— Нельзя ли полегче? — возмутилась Пиппа. — Я бы хотела выйти отсюда на своих ногах.

Затем девица начала полировать лицо Пиппы чем-то напоминающим окаменевшую морскую звезду. Перед тем как покрыть лицо клиентки слоем растопленного шоколада, она намазала ободранную плоть какой-то вязкой жидкостью.

— Закрыть глаза! — поступила команда, и на веки Пиппы легли мокрые вонючие ватные шарики.

— Что это?

— Чай из женьшень. Очень хорошо.

Шоколад быстро застыл в пуленепробиваемую маску. Пиппа отдалась жестким перчаткам, скребущим ее тело, в то время как обрывки параграфов из «Руководства для водителей» проносились в ее сознании. Ей почудилось, что она слышит голос Тейн. Гулкий как колокол, он пробубнил: «Не смейте прикасаться ко мне этими мерзкими рукавицами», — но тут поток теплой воды смыл облако галлюцинации. Пиппа провалилась в расслабленную кому, иллюстрированную чередой образов дорожных знаков: «Грунтовая обочина»… «Впереди неровное покрытие»…

— Что значит, у вас нет маски из кимчи и вулканической грязи? Я проделала такой путь не для того, чтобы просто попариться в бане!

Пиппа распахнула глаза — ватные шарики слетели на пол — и медленно повернула голову. На соседнем столе лежала Тейн. В отличие от всех она была в оранжевом шелковом халате, светло-оранжевых шлепанцах и, как обычно, украшена полуфунтом бриллиантов. Волосы завернуты в тюрбан из «Тибиана», ее любимого спа-салона в Беверли-Хиллз, в руках — сумочка «Фенди», в которую она вцепилась, явно не доверяя сейфам раздевалки.

— На что это вы смотрите? — резко бросила Тейн, не узнав дочь в обнаженной черноволосой женщине с татуировками и покрытым шоколадом лицом. И вновь вернулась к своей жертве. — Не говорите, что у вас на складе нет вулканической грязи. Каждый приличный спа в Далласе использует вулканическую грязь.

— Тогда почему вы не пойти в приличный спа? Зачем прийти сюда и мотать мне нерв?

— Я полагала, что даю вам шанс, — заявила Тейн, хотя и с меньшей воинственностью. — Ладно, забудьте о грязи. Но у вас наверняка есть кимчи.

— Кимчи чтобы есть. Нехорошо для лица. Жжет лицо.

— Поэтому ее и смешивают с вулканической грязью, тупица. — Тейн обернулась к Пиппе. — Вы, там! Что это у вас на лице?

Пиппа не решилась ответить на правильном английском. Подняв голос на несколько тонов, она пропищала:

— Чо. Клат.

— Шоколад? Какая мерзость. Мисс! Вы говорили что-то о глине и морских водорослях?

— Это для обертываний тела, — последовал угрюмый ответ.

— А вы не считаете лицо частью тела?

— Это дорого.

— Ничего, — небрежно махнула рукой Тейн. Когда кореянка удалилась смешивать глину с водорослями, Тейн окинула взглядом комнату и картинно содрогнулась. — Разве такая чистка не болезненна? Никогда не видела такой грубой работы с телом. И такого шокирующего отсутствия интимности.

— Это корейский стиль. — Что Тейн здесь делает? Наверное, то же самое, догадалась Пиппа: не хочет быть узнанной, бедняжка.

Вернулась кореянка с керамическим горшочком. Тейн потянула носом и заявила:

— Надеюсь, вы не намерены нанести это на мое лицо.

— Чудесно для вы! — завопила Пиппа, испугавшись, что мама сейчас встанет и уйдет. — Должны пробовать!

Отчаяние в ее голосе почему-то заставило Тейн смягчиться:

— Ну, раз уж я все равно здесь, можете попытаться, — распорядилась она. — Но не заляпайте вашей маской мой халат.

Пиппа заметила, что Тейн украдкой поглядывала на нее, пока по лицу ей размазывали глину. Она безумно хотела дотянуться до соседнего стола и взять мать за руку.

— Не расскажете, что означают все эти рисунки на вашем теле?

— Древние корейские символы.

— По мне, так они похожи на половые органы. Удивительно, что вас не задержали за занятия проституцией. Впрочем, если вы проститутка, простите.

И все пристальные взгляды, которые Пиппа ловила на себе последние несколько дней, получили наконец объяснение. Она вспыхнула так, что почти растопила шоколадную маску.

— Символы плодовитости. Приносить удачу.

— Плодовитость — это удача? У меня есть для вас новая информация. Дети — это проклятие, — прошептала Тейн, а кореянка водрузила два пучка водорослей ей на веки.

Пока девица скребла ей грудь, словно это было пятно на ковре, Пиппа размышляла, как продолжить общение с матерью. Она загнала себя в угол, прикинувшись кореянкой. Когда Тейн обнаружит, кто скрывался под слоем шоколада, ее гнев будет слышен в Килгоре. Еще один, бог весть какой раз, Пиппа упрекнула себя, что изображает ту, кем на самом деле не является.

В комнату в сопровождении Нори Нуки вошла молоденькая кореянка в джинсах. В руках у нее была камера. К ужасу Пиппы, камеру направили прямо на нее. Первым ее побуждением было прикинуться ничего не понимающей. Может, это просто рекламный снимок, а фигура у нее — самая здесь привлекательная? И тут она сообразила: камера ловит Тейн, лежащую на соседнем столе…

— Момент! — бросила Пиппа, едва массажистка начала скрести ее тату. И решительно встала перед фотографом: — Простите. Что вы делаете?

— Вы дочь Тейн Уокер. — В доказательство Нори гордо продемонстрировала браслет Тейн и указала на обмазанную грязью фигуру в оранжевом халате. — Мы полагаем, эта женщина — Тейн Уокер. Вы приехали на машине Лэнса Хендерсона. Мы заработали тысячу баксов за то, что нашли вас.

— Могу я получить свои украшения? Благодарю. — Пиппа быстро надела кольцо, часы и браслет, а затем стремительным движением выхватила камеру из рук девушки и сунула ее в чан с растопленным шоколадом. — Ловить рыбка.

— Плохая женщина! Вы погубить камера!

Пиппа бросилась в раздевалку, втиснулась в новое красное платье и подхватила сумку со всеми своими ценностями. Она была уже в шаге от двери, когда у входа резко затормозил зеленый «фольксваген». За рулем сидел тот самый шакал, которого офицер Пирс вчера сбросил с дороги. Пиппа нырнула обратно, заперла дверь и помчалась в массажную комнату. Пори, фотограф и Джанг-Бо верещали над чаном с шоколадом, пытаясь выудить камеру при помощи депрессора.

Пиппа устремилась к столу Тейн.

— Прости, что беспокою тебя, мама, — прошептала она, снимая водоросли с век родительницы. — Нас обнаружили папарацци.

Тейн в изумлении уставилась на склонившуюся к ней шоколадную физиономию:

— Вы… та кореянка?

— Это я! Пиппа. Правда! Мы должны бежать.

— Ты с ума сошла? Я не могу выйти со слоем грязи на лице.

— Лучше оставь — для собственной безопасности.

Когда Пиппа тащила мать мимо Нори и компании, Тейн уже обрела достаточно присутствия духа, чтобы проорать:

— Вы еще встретитесь с моими адвокатами, вы, убогие личи!

Пиппа выволокла Тейн через служебный выход прямо к парковке.

— Это Лэнс? — завопила Тейн, заметив его машину, и потянулась руками к лицу.

— Не трогай грязь! И тюрбан. Он подарил мне машину. — Пиппа втолкнула мать в салон, и «мазерати» рванул с места. Они вылетели с парковки, но барабанивший в дверь спа маленький лысый толстяк успел их заметить и кинулся к своему «фольксвагену».

Пиппа нажала на газ:

— Как поживаешь, мама?

— Немедленно выпусти меня из машины!

— Ты предпочитаешь оказаться на улице Лас-Колинаса в банном халате? Репортаж займет целый день.

— Как ты посмела выслеживать меня!

— Ошибаешься. Я пришла туда первой. — Пиппа свернула за угол. — Послушай, я понимаю, что это не лучшее время и место, но я хочу поговорить.

— Если ты пытаешься вернуть себе наследство, не трать напрасно силы.

— Всему случившемуся есть рациональное объяснение. Я пыталась защитить Лэнса.

— Какая глупость! Розамунд в состоянии защитить его лучше, чем ты когда-нибудь сумеешь.

— А! Значит, ты знаешь?

— Знаю что?

А если она расскажет матери, что Лэнс — гей? Тейн распространит эту новость в пределах Солнечной системы. Любая мать поступила бы так же. Терзаемая желанием выдать тайну, Пиппа попыталась зайти с другой стороны.