Пиппа все еще сидела с разинутым ртом, когда к «мерседесу» подошла рыжеволосая красотка, затянутая в черную кожу, и, даже не постучав в окошко, скользнула на переднее сиденье рядом с Коулом. Они не были незнакомы, с одного взгляда определила Пиппа, когда он въезжал в гараж отеля. Мысли бешеным смерчем носились в ее голове, пока она ждала, еще тридцать минут. Коул, один, вернулся за миг до того, как из отеля вышел Мосс, тоже один. Устроился на заднем сиденье. Они уехали.

Проклятые изменники!

Пиппа медленно осознавала: две ветряные мельницы на другой стороне улицы — это Ли и Тейн, неистово машущие ей руками.

— Простите, сеньора. Я был занят с Ассоциацией хурмы.

— Будете говорить, когда вас спросят, — буркнула Тейн, устраиваясь на сиденье. — Отвезите нас во «Фред Лейтон» в «Белладжио».

Голос помягчел, когда она обратилась к своей новой подруге:

— Не знаю, право. Следовало купить рубиновый кабошон за двести пятьдесят или изумруды за двести семьдесят пять? Терпеть не могу выбирать, но мои средства существенно сократились и отныне до того момента, когда меня похоронят в Крокете, придется считать пенни.

— А что случилось с идеей жемчужной брошки? — бросила через плечо Пиппа. — Такая вещица обойдется не больше чем в сто двадцать тысяч.

— Боже, Ли, какой у вас нахальный слуга.

— Знаю. — Пиппа подмигнула Ли в зеркало заднего вида. — Только не влюбляйтесь в него.

Пиппа подождала их у «Белладжио». Потом у «Курьякина». Потом опять у «Белладжио». Наконец Тейн остановила выбор на рубиновом кабошоне из «Курьякина» за двести пятьдесят штук.

— Когда-то я и глазом бы не моргнула, потратив двести пятьдесят тысяч долларов, — повторила она. — Теперь же вынуждена беспокоиться о том, кто позаботится обо мне в старости.

— Ваша дочь. — Ли ласково похлопала Тейн по руке. — Девочки никогда не бросают своих матерей.

— Даже если матери отказываются от них?

— Вы отреклись от своей плоти и крови? Боже правый, Тейн! Что она натворила?

— Вы не читаете газет?

— Простите. Перестройка «Каса-Боус» отнимала все мои силы в течение последних восьми месяцев. И все же? Расскажите, какое преступление она совершила? Надеюсь, никак не меньше тройного убийства.

Тейн промокнула слезы:

— Я потратила несколько месяцев, устраивая для нее незабываемую свадьбу. И за две минуты до произнесения клятв она отказала жениху.

Тейн сама поразилась тому, насколько безобидно все прозвучало.

— Вы имеете в виду, что она сбежавшая невеста, вроде Джулии Робертс?

— Можно и так сказать. Но она-то при этом объявила, что есть кое-кто другой.

Ли расхохоталась:

— Вы отказались от дочери из-за того, что она была честна?

— Жаль, что вас там не было, Ли. Я была в ярости и очень страдала. Чувствовала, что меня предали.

— Я бы сказала, что она оказала всем услугу, прояснив ситуацию. Должно быть, это изрядно потрепало нервы, но со временем все наверняка наладится.

— Отчего все симпатизируют преступнику, а не жертве? — возмущенно воскликнула Тейн. — Я устала, оттого что меня считают леди Макбет. Я беспокоилась исключительно о чести семьи.

Не встретив сочувствия, она продолжила:

— В любом случае эта история окончена. Я должна жить дальше. В последнее время я думаю о другом ребенке. Седрик, мой мажордом, доставляет мне разнообразные удовольствия за мои деньги.

«Дюсенберг» едва не слетел в кювет, обе дамы испуганно взвизгнули:

— Космо! Что происходит?

— Пчела, сеньора, — прохрипела Пиппа. — Я убил се.

Ли не нужен был никакой доктор Зеппелин, чтобы понять — причина депрессии Тейн в ране, которую она нанесла себе сама.

— Дорогая, почему бы вам не наладить отношения с той дочерью, которая у вас уже есть, прежде чем заводить следующего ребенка?

Тейн наградила ее ледяным взглядом:

— А сколько у вас детей, разрешите узнать?

— Ноль. У меня есть только песик по имени Тициан. Мосс отобрал его у меня. Эта собачка — луч света в моей жизни. Я не могу начать день, не заглянув в его черные глазенки, сияющие мне по утрам.

В зеркале заднего вида Пиппа увидела, как по щеке ее матери скатилась слезинка.

