Прошел еще час, прежде чем Дакель закончил свой допрос. К его концу даже Лет казался измученным. Дакель, напротив, выглядел свежим и бодрым. Он сказал присутствующим, что на сегодня закончил, и потом подчеркнул, что, возможно, вызовет Лета на трибунал и завтра. При этом известии защитная стена, которой окружил себя Лет, дала трещину. Дакель адресовал ему загадочную улыбку и спустился со сцены. Вокруг Алазариана начали вставать люди, направляясь к выходу.

— И все? — прошептал он. — Не меня?

Видимо, его избавили от неприятной обязанности предстать перед инквизитором — по крайней мере, на этот день. Элрад Лет приготовился сойти с помоста. Он выглядел оглушенным и осматривался, словно не зная, что с собой делать. Алазариану не хотелось попасться отцу на глаза, так что он вскочил и повернулся к выходу — и налетел на Донхедриса, который оказался перед ним, с улыбкой глядя на него сверху вниз.

— Вы! — воскликнул Алазариан. Он опасливо оглянулся и увидел, что отец ушел. Снова повернувшись к Донхедрису, он прошептал: — Инквизитор меня не вызвал. Это вы? Я хотел сказать — это вы сделали?

— Возможно.

— Кто ваш друг? Что происходит?

— Следуйте за мной, — велел Донхедрис.

Он зашагал прочь, не оглядываясь, будто знал, что Алазариан пойдет за ним. Любопытство овладело юношей, и он выполнил приказ своего вчерашнего собеседника, поспешно спускаясь с ним по амфитеатру. Большинство из тех, кто пришел на допрос, выходили через арки в западной стене — но не Донхедрис. Он провел Алазариана к затемненному углу у восточной стены, проскользнул в открытую дверь и вышел в пустой коридор, который словно проглатывал все звуки. Коридор был мраморный, как и все здешние коридоры, и пугающе аскетический. Свечи горели за стеклянными абажурами бра, закрепленных рядами на каждой стене. В коридоре оказалось несколько Ангелов Теней. Темные солдаты поворачивали головы, следя за проходившим мимо них Алазарианом.

— Куда мы идем? — спросил он.

— Повидать моего друга, — ответил Донхедрис. — Того, кто уберег тебя от инквизитора.

Алазариан внезапно усомнился, хочется ли ему увидеть этого благодетеля. Но он зашел уже слишком далеко, чтобы можно было повернуть, — и почему-то не сомневался, что Донхедрис не даст ему отступить. Дойдя до простой, ничем не примечательной двери, Донхедрис остановился, дважды постучал, а потом сразу открыл дверь. Через плечо Донхедриса Алазариан увидел просто обставленную комнату со стульями и несколькими окнами. Жалюзи были подняты, и на мебель падали лучи солнца.

— Входи, Донхедрис, — произнес ласковый голос. Алазариан замер: он сразу же узнал этот голос.

— Господин, — сказал Донхедрис, входя в комнату. — Я его привел.

Алазариан застыл от изумления, глядя, как Ренато Бьяджио изучает его со своего кресла, лениво постукивая пальцами по подлокотнику. Рядом с ним стояли еще два вездесущих Ангела Теней. Бьяджио улыбнулся. Волосы у него были длинные, одежда — великолепная, кожа по-прежнему сияла здоровым золотистым цветом. Однако, как это ни удивительно, глаза у него погасли.

— Император Бьяджио? — спросил Алазариан.

— Это я, юноша, — подтвердил Бьяджио. — Давно мы с вами не виделись. Я не удивляюсь, что вы меня забыли.

Но Алазариан его не забыл: Бьяджио был незабываем. Юноша неуверенно вошел в комнату. Не считая двух солдат, охранявших императора, Ангелов Теней там не было. Вообще в комнате мало что было: только кресла и несколько столиков. На том, который стоял ближе к Бьяджио, оказалась хрустальная ваза с конфетами. Алазариан мгновенно узнал угощение: кашри-лукум. Его любимые сладости. Он отметил это проявление внимания, и в его голове зазвучал голос матери, напомнивший ему, что это должно означать. Бьяджио что-то нужно.

— Спасибо тебе, Донхедрис, — сказал император. — А теперь иди, будь добр.

Донхедрис поклонился и ушел. Бьяджио махнул рукой Ангелам Теней, приказывая, чтобы они тоже удалились. Они мгновенно послушались, закрыв за собой дверь. За ними воцарилась чудовищная тишина. Не зная, что делать, Алазариан выдвинул одно из кресел и уселся. Мгновенно осознав, какую оплошность совершил, он вскочил.

