— Что? Что ты видишь?

— Вас, — ответил Алазариан. — Нет, не уходите...

Алазариан ощущал нежелание Бьяджио продолжать контакт — но император не отнял рук. А следующая картина оказалась самой мощной, затопив все волной горя. Алазариан почувствовал, как у него перехватило дыхание и судорогой свело горло. Он понял, что видит, как умирает старый император Аркус. Чудовищное горе Бьяджио заставило Алазариана вскрикнуть. Он впился ногтями в руки Бьяджио, разделяя его скорбь.

— Бог мой! — сказал Алазариан.

— В чем дело? — спросил Бьяджио. — Что теперь?

— Аркус, — едва слышно прошептал Алазариан. — Он был вам как отец. Вы его любили. А он вас оставил. — Он меня оставил...

— И вы перестали быть прежним. Вы...

«Вы изменились», — подумал Алазариан. Он задержал дыхание, перекрыл поток горя и нырнул в сердце сегодняшнего Бьяджио. Он добрался до самых его глубин и с изумлением понял, что каждое слово было правдивым. Бьяджио был не тем человеком, которого ожидал видеть Нар. В нем кипела отчаянная битва между старым и новым, но новое побеждало.

Алазариану было довольно. Он медленно выпустил руки Бьяджио и открыл глаза. Император смотрел на него. Лицо у него посерело. Его губы шевелились, не издавая ни звука.

— Вы мне не лгали, — проговорил Алазариан, овладевая собой. Он судорожно сглотнул, чувствуя, что в горле у него по-прежнему стоит ком. — Это правда. Мой дед, вы... все, правда.

Бьяджио продолжал молчать. Он был потрясен тем, что только что произошло, и тяжело дышал, словно после быстрого бега.

— Не могу поверить, — сказал он, наконец. — Ты все это видел?

«Все это и еще многое», — подумал Алазариан. Он улыбнулся, пытаясь успокоить Бьяджио:

— Я не верил вам, пока не дотронулся до ваших рук. Теперь я знаю правду. Но я все равно не знаю, что мне делать. Я боюсь ехать в Люсел-Лор. Я боюсь того, что со мной могут сделать львиные всадники. И я боюсь Вэнтрана. В конце концов, я ведь принадлежу к дому Гэйлов. Он может меня убить.

— Нет. Я знаю Шакала. Он не убийца. Он прислушается к тебе, потому что увидит твою искренность — и потому что ты один можешь вернуть ему Арамур. Когда твой дед умрет, его трон освободится.

Алазариан понял, о чем говорит Бьяджио.

— Я не хочу править Талистаном, государь император. Если я сделаю то, что вы просите, то лишь из-за того, что увидел в ваших мыслях, из-за ненависти к Элраду Лету, а еще потому, что вы, боюсь, правы: Люсел-Лор — единственное место, где можно найти ответы на мои вопросы. Мне нужно оказаться среди трийцев.

Лицо Бьяджио посветлело.

— Значит, ты мне поможешь? Отвезешь Ричиусу Вэнтрану мою просьбу?

Вопрос казался абсурдным. Алазариан понимал, что он еще мальчишка и что может не вернуться из своего похода, если ему встретится львиный всадник в дурном настроении. Да, но что будет, если он не поедет? В Наре начнется война. Хотя легионеры и не подчиняются Бьяджио, свою столицу они защищать будут. Восточное Высокогорье, отделяющее центр Нара от Талистана, тоже будет втянуто в войну. Тэссис Гэйл воспользуется своим влиянием на Иннсвик и Горкней, а Бьяджио соберет своих сторонников со всей империи. А лиссцы, которые, конечно, будут смотреть на это с радостью, налетят на своих кораблях и распространят свое мщение на континент. Будет море крови — и причиной всего этого станет его дед! У Алазариана голова пошла кругом. Тэссис Гэйл всегда был к нему добр. Он был ласковым дедом — даже когда приказывал казнить слуг за воровство. Идти против него казалось предельной ересью.

«Нет, не ересью, — мысленно уточнил Алазариан. — Предательством. Если я это сделаю, то стану предателем. Как Шакал».

Он ломал голову, стараясь найти другой выход — но не находил его. Он совершенно одинок. Мать умерла. Друзей у него нет. Его «отец» — негодяй и подонок. У Алазариана оставался только один крошечный шанс, который предлагал ему Бьяджио, словно подарок, перевязанный яркой лентой. И нужна только отвага, чтобы вскрыть коробку, надеясь, что там не окажется змеи.

— Если я поеду в Люсел-Лор, то, что я скажу трийцам? — спросил он. — Что мне сказать Вэнтрану, если я его найду?

— Я дам тебе письмо, — ответил Бьяджио. — Оно все объяснит Вэнтрану. Тебе достаточно будет ему сказать, что тебя послал я. Все остальное объяснит письмо.