— Буду откровенна с вами, Ли. Я скучаю по своей девочке. Каждый день я думаю о ней, беспокоюсь за нее. Я провела целую вечность, рыдая над старыми альбомами. Она была лучшей дочерью на свете. Меня она боготворила, бог весть почему. — Тейн печально посмотрела в окно. — Ее предательство было смертельным ударом.

— Какое предательство? Смертельным ударом по чему?

— Я пытаюсь понять, — созналась Тейн. — Каким образом мы заговорили на эту мрачную тему? Мне нужно выпить.

Пиппа достала из бардачка фляжку с виски и передала ее на заднее сиденье:

— Мадам.

Тейн глотнула, потрясенная откровенностью, с которой только что беседовала с едва знакомой женщиной, да еще в присутствии любопытного слуги. Еще больше она поражалась тому, что не выцарапала глаза Ли за одно только предположение, что она не идеальная мать.

— Должно быть, к старости я становлюсь мягче, — усмехнулась она.

— Вам это идет, мадам, — заметила Пиппа.

— Ли, вам следует избавиться от этого парня. Сделайте себе подарок, отдайте его Дюси.

Ли покачала головой:

— Ни в коем случае.

Шопинг закончился, только когда багажник «дюсенберга» был забит до отказа. Подвезя Тейн в «Кастилиа-Деймониа», Пиппа была уже на грани нервного истощения. За последние несколько часов она узнала о своей матери больше, чем за предыдущие двадцать два года. Тейн мечтала стать адвокатом по уголовным делам, возможно, даже судьей, но вынуждена была отказаться от своих устремлений, став Уокер. Она вышла замуж за Роберта, дабы забыть прежнюю несчастную любовь; ее возлюбленный, пылкий хозяин ранчо, любовь всей ее жизни, разбился на своей «сессне» в прерии за месяц до их свадьбы. Роберт Уокер оказался джентльменом, а их брак — тихим и безоблачным. Но Тейн действительно ожила лишь после рождения Пиппы.

— Я вышла замуж не за самца типа «альфа», — призналась она Ли. — Возможно, в противном случае я не была бы каждой клеточкой своего существа так привязана к дочери.

До рождения Пиппы у Тейн были две неудачные беременности, и еще две — после. Она рассказала, как гордилась своей дочерью на балу дебютанток, при ее вступлении в женский клуб, ее первой поездке верхом… и Пиппа не могла сорвать с себя очки, усы и сомбреро и броситься на заднее сиденье с криком «Мамочка, я здесь!».

«Помни о проклятом дипломе, Космо!»

— Несчастная женщина, — вздохнула Ли, когда они высадили Тейн. — Как же ей быть, скажите.

— Вы для нее — единственный друг во всей вселенной, сеньора. На вашем месте я бы посоветовал ей смирить спою гордость и вернуть дочь. Я мог бы разыскать девушку. Ходят слухи, что она все отдала бы, чтобы вновь быть рядом с матерью.

У Ли, естественно, были другие приоритеты:

— Давайте сначала разберемся с нашим праздником.

Оставшуюся до дома часть пути обе молчали. На подъезде к «Каса-Боус» им навстречу, едва не задев, резко вырулил красный «мустанг».

— Идиот! — крикнула Ли в окно. У входа в дом стояла горничная. — Кто был этот маньяк, Керри?

— Он доставил ящик шампанского. Я весь день только и делаю, что открываю двери! — Прозвучало так, будто се заставляли работать в шахте.

В одном из бальных залов ждал доктор Зеппелин. Прежде чем подняться наверх со своей портнихой, Ли недолго поговорила с ним. Пиппа тем временем проверила, как обстоят дела на кухне. Руди освоил мегафон, через который выкрикивал команды пятерым помощникам из «Фламинго», чтобы они могли расслышать распоряжения сквозь музыку марьячи[67] в наушниках. Поскольку помощники плохо говорили по-английски, а у Руди из-за акцента была настоящая каша во рту, кухня превратилась в сумасшедший дом. Пиппа нашла спасение во дворе.

Гондолу, поврежденную лампой «Тиффани», починили и счет на две тысячи долларов аккуратно прилепили к борту. Сунув счет в карман, Пиппа обошла четыре шатра Розамунд, установленных вокруг центральной сцены для оркестра из семидесяти пяти инструментов. Электрики развешивали светильники и искусственные облака. Журчали фонтаны. В медных клетках щебетали механические птички. «Маскарадиа-дюсиана», возможно, пройдет без проблем, начала думать Пиппа, но тут ее мысли прервал звонок в дверь.