— «Ах, Самара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокой ты меня…» — пропел Слава. — А дальше?
— Не помню, — сказала Надя и улыбнулась.
— Это надо бы у Розы Баглановой спросить! — вздохнул Славка.
— А кто такая Роза Багланова? — оживился один из ребят.
— То же самое, что Ирина Бугримова, — сказал Слава, — только она пела… Темные вы, ребята, а мы с Надеждой Тимофеевной старые…
— А говорят, Бугримову львы съели, — сказал один из ребят.
— Нет, тигры, — поправил его второй. — Тигры!
— Ну вот, — сказала Надя. — Верите всякой ерунде. Ничего они не съели, тигры.
— Отсутствие информации порождает слухи, — сказал Слава, наигрывая на гитаре. — Это вам, Надежда Тимофеевна, как нашему депутату надо хорошо запомнить… Двумя ногами ходят слухи… У меня вообще к вам есть ряд вопросов…
— Славка, брось! — одернула его Лиза.
— Что значит — брось? — возмутился Слава. — Можно, Надежда Тимофеевна?
— Валяй, — разрешила Надя. — Слушаю тебя.
— На мою избирательную бюллетень вы можете безусловно рассчитывать, — сказал Слава. — Но есть ряд вопросов…
— А почему ты, как мой избиратель, шляешься тут, а не спешишь сейчас на встречу со мной? — спросила Надя.
— А мы разве с вами уже не встретились? — удивился Слава. — А Лизавета и эти супермены как несовершеннолетние нрава голоса не имеют, но пусть послушают…
— Это они — несовершеннолетние? — не поверила Надя. — Сколько же вам лет, ребята?
— Мне шестнадцать, — сказал один, а второй независимо промолчал.
— Акселерация, — объяснил Слава. — Дети научно-технической революции… Вы, ребята не обижайтесь.
— Так о чем же ты хотел меня спросить? — повторила Надя.
— Сразу не сообразишь… — усмехнулся Слава. — Надо еще свыкнуться: как же, член правительства на нашей улице живет! Хотя, безусловно, вас теперь из нашего захолустного района переселят…
— Ты так считаешь? — спросила Надя.
— А вы — нет?.. Вообще у вас теперь вся жизнь резко переменится… Может, вы сейчас в последний раз пешком идете… Я, между прочим, совершенно серьезно говорю… А вообще — смешно…
— Что — смешно? — спросила Надя.
— Да так… — улыбнулся Слава. — Первый раз точно знаю, за кого голосую…
— Как так? — не поняла Надя.
— А что тут удивительного? — сказал Славка. — Я в прошлый раз голосовал и даже понятия не имел, за кого… Так, посмотрел на фотокарточку — на заборе висела, — вроде парень ничего… Сорок пятого года рождения… А в общем, какая разница?
— Ты считаешь — никакой? — спросила Надя.
— А вы как считаете?
— Я считаю, разница есть.
— Ну и считайте, — спокойно согласился Славка. — Считайте, что есть… А нам все равно, а нам все равно!.. — ударил он по струнам. — Мы волшебную косим трын-траву…
— Ты об этом хотел меня спросить? — остановила его Надя. — Об этом?
Лиза и ребята настороженно молчали.
— Вы о чем? — Слава спокойно посмотрел на нее. — Пустяки все это, Надежда Тимофеевна. Суета сует. Я же вам сказал: на мою бюллетень вы можете абсолютно рассчитывать. А я — голос массы… народа, населения.
— Не хочешь говорить… Ладно… — Надя провела ладонью по лицу. — Твое дело… Тогда у меня к тебе всего один вопрос.
— Пожалуйста, — разрешил Слава. — Только без политики.
— Без политики, — успокоила Надя. — Чего ты каждый вечер пьешь?
— Как чего? — удивился Слава. — Портвейн розовый.
— Это с Лизой? — спросила Надя.
— Она тут ни при чем! — возразил Слава. — Лиза, а ну дыхни на Надежду Тимофеевну!
— Отстань! — зло сказала Лиза.
— Она же только березовый сок пьет, — пояснил Славка. — Любимый напиток Сергея Есенина. Этот сок у нас тут в трехлитровых банках продают… Вот, кстати, интересный вопрос: сколько же надо погубить берез на одну трехлитровую банку сока? Куда смотрит охрана внешней среды?
— Веселый ты парень, Славка… — сказала Надя.
