– …на меду и овечьем жире, – тихонько приговаривала Мод, смазывая рану, – с капелькой настоя полыни, собранной на рассвете. Розмариновое масло и желток, толченая кора дуба, отвар из омелы и ягод можжевельника, ромашки и шалфея. Очень хорошо помогает при ранах и ожогах, я в том не раз убеждалась. Боль утихнет, пройдет, и все быстро заживет…

Она всегда разговаривала с больными, по опыту зная, как важны для них слова утешения и поддержки, и даже перечень состава мазей и свойств растений внушает надежду на выздоровление.

Впрочем, этому больному, похоже, не требовались слова утешения.

Ральф, стараясь растянуть мучительное удовольствие и благодаря всевышнего за воспалившуюся рану, сообщил, что ему становится легче, но еще недостаточно легко, и рана требует, видимо, еще не одной порции чудодейственной мази, втертой столь умелой рукой.

– Вы словно шаман белой совы, – сказал он и поспешил объясниться, чтобы не напугать свою спутницу подобными кощунственными словами. – Это колдун племени дикарей, они называют себя йеттами и живут в далекой стране, что зовется Америка, на берегах огромных прекрасных озер. Я жил в их племени. У них своя, иная вера, и свои боги – тотемы. Йетты поклоняются земле, воде, зверю и птице. Каждый из них выбирает своего зверя-покровителя и живет с его именем, словно он и есть тот зверь, и та птица, – Ральф пустился в рассказ о жителях Америки, то ли чтобы отвлечь себя от греховных мыслей, то ли ему просто захотелось рассказать о своих странствиях колдунье, кружащей его голову.

– И вот здесь, чуть пониже, там тоже болит, – добавил он, последнее относилось к боевой ране в широком смысле слова.

Мод не верилось, что Кардоне на самом деле бывал там, где живут диковинные племена со странными верованиями и покровителями. Наверное, он вычитал это из каких-нибудь иноземных книг, в которых, как она слышала, могут написать что угодно. Или эти дикари – плод его воображения. На всякий случай она потрогала кожу повыше рубца, чтобы убедиться, что у него нет жара. Кожа у него была теплая, сухая, гладкая и удивительно нежная на ощупь. Мод постаралась вновь сосредоточиться на рубце, а не разглядывать обнаженную спину мужчины, на которой перекатывались крепкие мышцы, но было невозможно не заметить еще несколько старых шрамов – один был под лопаткой, другой тянулся по плечу и исчезал под густыми завитками темных волос на сильной шее.

К счастью, его нынешняя рана не представляла серьезной угрозы для жизни, хотя наверняка доставляла ему немало неудобств. Поразительно, как – при постоянной боли – ему хватало выдержки и терпения проводить много часов в седле, сражаться, да еще таскать на себе горе-попутчицу.

«Наверное, поэтому он все время такой сердитый и раздраженный», – решила Мод, осторожно смазывая поясницу Кардоне – место, на которое он указал, хотя там не было никаких заметных повреждений или припухлостей. В любом случае воспаление непременно пройдет, а рубец разгладится.

Девушка еще раз бережно обвела кончиками пальцев края раны, убедилась, что мазь лежит ровным слоем, и достала длинный кусок чистого полотна. Чтобы наложить повязку, пришлось ближе придвинуться к Кардоне и чуть не заключить в объятия, обматывая ткань вокруг его тела, что вызвало в ней очередную волну смущения и неловкости.

Закончив, она отступила от него и села на овчину, прикрывающую ворох соломы.

– Теперь можно… одеться, сэр, – пробормотала Мод, укладывая коробочку с мазью в мешочек.

Она не поднимала глаз, ни когда он натягивал на себя рубаху, ни когда опустился рядом с ней, вытянув ноги к очагу.

– К вечеру наступит облегчение… надеюсь, – по-прежнему избегая смотреть на Кардоне, Мод уставилась на огонь, вдруг почувствовав себя неимоверно усталой. Она почти не спала ночью, не считая пары часов сна верхом на лошади, а затем столько всего произошло… Девушка подавила зевок, прикрыв рот рукой, и бессильно уронила ее на колени.

– Нужно будет… потом… еще смазать… – с трудом проговорила она. Веки ее налились тяжестью, голову потянуло вниз, и неудержимо захотелось прилечь.

