– Сэр Уолтер болен? Какое несчастье! Но дочери и… племянница окружат его заботой.

– И не говорите, сэр! – живо согласилась леди Кроун. – Ах, сэр Уолтер так страдает, и мы вместе с ним, потому что, когда у него начинается приступ подагры, он становится ужасно капризным и ворчливым. То ему не так, это ему не сяк… Я всегда с ног сбиваюсь, пытаясь ему угодить. К счастью, приехала наша дорогая Мадди. У нее золотые руки, такие умелые! И столько терпения! Ее присутствие всегда оказывает умиротворяющее действие на сэра Уолтера.

«Мадди? Так мою жену называют Мадди?» – Ральф не мог вспомнить, чтобы ее так называли во времена их свадьбы, хотя тогда он не очень интересовался ее домашними прозвищами.

В дверях появилась служанка:

– Мэм, кухарка спрашивает, цыплят варить или жарить?

– Ох, я же ей сказала, как надо приготовить цыплят! – Леди Кроун вскочила и заспешила к дверям. – Вечно все напутают, если самой не проследить… Просите, сэр, мне надобно ненадолго отлучиться, – сообщила она уже у выхода. – Но я позову Мадди… Мадди! Мадди! – закричала она. – Иди в зал! Посмотри, кто к нам приехал! Сам сэр Ральф Перси! Мадди!!!

– Леди Кроун! – вскричал Ральф ей вслед.

«Diablo! Сейчас сюда придет моя жена!»

Вот оно – то, к чему он так спешил, пробиваясь через мятежный Йорк и залитые Хамбером равнины, загоняя беднягу рыжего! Более всего сейчас он желал удалиться куда-нибудь подальше, туда, где можно не слушать женский щебет, а пропустить добрую кружку эля в мужской компании.

Леди Перси появилась в дверях, и в первый миг Ральф вздрогнул – ему показалось, что вошла Мод. Вот сейчас она взглянет на него вопросительно-доверчиво. Такая же невысокая, в темно-сером платье. Темный же чепец, обрамленный светлой тканью головной накидки, бледное лицо. Он даже встряхнул головой, отгоняя наваждение. Видение исчезло, как только леди заговорила высоким голосом, столь непохожим на грудной голос Мод.

– Сэр Ральф?! Какая неожиданность!

«О Святой Януарий…» – пробормотал Ральф.

Она посмотрела ему прямо в глаза, тонкие губы плотно сжались.

«Нечему удивляться, – подумал он. – Пыльная мятая одежда, забрызганные грязью сапоги. Но могла бы хоть не показывать свое неодобрение!»

Леди прошествовала к стулу, чинно села, выпрямив спину и разгладив юбки, и достала четки из омоньера, украшенного вышивкой с изображением святого.

– Итак, вы все же появились в Англии, сэр. И где же пропадали все эти годы? Забыли, что у вас есть перед Богом венчанная жена, обязательства перед семьей?

Ральф на мгновение опешил от непререкаемого тона, который больше бы подошел настоятельнице монастыря, чем юной леди. Хотя, если сменить ее чепец на… хотя бы на тот, что носила Мод, и чуть напустить румянца на щеки – как мило краснела Мод! – то девушка была бы совсем неплоха. Хоть не уродлива, и то фартинг в кошель. Ничего, он сумеет справиться с этой монахиней. Стоит лишь ей узнать, что значит муж!

– Приветствую вас, мадам! – сказал он, когда дар речи вернулся. – Счастлив лицезреть вас, леди, в добром здравии и… красоте. Вы слишком суровы, леди, в своих словах. Подойдите же…

– Вы считаете меня суровой, сэр? – девушка не шелохнулась, укоризненно глядя на Перси. – О, нет! Я лишь говорю правду, ту горькую правду, которую не каждый решится вам высказать. Велико милосердие Господа, и сами мы должны быть милосердны друг к другу, но милосердно ли скрывать правду, способную открыть глаза пребывающему в неведении? А вы в неведении, сэр Ральф! Да, в неведении о том, сколько печали повлекло за собой ваше многолетнее отсутствие и следствие сего деяния – пренебрежение своим долгом! Вы дали обеты, но отринули их, долгие годы скитаясь по чужбине, словно безводное облако, носимое ветром, словно осеннее дерево, бесплодное, дважды умершее и исторгнутое… [79]

Последние слова леди произнесла надрывно, на одном дыхании, глаза ее заблестели в праведном негодовании.

