— У него масса вопросов, милорд.

— Он услышит ответы позже. Я только что вернулся. Я устал и голоден, и я хочу увидеться с женой. — Форис направился к выходу. — Проследи, чтобы он ел. Ему нужно набираться сил.

— Да, милорд.

— Что он сказал, Дьяна?

— Потом, Ричиус. Сейчас спи.

— Но я хочу рассказать ему о моем плане!

— Он только что вернулся, Ричиус. И ему тоже надо отдохнуть.

Словно почувствовав беспокойство раненого, Форис вернулся к кровати.

— Все идет неплохо, Кэлак. И ты не единственный, кого я приехал повидать. У меня семья, Кэлак. Кафиф.

— Кафиф, Ричиус. Помнишь? Он хочет повидаться с семьей.

Ричиус кивнул.

— Кэлаку нужен отдых, — сказал Форис. Со странным выражением лица он указал Дьяне взглядом на дверь. — Выйди со мной в коридор. Я хочу поговорить.

Она замерла.

«Наджир, ты меня уже предала?»

Но нет — Форис еще не виделся с женой. Что ему могло понадобиться? Она пошла к двери, бросив Ричиусу ободряющую улыбку.

— Я приду вечером с едой. Спи.

Ричиус проводил их взглядом.

Только в коридоре Дьяна отважилась снова посмотреть на Фориса. Он пристально смотрел на нее. Устало взмахнув рукой, велел ей идти по коридору. Она старалась идти как можно медленнее — хотела оттянуть время разговора, дабы сообразить, что могло понадобиться от нее военачальнику.

— Как я вижу, ты хорошо заботилась о Кэлаке.

— Я сделала что могла, милорд.

— Хорошо. Тарн этого хотел бы. Наш долг — позаботиться, чтобы с ним ничего не случилось. Это и мой долг, и твой. Ты это знаешь, да?

Дьяна притормозила.

— Конечно.

Военачальник подозрительно сощурился.

— Ты смелая, да? Прекрасно. Тогда скажи мне правду. Я видел вас с Кэлаком вместе. Я видел, как вы друг на друга смотрите. Ты считаешь, что твой муж умер, женщина?

Кошмар. Дьяна едва справилась с собой, чтобы не выказать потрясения.

— Умер, милорд? Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Я очень устал, женщина, и мне не до игр. Ты считаешь Тарна погибшим? Говори правду. Я пойму, если ты солжешь.

— Милорд, в чем вы меня обвиняете?

— Не пытайся лгать, чтобы спасти Кэлака, — прямо сказал Форис. — Это не угроза, как тебе могло показаться. Я хочу знать, томишься ли ты по нарцу. Я уже обвинял тебя в этом. Я должен знать, так ли это.

Дьяна отвела взгляд, притворившись оскорбленной.

— Право, милорд, вам следовало бы осторожнее говорить со мной. Если б Тарн был здесь, разве вы позволили бы себе такие речи?

Форис бросил на нее испепеляющий взгляд.

— Я знаю Тарна почти столько же, сколько ты, женщина. Не пытайся испугать меня его именем.

Дьяна не сдалась.

— Тогда почему вы задаете мне такие постыдные вопросы? Если вы столько всего про нас знаете, то почему бы не оставить нас в покое?

Форис ничего не ответил, но в глазах его вспыхнули какие-то необычные искры. Смеется, что ли? Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом моргнул и отвернулся. Она осталась в коридоре, а он отправился к тому выходу из замка, что был обращен в сторону леса, — видимо, там он собирался найти свою жену.

Дьяну охватила тошнотворная тревога. Она проклинала себя за неосторожность. Бессильно привалилась к холодной стене, подняла взгляд к растрескавшемуся потолку. Что теперь предпримет Форис?

Тарн проснулся от собственного мерзкого хрипа. Он обнаружил себя в комнате — или в чем-то, походившем на комнату: в доме из примитивного полотна. Голова кружилась. Когда он открыл глаза, по лицу его ножом полоснула боль. Секунду у него двоилось в глазах, но потом они привыкли к полумраку.

И вдруг Тарн понял: не глаза, а глаз! Он поднес дрожащую руку к лицу и ощупал повязку, которая покрывала всю левую сторону, лишив его половины зрения. Стоило ему прикоснуться к своей плоти, как он почувствовал новый взрыв боли.

Он находился один в полутемном помещении. Мягкий матрас из плетеной травы баюкал его саднящее тело. Сверху он был укрыт мягким одеялом, а на земле рядом с его ложем стояла миска с водой и лежал кусок ткани — окровавленные…

— Что?…

Он пытался заговорить, но из горла вырвался только невнятный крик. Он повторил попытку — стало еще больнее. Он превратился в сплошную боль. Надо бы разобраться во всех своих ощущениях. Горела не только голова — сильная боль ощущалась в руке и груди. И это были не те боли, что обычно его преследовали. Совершенно новые муки впивались в его плоть, словно тысячи жал. Где он находится? Где остальные? Он был в карете — а потом вдруг оказался здесь…

К нему вернулось воспоминание о льве. Лев бросился на него?

— Ох, Лоррис, — с трудом выдавил он, — помоги мне…

Он опять вознамерился пошевелиться, но смог только бессильно перекатиться на бок. Парализованная рука тоже оказалась перебинтованной. При движении с него сползло одеяло: он увидел, что лежит в постели голый. Не считая свежих бинтов на груди и руке, он был открыт миру — и зрелище это ужасало. Его взгляд метнулся по помещению. Кто-то выстирал его одежду и аккуратно разложил на стуле. Рядом со стулом стояли его ботинки — специально сшитые по его изуродованным ногам. Их тоже привели в порядок: соскребли с них всю грязь, так что коричневая кожа засияла. Тарн попытался добраться до своих вещей, волоча тело по каменному полу. Он продвинулся всего на шаг, и силы оставили его.

— Проклятие! — прошептал он.

Он тяжело дышал. От этого небольшого усилия у него отчаянно заболела голова. Тело обмякло, он почувствовал, как к нему приближается мрак забытья.

— Помогите! — вскрикнул он. — Рейг, Награ, помогите!

Награ стремительно вбежал в комнату и, увидев распростертого на полу Тарна, испуганно ахнул.

— Господин! — воскликнул он, бросаясь на помощь Тарну. — Перестаньте! Что вы делаете?

Искусник пробормотал:

— Награ… где…

— Вам нельзя говорить! — Молодой священнослужитель легонько приподнял Тарна под плечи и бережно уложил обратно на матрас, стараясь удобнее устроить его истерзанные конечности. Тарн закрыл глаза от усталости и боли, которую причиняли ему эти манипуляции. Наконец Награ положил руку ему на лоб, ощутив покрытую струпьями кожу. От прикосновения Тарн судорожно вздохнул.

— Жар еще есть, — отметил Награ, обращаясь не столько к Тарну, сколько к себе. Опустившись на колени, он пристально посмотрел в единственный глаз искусника. — Господин, вы меня слышите?

— Да, — в изнеможении прошептал Тарн. — Где мы?

— Ш-ш! — Награ нежно провел рукой по его щеке, словно мать, успокаивающая больного ребенка. — Господин, не надо. Вы очень больны. Но теперь вы поправитесь.

— Что со мной? — вырвался жалкий хрип. У Тарна было столько вопросов, что они буквально сыпались из него. — Что случилось?

— Потом, — ответил Награ.

— Сейчас! — потребовал Тарн. — Награ, скажи, где мы?

Молодой человек недовольно поморщился.

— Господин, вам надо лежать тихо. Мы можем поговорить позже.

Это была настоящая пытка — не только боль, но и это обращение с ним как с неразумным ребенком. Тарн стиснул зубы, ухватился за край одеяния Нагры и прошипел:

— Говори!

— Ладно, — сдался молодой человек, осторожно отцепляя пальцы калеки от своей одежды. — Мы в Чандаккаре.

— Все? Остальные целы?

— Мы все целы, господин. Благодаря. Карлазу. Это его деревня.

— Лев! — воскликнул Тарн. — Что случилось?

Награ помрачнел.

— Простите, господин. Это я виноват. Я потревожил зверя. Вы ударили его, и он бросился на вас. Вы это помните?

Тарн углубился в воспоминания — и всплыла довольно туманная картина. Он помнил, как молился и как увидел льва. После этого — провал. Он покачал головой.

— Нет, — признался он, — толком не помню. Я в плохом состоянии, Награ?

— Были в плохом. Но теперь вы поправитесь.

— Карлаз. Он здесь?

— Мы находимся в его деревне, — повторил Награ медленно и отчетливо, так что на этот раз Тарн как следует расслышал. — Кажется, это был его лев. Он вышел с ним на равнину. Когда лев набросился на вас, он остановил его, заставил отойти.