Кузен осекся, словно сболтнул что-то лишнее.

– Думаю, обед уже готов, – он поспешно встал, поднося ко рту свисток, чтобы вызвать слуг.

– Погодите! – Мод вскочила и ухватилась за рукав его джеркина. – Погодите!

Она потянулась к нему и горячо прошептала:

– Сэр Мармадьюк… Он угрожал мне… Скажите ему, чтобы он оставил меня в покое!

– Что вы такое говорите? – засуетился Стрейнджвей. – Сэр Мармадьюк сказал мне, что жизни без вас не представляет, не мог он вам угрожать!

– Он угрожал мне, – повторила Мод, и опять страх холодком пробежал по ее спине.

– Будьте поосторожней с обвинениями, леди Перси! – Голос кузена вдруг наполнился отвагой и зазвучал почти менторски. – Вы слышали мой совет, и лучше бы вам последовать ему, а не выдумывать всякие глупости!

Он осторожно высвободил свой рукав из пальцев Мод.

– Идемте обедать, кузина…

Ральф возвращался в Лондон, думая о том, что должен непременно найти маленькую леди Вуд и предупредить о возможно грозящей ей опасности, не желая признаваться себе, что хотел найти ее не только ради сей благой цели. Но прежде предстоял визит к королю Генриху.

Путешественники прибыли поздним вечером 3 ноября и переночевали в гостинице. Адвокат Боуз, к которому с утра направился Ральф, в городе отсутствовал, по словам секретаря, уехал в Сассекс по срочному делу. Секретарь же сообщил, что судебное заседание по делу сэра Уильяма, как и по ряду других дел, пока откладывается, а Боуз должен вернуться на днях, вероятно завтра. Отчасти успокоенный, Перси поехал к Скроупу, чтобы забрать оставленные у того вещи. Не задерживаясь там и пообещав скорую встречу, он помчался навстречу судьбе, в Виндзор, где со всем двором находился в эти дни король.

Ральф пересек очередные свои ворота, но на этот раз их не пришлось брать штурмом, решетка поднялась перед ним вскоре после того, как он сообщил о себе и своей миссии. Он не знал, сможет ли проехать под этой аркой в обратном направлении свободным человеком или его повезут обвиненным в государственной измене, и в этом случае он уже не сможет ничем помочь ни своей беглянке-жене, ни сэру Уильяму.

Спешившись, Ральф передал рыжего подбежавшему слуге и зашагал вслед за провожатым к входу в королевские палаты мимо засохшего рва, за которым, окруженная пышным садом, возвышалась массивная круглая башня – крепость в крепости. В этом саду когда-то гуляла леди Джоан [92], и узник Виндзора, шотландский король Иаков I [93]увидел ее из окна башни. Вдохновленный прелестями леди и строфой Чосера, он сочинил свою знаменитую поэтическую «Книгу короля».

Вряд ли сэр Ральф знал эту древнюю историю. Ступая по камням мостовой Виндзорского двора, он думал о том, что, возможно, это его последние шаги на свободе, вспоминал леди Вуд и жалел, что больше не увидит ее. Порядок небес бывает строг и безжалостен.

Широкая лестница и узкий коридор доставили Перси в просторный зал, освещенный высокими окнами. Разговор, что вели перед его приходом присутствующие здесь, затих, все обернулись к нему, не скрывая любопытства. Высокий грузный рыжеволосый и рыжебородый человек в красном с золотым шитьем джеркине, прихрамывая, шагнул к нему, остановился, разглядывая, словно заморскую диковину, – Ральф явился к королю как был, в дорожной одежде, пропыленном джеркине и видавшем виды потертом кожаном дублете. Сэр Ральф с трудом узнал Генриха, которого и видел лишь пару раз в юности, когда отец брал Перси в Лондон и на королевский прием в Хэмптон-корт. Да и нелегко было узнать в мрачном погрузневшем Тюдоре ловкого теннисиста, поэта и музыканта, героя рыцарских турниров, того, о ком лорд Маунтджой некогда написал: «Небеса смеются, земля торжествует, полная молока, меда и нектара. Наш король не жаждет ни золота, ни драгоценных камней, ни металлов, лишь добродетели, славы и бессмертия» [95]. Черты когда-то красивого лица расплылись, потеряв всю привлекательность, взгляд стал колюч и резок. Голос зазвучал в унисон взгляду.