Ральф завороженно уставился на четки. Желание удрать в надежный и понятный мир, где стучит подковами рыжий, где паруса ловят ветер, надуваясь тугими телами, где звенят клинки и волна бьет в борт судна, было настолько сильно, что он с трудом удержался от побега прочь из показавшегося ему невыносимо душным зала. Он сделал несколько шагов, описав дугу вокруг неприступной леди. За спиной раздался звук, Ральф обернулся – в дверях стоял Бертуччо. Он поклонился и, намереваясь что-то сказать, скорчил гримасу благочиния, которая на его порочной физиономии выглядела весьма комично. Ральф хмыкнул и закашлялся. Леди внесла ясность, тотчас расставив все по местам.

– Что вы здесь делаете! Кто это? Этот человек ваш слуга, сэр Ральф?

– Да, мой слуга, леди! Он хочет что-то сказать мне.

– Так говорите же! – Мадди повела рукой поистине королевским жестом.

– Я прийти позже, мессер, – хмыкнул Бертуччо и скрылся за дверью, прежде чем Ральф успел воспользоваться его появлением.

– Отчего ваш слуга так говорит? Отчего он коверкает слова? – поинтересовалась леди, неодобрительно глядя на дверь, за которой скрылся неаполитанец.

– Он иностранец, леди, – объяснил Ральф и, помешкав, продолжил невпопад: – Вы говорили что-то о деревьях, леди… о сухих деревьях?

Она поджала губы, выразив, видимо, свое отношение к иностранцам, и отрезала:

– Я говорила об обязанностях мужа и главы семьи!

Это нужно было прекратить, и немедленно. Не хватало, чтобы его жена позволяла себе такие вольности и разговаривала с ним таким тоном. Мадди! Действительно, безрассудная [80], цитирующая Библию, не думающая, что говорит и зачем. Набожная и глупая. И чего же он ожидал? Нет, не напрасно он покинул страну столько лет назад, сбежав от тенет, в которые его хотели поймать. И напрасно вернулся.

Ральф подошел к леди, забрал у нее четки и взял за руку.

– Вы ждали меня так долго, – «подождете и еще столько же», – хотелось добавить ему, – так поприветствуйте, как подобает, забыв о том, что было. «Точнее, не было».

– Но я уже поприветствовала вас, сэр! – От удивления глаза леди округлились, но она снова приняла свой чопорный вид и с возмущением в голосе заявила: – Забыть о вашем пренебрежении своими обязанностями невозможно! Но простить вас придется, если вы искренне раскаиваетесь и готовы делами доказать… Верните мои четки!

Она попыталась выдернуть свою руку, но Перси не отпускал ее.

– Сэр, что вы себе позволяете?! Конечно, мы родственники, но вам не пристало…

– Мне не пристало?! – Ральф отпустил длинное мысленное проклятие, а весь его и без того невеликий арсенал любезностей опустел, так и не будучи пущен в ход. – А кому же в таком случае пристало, леди?! Я уже выслушал ваши упреки и принял их, так не пора ли нам обсудить наши семейные дела?

«Консумация станет нелегким делом», – с усмешкой подумал он, стараясь не смотреть на бледные щеки своей жены.

– Я не вижу раскаянья, сэр! – упрямо продолжила леди. – И не слышала извинений, как и объяснений вашего проступка. Вы можете посчитать, что я не имею права требовать их у вас, но, как вы, сэр Ральф, верно заметили, мы все – одна семья. Между родственниками же, – продолжала она менторским тоном, – должны быть не только теплые чувства любви и привязанности, но и взаимопонимание и доверие, в которых вы нам отказываете. А в Писании сказано: кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного… [81]

– Diablo! – взревел Ральф, теряя терпение. – Леди Перси, раз наш Господь прощает наши прегрешения, так вам, как преданной жене, и подавно следует простить грехи мужа!

Решив, что настал момент для боевых действий, он потянул леди к себе, обхватив ее за острые плечи.

– Вам следует поцеловать мужа, мадам…

– Мужа?! – ахнула Мадди, упираясь не менее острыми локтями в грудь Перси. – Господь с вами, сэр Ральф! Уж не помутились ли вы рассудком за время ваших странствий?! Почему вы называете меня леди Перси?! Немедленно отпустите меня!