Ральф раскинулся на соломе и с удовольствием потянулся. Усталость переходила в сонную истому – сказывались бессонная ночь, схватки и гонки по Кембриджу и его окрестностям вкупе с соседством молодой женщины, чьи пальцы только что столь нежно касались его тела, а сама она столь доверчиво устроилась рядом и, кажется, засыпала.

По крыше все хлестал дождь, завывал ветер, непогода разгулялась не на шутку. Пламя зашипело брызгами воды, попавших в очаг, поднимая пар, и Ральф нехотя поднялся, чтобы подбросить пищи огню. Он повозился с очагом, раскладывая поленья так, чтобы подольше поддержать огонь без добавочного топлива; выглянул наружу, осторожно приоткрыв низкую дверь и удостоверившись, что дождь льет все с той же силой, словно на Кембриджшир низвергся океан; попытался выжать из опустошенной фляжки несколько капель сахарного вина и вернулся на покинутое ложе. Леди Вуд спала, уткнувшись головой в тюк соломы.

Вновь помянув нечистого, он устроился рядом с нею, разглядывая ее лицо в смутных бликах пламени. Он не мог объяснить, что за чувство посетило его. Странное, незнакомое, никогда не изведанное им ощущение.

«Ты ли это, Кардоне, лежишь рядом с женщиной и даже не пытаешься ничего сделать? Берт бы долго смеялся, узнав о таком…»

Леди Вуд зашевелилась, подвинулась к нему и уткнулась головой в его плечо. Он осторожно приподнял ее, подсунул руку под спину и обнял, прижимая к себе. Пальцы скользнули по груди, стянутой корсетом.

«Что ж, Кардоне, ты переживал и не такие муки…» – усмехнулся он и закрыл глаза. В углу шумно вздохнул рыжий.

Мод смотрела на размокшую после ливня дорогу, по которой под гору, громко чавкая копытами, шел рыжий. Когда дождь закончился, они быстро и молча собрались, и Кардоне довольно ловко зашнуровал на Мод подсохшие платья. Вскоре они отправились в путь, и за все время ее спутник едва обмолвился парой слов. Он выглядел… не сердитым, нет, скорее серьезным и сосредоточенным на каких-то своих мыслях. Она не решалась нарушить это молчание и, как ей казалось, возникшую между ними отчужденность, причину которой безуспешно пыталась понять. Мучила ли его боль от раны, он не выспался, опять был голоден, или ему просто надоело с ней возиться?

Неожиданно рыжий споткнулся, припал на одну ногу, выпрямился и пошел вперед, но уже прихрамывая на каждом шагу.

– О, пречистая Дева! Конь повредил ногу! – ахнула Мод и в испуге обернулась к Кардоне.

Ральф потянул повод, останавливая рыжего, спрыгнул на землю и принялся осматривать ноги лошади. Осмотр подтвердил его опасения – рыжий потерял подкову, о чем Перси и сообщил леди Вуд, которая, обеспокоенно ерзая в седле, настороженно следила за его действиями.

«Diablo! Этого мне только не хватало! Не день, а буря в холодном море, не одно, так другое – то погоня, то шторм, то женщина под боком…»

Он взглянул на леди Вуд, сердито хмыкнул в ответ своим мыслям и сказал:

– Вернемся, поищем подкову, вещь дорогая, да и неведомо, что за подковы у кузнеца, коего еще надо найти. Схожу туда, где рыжий захромал, а вы ждите меня здесь.

Дорога подсыхала – песок быстро впитывал пролившуюся с небес воду. Ральф прошел дюжины три ярдов, осмотрел дорогу и обочины, но подковы так и не обнаружил. Возможно, она была вдавлена в мокрый песок или потеряна раньше. В конце концов признав поиски безуспешными и промерзнув в еще влажной одежде, он подумал, что наряд леди Вуд также недостаточно сухой, чтобы ожидать его там, в седле, в одиночестве, и вернулся. Не дойдя десятка шагов до всадницы, он остановился, зайдя за ствол березы. Она сидела прямо, лишь чуть наклонив голову, и о чем-то думала, прижав пальцы, обтянутые кожей перчатки, к губам уже знакомым ему жестом. Встряхнув головой, словно таким способом можно было отбросить неуместные мысли, Ральф зашагал к своей спутнице. Не отвечая на ее вопросительный взгляд, вскочил в седло, привычно обнял ее за талию, почувствовав, как она дрожит от холода, и тронул коня.