— А вы? Что будете делать вы? Казалось, Бьяджио задумался.

— Я мог бы тебе рассказать, но это может оказаться опасным. Чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Если тебя схватят, или ты не сможешь найти Вэнтрана, или Элрад Лет узнает о наших планах, тогда эта часть моего замысла будет сорвана.

— А какова другая часть?

— Не настаивай, юноша! — сурово проговорил Бьяджио. А потом он добавил, смягчившись: — Я тебе скажу только вот что. Трийцы — это только часть моего плана. Победить Талистан будет непросто, потому что я не могу распоряжаться легионами Нара. Чтобы сражаться с Летом и твоим дедом, мне понадобятся союзники. Именно этим я и займусь. — Будете искать союзников?

Бьяджио не пожелал отвечать. Он откинулся в кресле и вынул из вазы конфету. Положив ее в рот, он улыбнулся.

— А что будет с моим отцом? — спросил Алазариан. — Я имею в виду Лета.

— Его освободят, и вы вернетесь в Арамур. Я не могу рисковать, казнив его или посадив в тюрьму. Он это знает, как знает и твой дед. Именно поэтому он согласился давать показания. Если я попытаюсь причинить ему вред, это только ускорит осуществление планов Гэйла, дав ему повод противостоять мне. Политика, юный Лет. Это искусство.

Он взял еще одну конфету.

— У меня такое чувство, будто я запутался в паутине, — сказал Алазариан. — Словно я в ловушке.

— Мне это чувство знакомо, — откликнулся Бьяджио. — Но ты не в ловушке, Алазариан Лет, и я тоже. Пришло тебе время узнать, что такое судьба. Судьба существует для слабых. Сильные сами строят свою жизнь. И я спрашиваю тебя: чего ты хочешь — плыть на плоту, глядя, куда несет тебя течение, или быть сильным и отрастить крылья?

Алазариан уже принял решение. Он принял его месяц назад, у постели умирающей матери, когда пообещал искать объяснение тому, зачем он получил свой дар. Элрад Лет может считать его трусом, но император Бьяджио избрал его для выполнения удивительной задачи. По крайней мере, в глазах Бьяджио Алазариан имеет ценность.

— Пишите свое письмо, государь, — сказал он. — Я его доставлю.

Шайе был всего двадцать один год, но она уже привыкла к трудностям. В последние годы быть лиссцем означало идти на жертвы и служить. Все лиссцы посвящали себя защите родины, все знали, что за свободу надо сражаться, что ее надо отвоевывать. Шайе не нравилась жизнь моряка. Она была молода и томилась по тому, чего жаждут все девушки: мужская ласка, надежный дом, здоровые дети. Но при этом Шайа постарела душой. Когда она понадобилась родине, то охотно обменяла свою юность на служение. Это было уже больше года назад. И за это время Лисс сбросил с себя цепи империи, одержав множество побед над своим мощным противником. Лиссцы даже завоевали Кроут, родину императора Бьяджио, и с момента вторжения удерживали остров. Это было самым ярким моментом военной карьеры Шайи. Она обучалась у Ричиуса Вэнтрана, Нарского Шакала, готовясь высадиться на остров и захватить его. Она хорошо и с честью служила в пехоте, но теперь ее повысили. Наконец-то она оказалась в море. Как подобает настоящему лиссцу.

Сидя на топе мачты, Шайа смотрела на звезды. Ночь была ясная, ветер — сладкий. «Огненный дракон» шел круто к ветру, и потоки воздуха ударяли в лицо, отбрасывая назад золотые волосы Шайи. Впереди была непроглядная тьма. На нижних палубах лениво шевелились матросы. Час был поздний, и ее товарищи по команде почти все уже спали. Несколько ламп освещали бак и штурвал, за которым стоял друг Шайи Джиджис. Шайа не смотрела вниз: завороженная звездным ковром, впередсмотрящая «Огненного дракона» впала в мирное забытье. Корабль находился как раз под Малым Львом, созвездием, которое указывало путь на север, к опасным водам близ Черного Города. В нарской столице находился центр деятельности флота, и «Огненному дракону» было поручено патрулировать эти воды, стараться держаться на безопасном расстоянии и докладывать на Кроут о скоплении кораблей. Это была опасная задача: маленькая шхуна действовала одна, ей никто не мог оказать поддержку. Лисс все еще не оправился после десятилетней блокады и имел слишком мало кораблей, так что контролировать такое огромное водное пространство было сложно. Шхуны были нужны и для множества других задач. Родным островам они требовались для обороны. Королеве Джелене они нужны были на Кроуте, чтобы обеспечивать ее не слишком надежную власть на острове. Бои у побережья Казархуна требовали судов — десятки кораблей. И все это сводилось к одному неизбежному факту в жизни Шайи и ее товарищей: «Огненный дракон» оставался в одиночестве.