Сэр Уильям кивнул и стянул с пальца перстень.

– Это откроет тебе двери в Боском. Джекоб Смит, мажордом, все знает и приведет тебе нужных людей. В моем кабинете снимается деревянная панель, третья от камина. Это тайник, там и шкатулка твоя хранится, и деньги. Возьми все, что есть. Если земли конфискуют, вы все потеряете. В шкафу найдешь бумаги по Корбриджу, словом, бери все, что сможешь унести. Надеюсь, Мод увезла с собой драгоценности и семейные реликвии. Она девочка сообразительная. Добрая, покладистая. И красивая. На мать похожа… Будешь доволен.

Ральф взял перстень, подержал его на ладони, кивнул и положил в кошель на поясе.

Бальмер хлопнул его по плечу.

– Иди. Удачи тебе в пути! И дай мне знать, что она с тобой, в безопасности. Тогда я умру спокойным… И поклянись, что будешь ей мужем, и хорошим мужем, слышишь, Перси? И больше не оставишь ее. Иначе я тебя с того света достану!

Голос его дрогнул.

– Иди. И передай Мод, моей девочке, что я ее… люблю…

Ральф кивнул, вдруг растеряв слова. Мужчины обменялись взглядами, словно скрепив молчаливый клятвенный союз. Еще пара монет в руку явившегося, словно на зов, тюремщика, грохот запираемой двери – он бросил прощальный взгляд на сэра Уильяма, застегнул ремень с ножнами и зашагал вслед за тюремщиком вверх по лестнице. Свет факела метался по каменным сводам рваными зловещими бликами.

Лодочник оттолкнулся от причала Тауэра и опустил тяжелые весла в мутные воды Темзы. Ральф долго смотрел в сторону уплывающих вдаль мрачных стен тюремного замка, Соляной башни [60], за солеными от крови камнями которой томился в заключении сэр Уильям. Сейчас, когда он воочию увидел тестя, несчастье, боль и отчаяние человека, попавшего в тенета обстоятельств, ставшего разменной картой в политической игре, и судьба его дочери – его, Ральфа, жены – обрели живые формы. Если прежде он думал о них, как думают о лицах на портретах – вроде эти люди существуют и живут, но они словно неживые, не бьются их сердца, и кровь не пульсирует в жилах, они не радуются и не страдают, а лишь смотрят на зрителя с полотен, навсегда застыв в неизменно красивой позе, – то теперь они облеклись для него в плоть и кровь, и маленьким, но существенным доказательством этого стала изрядно ноющая скула с печатью от кулака сэра Уильяма. Фортуна позволила Ральфу коснуться своих запретных прелестей лишь затем, чтобы жестко подтолкнуть к жене, к леди Перси, словно покойный граф, его отец, так желавший этого союза, подал знак оттуда, из своего темного невозвратного далека.

Скроуп был прав – Ральфу нечего было искать в Лондоне. Дела ждали его там, на недавно покинутом севере, – но, прежде чем вернуться в гостиницу и собраться в дорогу, он направил рыжего через Сити, в сторону Вестминстера, спеша к концу обедни. Когда-нибудь наступает момент, что нужно помолиться, сказал он себе, и отчего не сделать это там, куда может прийти маленькая леди с серыми глазами, та, что не отпускает его, не хочет отпустить. Он не станет говорить с нею, если она придет, но лишь взглянет на нее, чтобы убедиться, что ничего особенного в ней нет. На свете множество женщин, и одна из них, между прочим, его жена.

Через некоторое время он подъезжал к месту, что объединило два прихода – аббатство и церковь Святой Маргариты, упрямой мученицы. Когда-то давно саксонский вождь Себерт, вдохновленный своим дядей Этельбертом [61], принял христианство и, как это часто бывает, построил новое на обломках старого – разрушил храм Аполлона, возведенный римлянами в западной части Лондиниума, на месте, что называлось островом Терновника, а теперь зовется Вестминстером, и соорудил церковь, посвятив ее Петру, первому апостолу. Это славное дело продолжили его коронованные последователи. Позже рядом возникла и церковь Святой Маргариты Антиохской [62], выстроенная специально для пользования горожан, дабы они не смущали и не отвлекали монахов-бенедиктинцев аббатства от их высоких молитв.

Обедня недавно закончилась, церковный зал, пронзенный двумя ажурными арочными колоннадами, покидали последние прихожане. Ральф вошел и остановился в проходе, на виду, не в силах произнести ни слова молитвы. Почти мальчишеское, совсем неуместное в этих стенах, волнение охватило его, когда он начал осматриваться вокруг, ища глазами хрупкую фигурку. Потрескивали свечи, откуда-то из глубины от алтаря раздался голос, громко произнесший несколько слов, – прозвучал и умолк, разбился о каменные своды. Так и не сотворив молитву, Ральф повернул к выходу. Он не спешил, сдерживая себя, и остановился у выхода, охваченный внезапным ощущением, что сейчас она войдет в церковь ему навстречу. Он ждал и даже вздрогнул, когда навстречу действительно вошла… почтенная леди с мальчиком, она прошла мимо, склонив голову, стянутую огромным чепцом, но бросив на него строгий отчего-то осуждающий взгляд.

Вскоре Ральф излишне быстро мчался в сторону гостиницы, проклиная себя всеми знакомыми ругательствами на всех знакомых языках.

– Итак, дорогая леди Перси, или вы позволите мне называть вас кузиной Мод? – Стивен Стрейнджвей потер короткие пухлые ручки, откинулся в кресле и с улыбкой посмотрел на сидящую напротив девушку.

– Да, конечно, сэр, – если в начале своего визита Мод и чувствовала себя не совсем ловко, то теперь благодаря гостеприимному приему в доме родственников немного расслабилась и успокоилась.

– А вы можете обращаться ко мне, как к кузену Стивену, по-свойски, как говорится, а к сестрице моей – кузина Джоанна.

Его сводная сестра леди Уиклиф расположилась чуть поодаль с вышиванием в руках. Она улыбнулась и доброжелательно кивнула гостье.

– Так что же все-таки случилось с нашим дорогим сэром Уильямом? – Стрейнджвей сложил руки на круглом животе и вопросительно посмотрел на новоявленную кузину.

Они сидели в небольшом полутемном зале, под потолком которого в два ряда шли узорчатые подслеповатые оконца, почти не пропускающие свет. Впрочем, на улице уже наступили сумерки, и уголок, где находились гостья с хозяином дома, освещался огнем разожженного камина да несколькими сальными свечами в массивных подсвечниках. Несколько кресел с высокими спинками, небольшой столик темного дерева с бронзовой отделкой, длинная лавка вдоль стены и массивный сундук в углу составляли все убранство этой части залы. На другом конце располагался длинный обеденный стол. Строгая обстановка оживлялась лишь резными деревянными панелями на стенах да висевшими на них потертыми и выцветшими от времени шпалерами с изображением библейских сцен.

До этого Мод виделась со Стивеном Стрейнджвеем только в детстве, но не помнила его и до нынешней встречи не представляла, каков он. Стрейнджвей приходился дальним родственником сэру Уильяму по материнской линии, будучи сыном или мужем одной из его многочисленных кузин. Отец Мод несколько раз встречался с ним во время редких поездок в Лондон, и с его слов она знала, что их родственнику около пятидесяти лет, он рано овдовел, не имел детей, занимал незначительную придворную должность и не располагал большими доходами. Сэр Уильям отзывался о нем как о человеке не слишком большого ума, но обходительном и гостеприимном, и Мод надеялась, что кузен Стивен не откажется принять ее в своем доме, чем-то помочь или посоветовать, к кому обратиться.