Он помолчал, глядя перед собой невидящими глазами, словно ушел глубоко в себя, в глубину, где, как у каждого смертного, намешано и от Бога и от дьявола, затем достал из-за ворота своего кожаного дублета пакет и протянул его Ральфу.
– Возьмите это, Перси.
– Что это? – спросил тот.
– Это послание я перехватил у одного джентльмена, гонца из Шотландии, он покинул сей мир. Я не решил, как распорядиться этими документами, но сейчас, думаю, само провидение прислало мне вас. Посмотрите потом, сейчас нет времени. Если разгадаете загадку, сделайте с этим то, что посчитаете нужным. В пакете есть записка, она зашифрована, но я немного понимаю тот способ письма и жаргон, к которому прибег ее составитель. Там сказано примерно следующее: «У нас все готово, но мятеж ломает планы. Присоединиться и вести их в город, или ждать нового приказа?» Похоже, что-то затевается. Не такое, – Аск показал головой на лагерь, – но, возможно, куда более опасное и с неизмеримо значительными последствиями, чем просьбы простого народа вернуть им церкви. Мы не против короля, мы сражаемся за него…
Он шагнул, уходя, но, остановившись, добавил:
– Тот, кто вез этот пакет, сказал, что должен доставить его в Лондон некоему Тислу. [78]
– Благодарю вас, Аск, и… понимаю. – Ральф сунул пакет в седельную сумку, вскочил на рыжего, махнул рукой: – Удачи вам, сэр! Храни вас Бог!
– Удачи, Перси!
Всадники взяли с места в карьер, уносясь в черноту октябрьской ночи.
Глава VIII
Не плачь о потере
У маленькой Мэри
Большая потеря:
Пропал ее правый башмак.
В одном она скачет
И жалобно плачет –
Нельзя без другого никак!
Но, милая Мэри,
Не плачь о потере.
Ботинок для правой ноги
Сошьем тебе новый
Иль купим готовый,
Но только смотри – береги!
«Стихи матушки Гусыни»
Перевод С. Маршака
Путь через Йоркшир прошел почти без приключений – изменчивая фортуна виновато раскрыла свои объятия, позволив себе чуть больше, чем требовали приличия. Ральф и Бертуччо миновали мятежный Йорк, объехав его стороной, и к вечеру следующего дня достигли равнин и меловых холмов Восточного Райдинга. Лишившись запасных лошадей, они не могли двигаться столь быстро, как в первой половине путешествия, – приходилось чаще останавливаться, чтобы дать отдых рыжему и гнедому. Путники предпочитали делать это днем и ехали по ночам, когда сами могли сойти за разбойных людей, вооруженных и опасных.
До Дарема они добрались под утро 25 октября. Моросил мелкий холодный дождь, кони устали, но Ральф не стал делать остановку в придорожном трактире, рассчитывая, что до Саттона недалеко, а там будет и отдых, и трапеза, и… жена, о встрече с которой он старался не думать. Это было несложно, потому что мысли Ральфа более занимал Аск, его внезапное милосердие, пакет с запиской и последние сказанные им слова: «Они принудили мое тело, но не сердце. А вы можете распоряжаться и тем и другим». Ральф задавал себе вопрос, насколько он сам волен распоряжаться самим собой.
Выводы, к которым он пришел, покачиваясь в седле рыжего, оказались неутешительными. Тело его не имело пристанища, а сердце… Вероятно, сердце Роберта Аска было свободней, чем его собственное. Слишком часто ему вспоминалась Мод – случайная женщина на его пути каким-то образом устроилась рядом и не желала отпускать, дразня теплой наготой и доверчивым взглядом серых глаз. Уже зажившая царапина от укуса иногда начинала вдруг саднить, напоминая о той, что так упрямо боролась с ним у реки Кам.
Бертуччо оценил действия вождя паломников по-своему, заявив, что тот, видимо, выбрал мессера Кардоне посланником своему святому, дабы уменьшить собственные прегрешения благим поступком.
– Сомневаюсь, что моя фигура может уменьшить чьи-то грехи, – проворчал Ральф.
– Ошибаетесь, мессер, может, – хитро сощурился оруженосец. – А если добавить и меня – да простит мои слабости Святой Януарий! – тоже будет польза.