– Сэр Ральф Перси? Ужели странники возвращаются? Граф Норт давно похоронил вас в океанской пучине и прочел погребальную молитву!

Генрих хрипло засмеялся, сочтя, что пошутил, присутствующие подхватили осторожными смешками.

– В пучине вод корабль тонул, но моряка тебе вернул! – раздался звонкий, неестественно противный голос – то королевский шут Секстен, встряхнув бубенчиками на колпаке, обошел Ральфа вокруг. – Ох и красавчик, в дублете дыра, сколько монет прогулял ты вчера?

– Я сам не ведал, что вернусь, ваше величество! – поклонился Ральф. – Спешил исполнить поручение, не успел надеть подобающий костюм!

Последние слова были обращены более к шуту, чем к королю. Шут закивал, звеня бубенчиками.

– Пошел, пошел, Секстен! – рявкнул Генрих, махнув рукой. – Посчитай, сколько ты прогулял сам, бездельник! Рассказывайте же, сэр Ральф! Послушаем нашего гостя, джентльмены.

Генрих заковылял к массивному креслу, стоящему в центре зала, устроился на нем, вытянув ногу. Ральф достал из кошеля небольшой узелок, развязал его и с поклоном протянул королю.

– Что это? – быстро спросил король, метнув на него подозрительный взгляд.

– Для вас, ваше величество… – ответил Ральф.

Генрих взглянул на его раскрытую ладонь, где на холщовой тряпице лежали две розовые жемчужины, глаза короля на мгновение блеснули каким-то бешеным весельем.

Дар королю был тщательно подобран – не то чтобы Ральф планировал нанести визит суверену Англии, он намеревался приехать на родину налегке, дабы не рисковать нажитым состоянием, но взял немного драгоценностей, и среди них – огромные розовые жемчужины, шелковистые на ощупь, удивительно правильной формы – такие редко встречались в Старом Свете.

– Гуляка-гуляка, а знатный купец – хороша курочка, что снесла такие яйца! – птичьим голосом заворковал Секстен, тут же получивший хорошего тычка от короля. Генрих явно наслаждался зрелищем драгоценностей. Он взял крупную, чуть продолговатую бледно-розовую жемчужину, покатал ее на ладони, оценивая форму. Матовый ее бок вдруг словно вспыхнул язычком пламени, вторым, третьим. Стоящие чуть поодаль джентльмены качнулись вперед, пытаясь разглядеть дары в руках короля.

– Отличный жемчуг, сэр Ральф, – голос короля звучал уже не так резко, взгляд потеплел, будто впитал лучезарное тепло карибского жемчуга.

– Вы расскажете мне о своих странствиях и о том, где добывают такие… яйца, – Генрих усмехнулся, покосившись на шута, – но сначала о том, с какой целью прибыли сюда с севера.

Настроение и мысли короля менялись почти мгновенно – тревога и страх за свое будущее, за трон, за судьбу нерожденного наследника не оставляли его, смятение вырывалось то показным спокойствием, то живым гневом. Генриха терзала постоянная обессиливающая боль в ноге: в январе, участвуя в турнире, он упал с лошади, от удара открылась старая рана, которая не желала заживать. Он не мог доверять никому из своего окружения – о чем и писал Норфолку в предыдущем своем послании, предупреждая кузена об осторожности и о том, чтобы тот не вступал в открытый бой с бунтовщиками – их слишком много, они угрожают его трону, а клянутся в верности королю. Но солнечный розовый жемчуг Перси чуть согрел мятущееся сердце Генриха – король любил драгоценности, и ему всегда не хватало средств.