У Алазариана пропал голос, и он вынужден был отвести взгляд.

— И что? — подтолкнул его вопрос Джала. — Что было потом?

— Он снял ремень и выпорол меня, так что у меня вся спина была в крови, — прошептал Алазариан. — Ему было все равно, что я громко кричу, и что мать умоляет его перестать. Он бил меня почти час. Я слышал собственный плач. Казалось, это плачу не я сам, а кто-то другой — он все плакал и плакал... — Алазариан покачал головой, не понимая, как подобное могло быть правдой. — А когда он кончил меня бить, он утащил меня наверх, в мою спальню. Там был маленький чулан — в него едва помещался человек. Он запер меня там. Я сидел в чулане два дня, и только тогда он меня выпустил. И когда я оказался на свободе, то из-за темноты ничего не видел. Мои глаза... — Алазариан прижал ладони к глазам. — Я ослеп.

Он обвел взглядом темную пещеру. Иногда в тесных помещениях он все еще начинал кричать.

— Боже правый! — прошептал Роб.

Потрясенный священник смотрел на Алазариана, а тот, впервые рассказав другому человеку этот эпизод, почувствовал себя совершенно обессилевшим.

— И знаешь, что хуже всего, Джал? — спросил он. — Другого отца я никогда не знал. Сколько бы он меня ни бил, какая-то часть моего существа все равно жаждала его признания. Но он меня никогда не принимал.

Алазариан закрыл глаза. Эта исповедь довела его почти до слез. Ему было стыдно признаваться в таком извращении, но он искренне хотел добиться любви Элрада Лета. Неправильно было иметь только материнскую любовь, когда отец был так близко.

В пещере наступила потрясенная тишина. Алазариан чувствовал на себе пылающий взгляд Джала Роба. Если бы не гроза, Алазариан сейчас сбежал бы.

— Алазариан, встань, — неожиданно приказал Джал Роб. Открыв глаза, Алазариан увидел, что священник стоит рядом с ним.

— Что такое?

Лицо священника ничего не выражало.

— Встань. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Алазариан опасливо встал на ноги.

— Куда мы идем?

— Наружу. — Джал Роб направился к выходу из пещеры и наклонился за луком и стрелами. Приостановившись там, он обернулся к Алазариану. — Ну, идешь?

Алазариан чуть не онемел от изумления.

— Но ведь дождь...

— Это не важно, — мягко ответил священник.

Он вышел под дождь, не обращая внимания на тучи и далекие раскаты грома. Алазариан секунду не двигался, пытаясь понять, что случилось со священником. Была ли это жалость? Он не знал. Однако он поспешно пошел за священником. Дождь стал слабее, но все равно он быстро промок. Джал Роб остановился посередине раскисшей дороги и осмотрелся.

— Вон там, — объявил он, указывая на толстую сосну, пробившуюся сквозь каменистую землю. — Вот наша мишень. — Он протянул лук Алазариану. — Бери.

— Но я не умею стрелять, — удивленно сказал Алазариан. — Что мне надо делать?

— Я тебе покажу. Бери.

И Алазариан взял лук, держа его так, как его держал Шинн. Потом он натянул правой рукой тетиву. Джал Роб достал из своего колчана стрелу. Волосы у него уже пропитались водой. Алазариан почувствовал, что сапоги у него наполняются водой, но ему это было все равно. Священник взялся за руки Алазариана и установил его пальцы на луке и тетиве. -От тепла его тела Алазариан задрожал. Сколько времени прошло с тех пор, как к нему кто-то прикасался?

— Вот так, — сказал священник рядом с его ухом. Он осторожно помог Алазариану натянуть тетиву. — Закрой левый глаз. А правым смотри на ствол вон того дерева, понимаешь?

Алазариан кивнул, но на самом деле он не видел мишени: дождь и слезы слепили ему глаза.

Его звали Рыжим Оленем.

В двадцать семь лет он был старшим в клане своего отца и потому стал его предводителем после смерти старого вожака. Он был стройным, как тростинка, зеленоглазым, с обветренной кожей, а голос его звучал, словно звон хрустального бокала — красиво и сильно. Поскольку его клан был главным на Восточном Высокогорье, он был главой целого народа, но этот груз его молодые плечи несли без труда. Судьба выбрала его править Высокогорьем — так же как избрала его повелевать латапи.

