— Я вам верю, — перебил его Тарн. — Мне только хотелось услышать ваш ответ. Форис — человек с сильной волей. Ему всегда кажется, что он должен действовать. А вы просите, чтобы он ничего не предпринимал.

— Не ничего. Я прошу его оборонять долину. И для разнообразия поработать своей головой. Даже он не может не понимать, насколько глупа его идея. Он просто воображает, будто власть по-прежнему в его руках. — Ричиус равнодушно пожал плечами. — Если это столь важно для него, вероятно, следовало оставить власть за ним.

— Нет, — возразил Тарн, — решать должны вы. Только вы знаете, что будет противостоять долине Дринг.

— Я не знаток, Тарн. Не забывайте: я ведь вырос в Арамуре. Что касается долины Дринг, то никто не знает ее лучше, чем Форис. Пожалуй, вам следовало бы изменить свое решение.

— Нет необходимости. Вы убедили меня в том, что я и хотел услышать.

— И что же это?

— Вы — сильный, как и Форис, но умнее. Я беспокоился, что вы захотите атаковать нарцев, дабы иметь возможность добраться до барона Гейла. Вы меня удивили. Я доволен.

Ричиус печально опустил взгляд.

— Вы принимаете хорошие новости плохо, — с удивлением отметил искусник. — Почему?

— Из-за Сабрины, — признался Ричиус. — Она заслуживает, чтобы за нее отомстили. Может быть, Форис прав насчет меня. Может быть, я действительно боюсь.

— Я солгал. Он боится за свою долину и свою семью. Он боится и за свое достоинство. Вам кажется, будто он сумасшедший, но это не так. Вы просто его не знаете.

— Но по крайней мере он готов сам искать стычки с Гейлом. А Гейл не убивал его жену.

Тарн сделал рукой протестующий жест.

— Эти ваши сомнения — просто чепуха. Настоящий мужчина защищает людей, которые ему дороги. Именно это пытается осуществить Форис. И вы хотите того же. Я попросил вас оборонять долину Дринг. Делая это, вы защищаете Дьяну и малышку. Вы правы, отвергая идею атаковать всадника. Он и его разбойники убили бы вас.

— Ладно, — согласился Ричиус, — вы меня убедили.

— Вот и хорошо. — Тарн усмехнулся. — И не тревожьтесь. Придет время, когда вы сможете добраться до вашего всадника. И когда оно наступит, вы это почувствуете.

«Возможно, — подумал Ричиус. — Надеюсь только, что буду к этому готов».

Тарн снова перекладывал бумаги на столе. Здоровой рукой он искал что-то под стопкой книг.

— Я хочу кое-что вам показать. Нечто очень интересное.

Наконец он отыскал потрепанный кусок пергамента и с загоревшимися глазами протянул его Ричиусу. Тот не проявил к нему особого интереса. Листок был не больше страницы его дневника, а начертанные на нем трийские письмена побледнели и кое-где размылись. Сам пергамент выглядел странно: он весь покорежился, как от сырости.

— Что это? — спросил Ричиус, разглядывая непонятные слова. Письмо было немногословным, но подобная краткость ничего не значила для Ричиуса.

— Видите подпись? — спросил искусник.

— Я не читаю по-трийски, Тарн. Мне очень жаль. О чем тут говорится?

Дрол протянул руку и провел пожелтевшим ногтем по надписи. Затем очень медленно произнес:

— Ча Юлан.

— Ча Юлан? — повторил Ричиус. — Что это значит?

Но внезапно он понял, что это значит. Прежний боевой клич дролов из долины Дринг. Ча Юлан. Волк.

— Это письмо от Фориса, да? — осведомился он. Тарн не ответил. Ричиус бросил пергамент на стол. — Почему вы мне его показываете?

— Это письмо пришло ко мне два года назад, когда война еще не закончилась. Вы тогда находились в долине Дринг.

Ричиус снова взял письмо, пытаясь угадать слово, которое читается как «Кэлак».

— О чем в нем говорится?

— Тут написано: «Мой сын мертв. Я убью человека из Нара».

Ричиус закрыл глаза. Письмо в его руке еле заметно дрожало.

— Мой сын? — спросил он. — Чей сын? Фориса?

— Его звали Тал. Когда он умер, ему было четырнадцать лет. Он только что стал воином. Это было в долине.

— Ох, нет! — простонал Ричиус. — Пожалуйста, не говорите мне этого! Его сына убили? Я даже не знал, что у него был сын!

— Один сын. Три дочери. Они остались живы. Тал умер.

