешь, Митя? Тут русский дух, тут Русью пахнет… А ты придумал — «Метрополь», «Эрмитаж»! Крещение все-таки, мы же с тобой православные люди…
Колычев внутренне усмехнулся. Какой Мура еще, в сущности, ребенок!
К ним уже спешил половой в белой русской рубахе с красной опояской.
— Вечер добрый! С праздничком, господа почтенные! Чего покушать желаете? Икорки, семужки, блинков? К закусочке можно графинчик домашнего травничку подать, а к ушице — хересу, херес на редкость хорош…
— Вы нам еще наваги подайте, у вас ее готовить умеют. А к наваге тоже хересу, раз уж он так хорош…
Мура перехватила инициативу и сама отдавала все распоряжения касательно обеда, а Дмитрий только удивлялся — она вела себя так уверенно, словно часто доводилось ей обедать в подобных местах и все тут было Муре хорошо знакомо.
«Играет в купчиху, — подумал он, улыбаясь. — Какая она все же забавная… И какая красивая!»
Глава 19
Апрель 1906 г.
Выслушав рассказ Савина о событиях в Москве, Азес отнесся к нему с большим недоверием.
— Не понимаю, как вы могли так легко отказаться от дела, в которое вложили столько сил, — произнес он, лениво роняя слова. — Ты говоришь — за вами следили… Сомнительно это, братец, сомнительно! Если бы следили, то наверняка и арестовали бы. Но у страха глаза велики… Ничего толком не проверили, не узнали — и пустились наутек. Поторопился ты уехать из Москвы, Борис, поторопился.
Савин был готов к таким подозрениям. Он принес с собой номер «Нового времени», в котором была напечатана заметка, расписывающая московские события в самых унылых тонах. Шайка злоумышленников-де приготовляла покушение на адмирала Дубасова, но благодаря самоотверженным действиям полиции заговор был своевременно раскрыт, членам шайки же удалось скрыться.
Савин молча с гордым видом протянул лист с заметкой Азесу. Вот пусть посмотрит и поймет наконец, какой опасности они избежали и как ловко ухитрились провести полицию…
Пыхтя папироской, Азес пробежал глазами отчеркнутые строки.
— Ну, может, там что-то и было, а может, брешут, как всегда… Пережди несколько дней и поезжай обратно в Москву. Дело нужно закончить.
Савин на секунду онемел. Да что же это такое, издевается Азес над ним, что ли?
— Знаешь что, — заговорил он наконец с обидой, — по-моему, посылать меня снова в Москву означает подвергать московскую организацию напрасному риску! (Вот так, не его, Савина, жизнь, а деятельность организации — это звучит достойнее!) К тому же, проводя слишком много времени в Москве, я реже, чем того требует покушение на Дурново, бываю в Петербурге. А ведь на мне еще и ликвидация Татаринова висит… В интересах дела я предлагаю заменить меня кем-то в московской группе, если есть такая возможность. (Савин даже придумал уже, кто именно должен заменить его в Москве — идея была на редкость удачной.) Вот ты, между прочим, ни разу за это время в Москве не был, тебя тамошние шпики не знают… Будет во всех смыслах гораздо целесообразнее послать в Москву тебя! (И пусть попробует отвертеться! Критиковать чужую работу каждый может, а пойди-ка на практике подготовь хорошее покушение!)