Принц Редберн пригнулся в кустарнике у лосиной площадки, наблюдая, как латапи пьют из реки. Он сидел совершенно тихо и почти не дышал. Все мышцы его тела превратились в камень. Шел сезон гона, когда лоси собирались в долине между горами и приминали землю копытами, создавая свои площадки. Здесь самцы сражались за лосих, сталкиваясь рогами в древнем ритуале свадебного поединка.

Для Редберна это место было священным. Каждую весну, когда стада возвращались с гор, трубный рев сражений разносился по всему Высокогорью, достигая даже стен замка Сохатого. Редберн обожал наблюдать за боями. У него в крови была потребность присутствовать при их поединках, и его тянула туда каждую весну. Это было священным ритуалом не только для оберегаемых им лосей, но и для него самого. Поскольку сезон гона уже заканчивался, большая часть стад уже прошла через спаривание, но некоторые все еще дожидались зова природы. Это были белые латапи, животные с самых высоких хребтов, чья шкура имела цвет золы, а с приближением лета становилась еще светлее. Остальные латапи уже закончили жестокие ритуалы гона, а вот белые латапи только сейчас начали спускаться на свои площадки. Они представляли собой великолепное зрелище — крупнее остальных, около шести локтей в холке, с размахом рогов до пяти локтей у взрослых самцов, неукротимые в бою.

В течение многих поколений народ Редберна выступал против своих врагов верхом на латапи, оседлывая диких лосей и покрывая их мощные тела доспехами. И хотя многие предшественники Редберна могли похвастаться тем, что повелевают лосями, только принц обладал даром волшебного прикосновения. Он один мог успокоить животных одним движением руки, мог помочь лосихе родить идущего неправильно лосенка. Он мог ездить без седла и призывать к себе латапи с вершины — и благодаря этому его народ перед ним преклонялся. А для него это было просто его предназначением.

Мощный самец прошел по площадке прямо перед Редберном, не обратив на человека внимания: он искал себе подругу. В ста шагах от него паслась готовая к свадьбе лосиха, медленно переступая по траве. Лось почуял запах ее течки. Низкий рев вырвался из его горла. Он поднял огромную голову и взмахнул рогами, но другие самцы не приняли его вызова. Завороженный Редберн подался вперед и стал смотреть, как самец приближается к самке — не слишком быстро, чтобы ее не спугнуть. Лось как раз собирался сделать последний шаг к подруге, когда громкий крик нарушил ритуал. — Редберн! Принц отпрянул, ошеломленно тряся головой.

— Какого...

Это была Брина. Крик его сестры эхом разнесся по долине, распугав латапи. Обнаружив себя, Редберн вышел из кустарника и осмотрелся. К нему поспешно приближалась Брина верхом на небольшом коричневом лосе. Она выехала из-за холмов с развевающимися рыжими волосами, с осунувшимся от тревоги лицом. Редберн помахал ей рукой.

— Я здесь! — крикнул он. Быстро подойдя к сестре, он схватил поводья ее лося. Животное фыркало и тяжело дышало. Редберн успокоил его, погладив по шее. — Брина, что с тобой случилось? — Он махнул рукой в сторону долины, где разбегались лоси. — Ты их распугала.

— Редберн, тебе срочно надо идти, — сказала его сестра, протянув руку, чтобы затащить его на лося. — Два самца зацепились. Я их только что видела.

— Зацепились? Где?

Брина указала в сторону холмов.

— За грядой, у приливного ручья. Они все в крови. Похоже, зацепились уже очень давно. Их надо освободить.

Редберн взял протянутую сестрой руку и позволил ей затащить его на спину лося. Хотя это животное было из некрупных, оно без труда выдержало дополнительный вес. Брат с сестрой приехали в долину вдвоем посмотреть на гон лосей. Сейчас Редберн сидел позади Брины, не мешая ей направлять лося. Она была умелой всадницей, как и все люди клана. Развернув лося, Брина пустила его галопом к холмам. Ветер бросал ее длинные волосы в лицо Редберну.