БЕРТОЛД: Вынь меня всею из мешка и тогда то увидиш мою прекрасную статуру[708].

САЛДАТ: Добро, но надобно опять, как окончит разговор, возвратится тебе в мешок и завязать мне тебя, как был прежде.

БЕРТОЛД: Сего я не отрицаюсь, и не держи ты тово в голове своей.

САЛДАТ: Ну, полезай вон.

БЕРТОЛД: Вот, как тебе кажется моя красивая статура[709]?

САЛДАТ: Поистинне ты самой пригожей кавалер. Ей, ей я не видал отроду моего такого дурного урода, как тебя. А видала ль тебя невеста? // (л. 40 об.).

БЕРТОЛД: Она меня еще никогда не видала и, чтоб и впредь не увидела, нарочно для того посадили меня в мешок. И хотят, ее привезши в сию камору, обвенчать со мною без огня, а потом, как обвенчаемся, тогда меня ей покажут, и уже она в то время поневоли принуждена будет мною доволна быть, понеже так постановлено. А после того немедленно оточтут мне две тысячи червонцав, которыя пожаловала царица, чтоб такое счастливое дело не пресеклось.

САЛДАТ: Подлинно, доброе твое счастие[710]. О, какой хорошенкой молодчик достанется пестовать невесте на коленах[711]! О проклятое счастье, сколких убогих людей ты минуеш? Вот, какой собою дьявол адской[712], а что имеет богатство, то первыя шлахтичи с ним сватаются. По сему велми схожа та пословица, что богат[ство] червиваго и смердящаго ставит в окне[713]. А мне убогому (хотя я и не урод, как сей дьявол) не случилось такого счастья, всему же тому проклятое богатство притчиною.

БЕРТОЛД: Ежели б ты был доброй человек[714], то б я тебя в нынешнею ночь зделал богатым. // (л. 41).

САЛДАТ: Каким бы образом зделал ты меня богатым?

БЕРТОЛД: Я намерение положил всяким образом не брать тое невесты за себя, ибо я слышал, что она так прекрасна, как солнце^{66}, от чего разсуждаю, что она не будет вся моя[715]. К тому же, как она меня такого урода увидит, то может меня отравою опоить и вон ногами выслать[716]. Того ради, буде ты хочеш войти в сей мешек вместо меня, то я поступаюсь тебе сим счастьем^{67}.

САЛДАТ: Разве бы несмысленная скотина учинила сие дурачество, ибо вместо тебя как меня увидят, то не иное мне воспоследует, как в поле прямо на ногах поставят, сиречь повесят[717].

БЕРТОЛД: Да и ногами мотать неприятно повешенным.

БЕРТОЛД: Не сумневайся о сем, ибо прежде венчанья тебя не увидят, а как обвенчают и увидят, что ты такой хорошей молодец, наипаче невеста, применяясь ко мне, не может сказать того, что тебя не любит и тобою не доволна. А хотя б и пожелала, то уже развенчатся не можно, и что зделается, тому быть так. Сверх же того получиш ты две тысячи червонных и будеш наследником в тестевском имении, ибо отец невестин уже стар и не долго может жить. И тако ты впредь можеш жить в доволстве и чести, не труждаяся уже в сем безпокойном и тяжком // (л. 41 об.) салдатском чину^{68}.

САЛДАТ: О счастье моем весма ты легко разеуждаеш, однако ж я не хочу отважится, полезай ты сам опять в нево.

БЕРТОЛД: О, прямой ты, бесчастной[718], не разеуждаеш того, что тебе говорят? — ибо отважному человеку не безполезно отведать своего счастья. Что худова от того тебе приключится может? Или ты думает, что отец ее, как ты обвенчается с нею, учинит тебе обиду? Или она скажет, что тебя в мужа иметь не хочет? Или царица, которая так есть щедра, не захочет тебе денег отдать от скупости? Все то не сбудется, когда Бог похочет, но пройдет с тихостию, и ты пойдет в дом невестин, где со временем будеш хозяином во всем, и имееш быть респектован от всех господ[719]. Порадей и постарайся узнать такое великое счастье, и разеуди, что не повседневно такия случаи удаются. И тако полезай в мешок, не разеуждая более ни о чем, ибо ежели б была какая опасность, то бы я тебе объявил, понеже человек я придворной[720] и не умею лгать. Заключаю сим, что завтра около обеда вспамятуеш ты меня, буде я не хотел тебе ползы.

САЛДАТ: Ты мне так хорошо расказываеш, что чуть чуть не склонил уже ты меня в мешок влесть. // (л. 42) И по совету твоему я признал, и от многих слышал, что, кто не отважится, то счастья не получит. Кто про то знает, авос либо, Бог[722] про меня такое счастье приготовил?

БЕРТОЛД: Я не умею болше тебе расказывать врак. Кто не признавает своего счастья, когда к нему приходит, тот после за ним ходит, да уже ево не сыщет. Когда небо[724] хощет учинить с тобою такую милость, то для чего ты оной отрицается? Но я крепко знаю, что ежели б ты хотел узнать мое к себе чистосердечие, то бы ты столко не противился. Теперь, братец, делай то, что тебе угодно. Я уже более не хочу трудится тебя уговаривать. Вот, опять я лезу в мешок, поди завязывай, я болше не буду тебе говорить ни за все золото, сколко есть на свете^{69}.

САЛДАТ: Погоди еще, пожалуй, немного, ибо еще осталось время влесть в мешок.

БЕРТОЛД: Кто имеет время, тот пусть не ожидает времени. Я вижу, что ты не признаваеш // (л. 42 об.) своего счастья, и того ради не хочу ожидать и громом в твою голову ударять[725]. Ибо безумен тот, кто хочет кому делать добро поневоли.

САЛДАТ: Ну, истинно я признал, что сии твои слова, происходят от чистосердечной любви, какову ты ко мне имееш, и вижу, что ты по премногу старается о мне, за что и я не премину отслужить. Вот я охотно лезу в мешок и зделаю все то, что ты ни приказал. Ибо, как уже я с нею обвенчаюсь, то она уже и поневоли будет моя, и все протчия не могут спорить.

БЕРТОЛД: Не хочу уже я болше ожидать, я сам лезу. Ну, пошел, завязывай мешок.

САЛДАТ: Для самого Бога[726], не лиши меня такого счастья, ибо признаваю я то за милость. // (л. 43).

БЕРТОЛД: Добро, я не хочу лишить тебя такой милости, хотя ты меня и привел на сердце[727]. Полезай же в мешок и не мешкай болше, а ожидай того, что будет завтра, и увидит, какое дело для тебя я учинил.

САЛДАТ: Ежели б я не признавал за добраго тебя человека и придворнаго[728], то бы не допустил себя завязана быть в мешке, но вижу я, что ты самой человек богобоязнивой[729].