— Проклятие! — прошипел Ричиус, он смял письмо в кулаке и ударил им по столу. — Он поэтому так меня ненавидит? Потому что обвиняет меня в убийстве своего сына? Бог мой, как я мог что-то знать? Я убил много людей, Тарн. Слишком много.

— Не думайте об этом. Его мог убить кто угодно. Сомневаюсь, чтобы это были вы.

— Я говорю не об этом. Хоть кто-нибудь догадывается, сколько сил я потратил, чтобы уберечь жителей долины? Я мог подвергнуть их избиению, как это сделал Гейл. Я — не стал. И теперь слышать такое… Это просто кошмарный сон!

— А что вы думали? Разве на войне гибнут только старики? Тал был воином. Он погиб как герой.

— Форис относится к этому иначе.

— Письмо написано давно. Он был охвачен горем. И я показал вам это письмо не для того, чтобы вас расстроить. И даже не для того, чтобы помочь понять Фориса. Вы кое-чего не замечаете.

Ричиус швырнул письмо на стол.

— Чего именно?

— Неужели вы не видите? Форис такой же, как вы. Он ненавидит вас, но он с вами сотрудничает. Он понимает, что так лучше.

— Он совершенно не такой, как я, Тарн, — не согласился Ричиус. — Он — животное.

— Но он похож на вас, — настаивал дрол. — Он ненавидит вас за смерть сына. Вы ненавидите меня за смерть Эдгарда.

В его словах была детская наивность. Ричиус смутился. Он вдруг понял, что его ненависть к Тарну почти исчезла. Искусник улыбнулся — его кривая усмешка была удивительно теплой.

— Вы поняли, — проницательно заметил он. — Теперь мы сотрудничаем. Вы с Форисом тоже. Мы учимся.

— Тут слишком многому надо научиться, Тарн. Форис потерял сына. У него есть основания для ненависти.

— Ненависть и ненависть… Больше никакой ненависти!

— Я постараюсь, — пообещал Ричиус.

— Прилагайте все силы, иначе Форис не будет вам доверять. И вы должны выучить наш язык. Слушайте Дьяну и учитесь. Важно, чтобы вы нас понимали.

— Я буду пытаться, — кивнул Ричиус, — но времени для учебы будет немного. Дел у нас невпроворот, знаете ли.

— Дьяна будет вас учить, и вы найдете на это время. Я сказал, что это ее обязанность. Она понимает. — Лицо Тарна затуманилось. — Да, — пробормотал он себе под нос, — она понимает.

Печаль, прозвучавшая в голосе дрола, пробудила в Ричиусе любопытство.

— Тарн, в чем дело? О чем вы думаете?

— О Дьяне. Она чем-то встревожена. Она была… — он сморщился, подыскивая нужное слово, -… далекая. Теперь она не хочет со мной разговаривать.

— Наверное, она просто беспокоится о вас, вот и все. Она боится, что вы не вернетесь из Чандаккара. Женщины — они такое.

— Беспокоится? — переспросил Тарн. — Обо мне?

— Конечно, — подтвердил Ричиус. — Это вас удивляет, кажется?

Тарн отвел взгляд.

— Я ей плохой муж.

— Я тоже был плохим мужем. Но это не значит, что они меньше о нас тревожатся.

Тарн поднял свою бесполезную руку и стал ее рассматривать, медленно поворачивая, чтобы видеть шрамы и рябины, испещрявшие кисть и уходившие вверх. На его лице отразились сомнение и ужас.

— Когда увижусь с Дьяной, я скажу ей, чтобы она не тревожилась, — поспешно добавил Ричиус. — Я скажу ей, что воины будут вас оберегать. Она поверит этому.

— Нет, — покачал головой Тарн, — никаких воинов.

Ричиус несколько секунд молча смотрел на него.

— Никаких воинов? Вы хотите сказать, что отправляетесь в Чандаккар один?

— Не один. Со мной едут искусники. Трое.

— Вы едете в Чандаккар с этими священнослужителями? Ох, Тарн, нет! Необходимо, чтобы с вами были воины. Слишком опасно их не брать.

— Все воины нужны здесь, в Таттераке, — возразил Тарн. — Я прекрасно без них обойдусь.

— Но Чандаккар уже может быть наводнен нарцами! Нельзя ехать туда неподготовленным! Вас могут убить.

Дрол поднял руку.

— Перестаньте! Все уже решено. Фалиндар нельзя оставить без защитников. А теперь, пожалуйста, прекратите об этом говорить. Я еду в Чандаккар с моими искусниками. Мы убедим львиного Карлаза нам помочь.