— Чисто внешнее впечатление…
— Может быть… — Надя помолчала. — Сам пьешь — тебе хуже. Да и не в этом дело… А Лизу за собой не таскай! Понял? Это я тебе серьезно говорю.
— А кто ее таскает? — Славка впервые вышел из себя. — Я тебя таскаю? — обратился он к Лизе.
— Пошли! — Лиза дернула его за рукав, быстро взглянула на Надю. — Никто меня не таскает!
— Передай отцу, завтра я после работы зайду, — сказала ей Надя, чего не хотела говорить. — Часов в семь.
— А его дома не будет! — резко ответила Лиза.
— Ты, главное, передай, — сказала Надя. — Спасибо, ребята, за музыку.
Она пошла вниз к набережной. Знала, что смотрят ей вслед и что-то говорят. Вот интересно — что?
«Волга» неслась по вечерним улицам. В машине их было четверо. Рядом с шофером сидел сравнительно молодой человек (представитель обкома), позади него — Надя и Григорий Матвеевич (доверенное лицо депутата, начальник цеха, где работала Надя, лет пятидесяти, в темном костюме, белой рубашке и даже при ордене Трудового Красного Знамени).
Если молодой человек, сидевший рядом с шофером, был невозмутим, то Григорий Матвеевич был настроен нервно и состояния своего не скрывал.
Надя растерянно смотрела в окно: улица, толпа вечерняя, огни.
Григорий Матвеевич. Ты построже не могла одеться?
Надя. А что, форму специальную ввели на кандидатов в депутаты?
Григорий Матвеевич. Форму — не форму! Я тоже орден не каждый день вешаю!
Надя. Пожалуйста! Могу парашютный значок привинтить. Может, вернемся?
Григорий Матвеевич. Ладно уж!
Надя. Дядя Гриша, да что с тобой? Чего ты волнуешься? У нас, слава богу, не Америка. Раз выдвигали — выберут. А не выберут — тоже ничего страшного.
Григорий Матвеевич. Что ты мелешь? (К представителю обкома): Что она несет? При чем тут Америка! Ты лучше подумай, что людям говорить будешь.
Надя. Что в голову придет, то и скажу!
Григорий Матвеевич. Ты меня не пугай, Надежда! Я тебя знаю!
Надя. Что, может быть репетицию проведем? Я знаю, что мне говорить!
Григорий Матвеевич. Понятно, что без бумажки. Это хорошо. Народ уже не любит, когда по бумажке.
Надя. Дядя Гриша! Уймись! — Я же тебе пояснила: не в Америке — поймут!
Николаев (из обкома). Мы предварительно все с Надеждой Тимофеевной обговорили.
Григорий Матвеевич. Главное — держись в рамках.
Надя. Я сама знаю, как мне держаться! И вообще, дядя Гриша, что ты суетишься? Кого выдвигают? Тебя или меня?
Григорий Матвеевич. Меня никуда не выдвигают! Но и ты не заносись! Знай свое место!
Надя. Это перед кем мне свое место знать? Перед тобой, что ли, дядя Гриша?
Григорий Матвеевич. Не передо мной! И повыше люди есть!
Надя. Конечно, есть. Все выше, и выше, и выше… Способ старый. Чуть что: сразу на кого-то на небесах ссылаться.
Григорий Матвеевич. Сама знаешь, что я имею в виду!
Надя. Ничего я не знаю!
Николаев (из обкома). Ну, товарищи… Надежда Тимофеевна все прекрасно понимает…
Григорий Матвеевич. Я тебе только добра желаю. Не лезь. Не командуй. Ты еще почти что никто. Если уж откровенно, были большие колебания — зная твой характер, выдвигать тебя или воздержаться!
Надя. Где же это были колебания? Опять — там?
Григорий Матвеевич. И там тоже! И с нами, на заводе, тоже советовались! Не зарывайся, Надежда! Не бери на себя слишком много!
Надя. Сколько люди скажут, столько и возьму! Не больше и не меньше. А ты, дядя Гриша, кто, между прочим? Мое доверенное лицо. Доверенное — значит, я тебе доверяю. А ты — мне. А ты ведешь себя, прости за выражение, как баба! Ну, чего ты меня пугаешь? Да что с тобой?
Григорий Матвеевич. Я за тебя отвечаю! Тебе люди такую честь оказали!
Надя. Вот именно — честь! (Шоферу): Машину остановите.
«Волга» резко затормозила.
Григорий Матвеевич. Ты что?