— Извините, — пролепетал он. — Мне можно сесть? Бьяджио рассмеялся.

— Конечно. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно. — Он взял вазу со сладостями и предложил их Алазариану. — Я вспомнил про это. Это ваши любимые, правда?

— Да, — ответил Алазариан. Он потянулся за одной конфетой и положил ее в рот. Она растаяла на языке, словно масло. — Спасибо, — сказал он. — Спасибо, что помнили.

— Вы тревожитесь, — заметил Бьяджио, возвращая вазу на столик рядом с собой. — Не надо. Я хочу просто поговорить с вами. Мне надо... — император словно подыскивал слова, -... попросить вас об одолжении.

— Все, что вам угодно, — ответил Алазариан и только потом сообразил, что сказал.

Однако было уже поздно. Бьяджио широко улыбнулся.

— Я запомнил вас, как очень хорошего мальчика. Вы не доставляли матери никаких неприятностей. И вашему дяде Блэквуду тоже. Вас редко было видно, когда я бывал у вас дома, и вы никогда не мешали. Я это оценил.

— Спасибо, государь.

— Очень жаль вашу мать, — продолжал Бьяджио. — Она была чудесная женщина. Делала честь дому Гэйлов. Должно быть, вам очень ее не хватает.

— Да, — подтвердил Алазариан, не пытаясь спрятать грусть. — Она очень много для меня значила. Бьяджио кивнул.

— Мать защищает сына, — сказал он. — И леди Калила вас, защищала, я знаю. Алазариан нахмурился.

— Государь, пожалуйста, объясните мне: почему я здесь? Какое одолжение вам от меня нужно?

— Донхедрис сказал, что нашел вас вчера вечером в библиотеке. Правда, она поразительна?

— Да, государь.

— Вы смотрели книгу о Люсел-Лоре. — Улыбка Бьяджио немного изменилась. — Почему?

— Просто интересно было, — солгал Алазариан. — Меня это завораживает. Я вырос рядом с Люсел-Лором, и, тем не менее, я почти ничего про него не знаю. Он для меня тайна.

— Вот как? — задумчиво проговорил Бьяджио. Казалось, он мысленно что-то просчитывает и отмечает. — Сам я никогда в Люсел-Лоре не был, но в какой-то мере я могу считаться специалистом, потому что тесно сотрудничал с вашим дядей Блэквудом. Если у вас есть вопросы, мы могли бы их обсудить. — Он развел унизанные кольцами руки. — Можете задавать мне любые вопросы.

— Хорошо, — сказал Атазариан. — Зачем я здесь? Бьяджио рассмеялся.

— Гм... вы превратились в смелого молодого человека! Прямолинейны, как вся ваша семья. Но я ведь отвечаю на ваш вопрос, юный Алазариан. Просто я делаю это медленно. Имейте терпение. Мы здесь кое-что распутываем.

У Алазариана забилось сердце. Ему хотелось бы очутиться где угодно — только не в этой комнате с читающим его мысли человеком. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Я не сержусь на вас, Алазариан, — сказал Бьяджио. — Как я уже говорил, мне надо попросить вас сделать для меня одно дело. Как мне кажется, подходящее для вас.

Такое, которое вы сделаете с удовольствием, если я знаю вас так хорошо, как мне хочется думать.

— Знаете меня? — невольно вырвалось у Алазариана. — Вы же меня почти никогда не видели. Как...

Но тут он вспомнил, с кем говорит: ведь Бьяджио когда-то возглавлял Рошаннов! Ему нет смысла лгать Бьяджио, потому что Бьяджио может уже знать правду.

— Государь, я в полном замешательстве, — признался Алазариан. — Я не понимаю, зачем вы меня сюда вызвали, и совершенно не догадываюсь, о чем вы можете меня попросить. Если вы хотели, чтобы я рассказал об отце, то боюсь, что не смогу вам помочь. Я действительно не знаю, что происходит в Арамуре и Талистане. Я был слишком занят, ухаживая за матерью...

— Пожалуйста, остановитесь. И слушайте меня. Короткий ответ на ваш вопрос такой: вы здесь из-за Беллы.

— Беллы? Кто такая...

Голос Алазариана оборвался. Он встретился взглядом с императором, и на секунду между ними установилось ужасающее понимание. Белла была не человек. Белла была коза.