Они свернули в сторону Саттона, когда уже совсем рассвело, дождь так и не унимался, промочив насквозь землю, леса и путников. Дорога нырнула в прогалину меж двух заросших кустарником холмов, затем потянулась через лес, черный от воды, сочащейся с неба. Лес оборвался внезапно, открыв грязно-желтый луг, в конце которого виднелся дом – центр поместья Саттон, владений Кроунов.
Ральфа не сразу пустили внутрь, что уже становилось для него традицией. Жители Дарема, хоть и не были столь напуганы и взбудоражены мятежом, как йоркширцы, – северяне всегда чувствовали себя уверенней, несмотря, а может и благодаря, близости шотландских границ, но опасность смуты и разбойные люди, которые подняли головы, едва в воздухе запахло дымом, заставили и их соблюдать осторожность. Привратник, грузный седой мужчина, прежде чем сообщить о приезде гостя, долго мялся, расспрашивал и с подозрением рассматривал незнакомца. Перси с трудом сдержался, чтобы не схватить за грудки занудливого стража. В конце концов Ральфа провели в небольшой зал невеликого размерами дома – сэр Уолтер Кроун не был слишком богат.
Довольно светлый для сельского жилища зал был претенциозно украшен двумя портретами его хозяев, писанных скорее подмастерьем, чем мастером. Ральф не был ценителем и знатоком живописи, но даже у него образы на полотнах вызвали усмешку, особенно когда появилась хозяйка – невысокая худощавая леди Кроун и, поприветствовав гостя, тотчас сообщила, что он рассматривает ее собственный портрет. «Живописная» леди Кроун выглядела выше, пышнее и намного внушительней.
– Ах, ах, сэр Ральф! – вскричала леди Кроун, после того как гость вежливо оценил ее портрет. – Наконец-то! А мы вас заждались! Простите нашего Джеймса, что задержал вас. Так тревожно вокруг, вы знаете, не далее как вчера к Мортимерам в дом проникли воры, унесли… столько всего унесли! Ах, простите, сэр! А мы все думали-гадали, когда же сэр Ральф приедет, вспомнит о своей молодой жене.
Она рассматривала Перси с нескрываемым любопытством.
– Какой красивый, видный джентльмен! Садитесь же, садитесь! – Леди Кроун показала гостю на кресло у стола, позвала служанку, приказала подать закуски и сама уселась на стул напротив.
– Весьма любезно, сэр Ральф, заехать к нам, да еще в такое время, когда на каждом шагу то смута, то разбойники! Как жаль, что сэр Уолтер приболел – у него приступ подагры, лежит с припарками. Он бы тоже хотел на вас взглянуть, познакомиться, ведь мы видели вас только на вашей свадьбе. Так много лет назад! Мод, голубка наша, тогда еще ребенком совсем была, да и вы совсем молодым… Но вы у нас погостите? Где же вы были все это время, сэр? Ах, сестра моя, Элизабет, не дожила до такого счастливого дня!
Она замолчала на мгновение, пока служанка ставила на стол глиняный кувшин с элем и оловянные кубки. Другая внесла поднос с тонко порезанными ломтями пирога.
– Угощайтесь, чем богаты, тем и рады, – опять затараторила леди Кроун, подавая знак служанке наполнить элем кубок, поставленный перед Перси. – Как жаль, что сэр Уолтер болеет! Лекарь говорит, подагра не смертельна, но он так мучается, и не только от боли! Ведь у нас нет сына, наследника, – лишь две дочери. Слава небесам, они обе замужем, но если бы у нас был такой сын, как вы! – с умилением воскликнула она. – Мы бы и горя не знали. И сэр Уолтер бодрее бы себя чувствовал, не переживал бы за меня. А то все беспокоится, как я с дочерями проживу. Но мы надеемся, что подагра… Ах, какой красивый муж у нашей Мод! Откуда и куда вы держите путь, сэр?
Очень скоро Ральф перестал понимать, что ему втолковывала словоохотливая леди Кроун. Отчего ему так везет на болтливых женщин? Может быть, коварная фортуна решила сбросить на него всю свою женскую армию в отместку за то, что он полжизни провел вне их общества? И отчего леди Кроун не зовет его жену, вместо того чтобы тараторить и всплескивать руками, точно так же, как неуемная боевая миссис Смит? Что леди, что миссис, разница не велика: женщины есть женщины. Он опустошил кубок и пробормотал, вклинившись между фразами леди Кроун: