— И вы сделайте то же, — ответил Ричиус, направляясь к двери. — Времени осталось немного. Если посол из Лисса сказал правду, то Аркусу все-таки удалось истощить их силы. Когда он покорит их, он примется за Люсел-Лор.

Тарн с неловкой досадой отмахнулся от него.

— Всего хорошего, король Вентран.

Ричиус вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В коридоре он остановился. Из-за двери слышалось хриплое дыхание Тарна, потом раздался гулкий кашель. Правителю каким-то образом удалось продержаться, чтобы говорить с Ричиусом, но теперь ему пришлось расплачиваться за эти усилия.

«Вот и хорошо», — мстительно подумал гость.

Он зашагал по коридору. Мозг его пылал. Так и подмывало вышибать дверь за дверью, пока он не найдет Дьяну. Как посмел этот урод вызвать его в такую даль только для того, чтобы пожурить! Даже Люсилер обманул его. Он проклинал себя и ненавидел за слепоту, вызванную любовью. Все ведь было так очевидно! Тарн устроил бурю, чтобы отнять у него Дьяну. Зачем ему отдавать ее теперь, когда ему известно, что Ричиус стремится к миру не меньше, чем они все? Он раздраженно протопал вниз по каменной лестнице южной башни. Его шаги отдавались эхом, словно пушечные выстрелы. Сегодня он был дураком, и каждая косточка в нем тряслась от отвращения, которое он испытывал к себе.

В конце коридора, соединявшего две башни цитадели, он нашел лестницу, ведущую к нему в спальню. Во время крутого подъема его мысли оставались все такими же мрачными. Увезти Дьяну отсюда будет нелегко. Воины Кронина присутствуют повсюду, и на Люсилера совершенно нельзя рассчитывать. И военачальник, и его друг поддались этому харизматическому калеке, разговоры о мире заставили их забыть о кровавом прошлом. Теперь он остался один, и, чтобы выкрасть отсюда Дьяну, ему придется рассчитывать только на себя.

Несколько вставших спозаранку обитателей крепости попались ему навстречу — в основном женщины, которые обеспечивали повседневное функционирование Фалиндара. На них была традиционная одежда — красочная, но простого покроя. Из-под длинных юбок едва выглядывали щиколотки. Лица женщин тоже, как правило, были закрыты: их не должен был видеть никто, кроме мужа, и они прятали их под облегающей шелковой вуалью. Когда мимо проходил мужчина, они отворачивались. Этим утром такой обычай раздражал Ричиуса сильнее обычного. Он уже давно перестал им кланяться — как только понял, что они никогда не станут отвечать на его приветствие. При мысли, что Дьяне навязана такая же унизительная роль, его и без того разгоревшаяся кровь буквально закипала.

Его комната находилась в самом конце коридора. Подойдя к ней, он остановился. Дверь была приоткрыта. Мог ли он забыть ее закрыть, когда уходил?

Он насторожился. Комната была залита солнечным светом, струившимся в коридор. В воздухе застыла тревожная тишина. Он чувствовал, что внутри кто-то есть. Возможно, это Люсилер. Он хочет узнать, как прошла его встреча с Тарном. Ричиус толкнул дверь, изобразив на губах улыбку. Предстоящий разговор его страшил.

В ответ ему улыбнулся усохший призрак. Ричиус застыл в дверях, потрясенный ее видом. Она молча сидела на его постели, сжав на коленях хрупкие руки. Кто-то мог бы счесть ее неузнаваемой, но он узнал ее мгновенно. Ее имя сорвалось с его губ отрывистым рыданием.

— Дьяна!

Он шагнул к ней, и ее улыбка приветствовала его безмолвным теплом. Но это была не та Дьяна, которую он потерял в Экл-Нае. Ее глаза стали менее блестящими, белые волосы — менее пышными. Ее изящные руки едва заметно дрожали, а кожа была слишком бледной, даже для трийки. Казалось, ей трудно сидеть прямо. Но, как это ни поразительно, она не стала менее прекрасной.

Ричиус медленно подошел к ней и опустился к ее ногам. Переполнявшие его чувства комом стояли в горле, лишив дара речи. Она протянула ему руки, он взял их и дважды поцеловал, а потом положил голову ей на колени.

Долгие мгновения Дьяна молча гладила его по голове. Ее ласковое прикосновение успокаивало. Но слова по-прежнему не приходили к нему. Глубочайшее потрясение вынудило его съежиться, словно испуганного ребенка. Он не мог выпрямиться и посмотреть ей в лицо. Ему вдруг вспомнилось, как он боялся, что она погибла, и не смел выразить словами свои страхи, даже наедине с собой. А теперь она была рядом, снова прикасалась к нему, и он вдыхал нежный и пьянящий аромат ее рук и колен, чувствуя свое бессилие перед ним.

— Дьяна, — простонал он, — прости меня!

— Молчи, — нежно сказала она.

И он снова замолчал. Ее голос был таким же напевным, как в его снах. Он медленно поднял голову и заглянул в ее серые глаза. Невидимое бремя ощущалось в чертах ее лица, в складках, которые пролегли вокруг рта. Она казалась бледной, болезненной. Волосы падали ей на лоб безжизненными прядями, пальцы неуверенно дрожали. Он поднял руку и прикоснулся к ее щеке. Она оказалась горячей. Дьяна отпрянула от его прикосновения, словно оно обожгло ее.

— Что с тобой случилось? — прошептал Ричиус. — Что он с тобой сделал?

Дьяна безнадежно улыбнулась.

— Он не настолько плох, — уклончиво ответила она.

Ричиус снова взял ее руку и осторожно сжал, чтобы не причинить боль. Дрожь ее пальцев передалась ему.

— Ты больна. Я это вижу. Что случилось?

— Я просто очень слаба, — тихо призналась она. — Больше ничего страшного нет. — Она снова улыбнулась и откинулась на изголовье. — Я рада вновь тебя видеть.

— Да. Я тоже. Но как ты сюда попала? Тарн знает, что ты здесь?

— Он не следит за мной так пристально. Он думает, я отдыхаю.

— Что тебе, несомненно, и следовало бы делать, — сказал Ричиус. — Давай-ка ложись.

Он взял ее крошечные ножки, обутые в мягкие тапки, легко поднял их и уложил на матрас. Дьяна не сопротивлялась: она явно была рада лечь и сразу же расслабилась.

— Так лучше? — спросил он.

Дьяна закрыла глаза.

— Лучше.

Ричиус закрыл дверь своей комнатки, а потом снял со стула поднос с недоеденным завтраком и сел у кровати. Он пристально вглядывался в Дьяну, встревоженный ее нескрываемым изнеможением. Но он не заметил ни шрамов, ни ссадин — только следы усталости и недосыпания. Ее дыхание было ровным, и он слушал его с наслаждением. Лицо она не закрыла вуалью, хотя остальной ее наряд был типично трийским.

— Что случится, если он узнает, что ты ушла?

— Он на меня рассердится, — равнодушно ответила Дьяна. — Он беспокоится за меня.

— Почему? Что с тобой?

Дьяна открыла глаза и посмотрела на него.

— Я все тебе скажу. Но сначала хочу узнать, как ты. Твой друг Люсилер сказал мне, что ты приедешь. — Она посмотрела на его руку и улыбнулась. — Он вернул тебе твой перстень.

— Да, вернул. — Ричиус протянул руку так, чтобы она могла полюбоваться перстнем. — И он передал мне твои слова. Тебе не следовало меня благодарить, Дьяна. Я тебя подвел. Я обещал защищать тебя и все же не уберег тебя от пленения.

— Я знала, что ты вернешься, — печально молвила она. — Я знала: ты решишь, что подвел меня, и вернешься за мной. Но выслушай меня. Ты меня не подвел. Я знаю, ты сделал все, что мог. Я видела тебя на мосту, когда меня уносило. Я видела…

Она замолчала и отвернулась. На ее лице отразилась горечь.

— Теперь я здесь, Дьяна, — сказал Ричиус. — И я намерен сдержать свое обещание: я заберу тебя у него.

Она отчаянно замотала головой.

— Нет, нет, это невозможно.

— Возможно. Я уже говорил с ним об этом. Он знает, что ты — единственная причина, по которой я сюда приехал. Я уверен, он прислушается ко мне. А если не захочет, мы все равно уедем.

Дьяна тяжко вздохнула.

— Я не знаю, почему ты здесь, Ричиус. Тарн почти ничего мне не рассказывает. Что происходит?

— Ты ничего не знаешь? И Люсилер тебе не сказал?

— Нет. Я говорила с ним всего пару раз: сразу же после того, как рассказала Тарну про тебя, и еще — примерно месяц назад. Именно тогда он сказал мне, что собирается говорить с тобой и привезти тебя сюда. Я дала ему перстень как доказательство, что я жива, однако мне было непонятно, почему он намерен с тобой встретиться. Я попросила его объяснить, но он отказался. — Ее напряженное лицо выражало смятение. — Последний раз я видела его вчера. Он сказал мне, что ты здесь. Ричиус, объясни мне, что происходит! Почему Тарн вызвал тебя сюда?