— Что забавного я пропустил?

— Просто снова представил, как ты даешь советы о любви и доверии.

— А что такого? У меня были романы!

— Ага. И сколько они длились максимум? Месяц? И сколько из них начались в духе «Где я? Кто я?»?

— Сэмми, если ты еще не заметил, женщины вокруг охотников роями не вьются. И не нам их в этом винить. Мы не очень-то постоянны.

— Да, не очень, — признал Сэм. — Мы не подходим для стабильных отношений, зато какие хорошие объекты для медицинского страхования!

— Насчет денежной стороны вопроса я не задумывался, — Дин повел машину к «Трейлс Энд». — «Замути с нами и получи обратно свои страховые взносы!» — он рассмеялся. — Мне это нравится, Сэмми. Может, забабахаем такую наклейку на бампер?

Джульетт Монро проснулась с ноющей головной болью и ощущением, что вчерашние ужасы были всего лишь кошмарным сном. Утреннее солнце заглядывало сквозь жалюзи. Джульетт осталась на том же диване, только завалилась на бок, и одеяло частично сползло. В доме было тепло и уютно, и мысли о том, что все так же беспросветно, как и вчера, что выжить может и не получиться, казались невероятными. Она спихнула одеяло и поднялась. В доме было тихо. Женщина направилась к телевизору, надеясь, что болтовня телеведущего скрасит молчание, но на половине пути передумала. Если волк все еще бродит вокруг дома, его надо слышать. Вместо этого Джульетт подошла к окну и осторожно выглянула во двор, приподняв планку жалюзи и внезапно подумав, что на жалюзи осела пыль, а стеклам не помешало бы немного «Виндекса»[53]. Растерзанное тело Стью лежало на прежнем месте: снег под ним подтаял, а потом замерз снова, заковав его в забрызганную красным ледяную броню. То ли за ночь выпало еще немного снега, то ли поднялся ветер, но волчьи следы пропали. И снова Джульетт охватило ощущение нереальности: будто и не было никакого волка, будто Стью погиб, неудачно поскользнувшись, или от разрыва аневризмы[54]. Как и прошлой ночью, она подошла к каждому окну, высматривая зверя. Солнце еще стояло у самого горизонта, и косые лучи могли бы выявить следы. Джульетт узнала птичьи следы, вроде бы кроличьи, но ни одного волчьего.

Потом она пошла на кухню и поставила кипятиться воду для чая. Выбрав коробку «Эрл Грей»[55], женщина вытряхнула немного чая в инфьюзер[56] и положила его в эмалированный чайник. Надо было что-то съесть, но от головной боли подташнивало.

«Надо поесть. Тост или два. И с чуточкой масла».

Когда вода закипела, Джульетт налила, сколько надо, в чайник и отодвинула турку на холодную горелку. Пока заваривался чай, она подошла к парадной двери, прижалась к ней ухом и прислушалась. Ни звука, даже птицы не щебечут. Как будто все звуки вдруг перестали существовать или она оглохла. Оба предположения явно не годились. Просто для успокоения совести Джульетт постучала кончиками пальцев по деревянной двери — звук был.

«С моим слухом все в порядке. Просто очень-очень тихо».

Взбудораженный рассудок тут же подхватил мысль: слишком тихо.

Когда Джульетт положила ладонь на дверную ручку, сердце бешено затрепыхалось. Женщина замерла, призывая своенравный орган к спокойствию. После трех глубоких медленных вдохов-выдохов сердце удалось утихомирить. Потом она отодвинула щеколду и снова замерла, пережидая сердцебиение. Все действо заняло порядочно времени — чай, наверное, станет горьким. Нет, просто надо это сделать. А вдруг волк ушел, вдруг получится выйти? Затаив дыхание, Джульетт приоткрыла дверь. Сначала всего на чуть-чуть, просто чтобы выглянуть в щелку: в просвете она увидела дорожку перед домом, снег и красное пятно (неподалеку лежал Стью). Джульетт толкнула дверь. Никто не нападал. Ничто не шевелилось. Женщина ступила на порог, придерживая за собой дверь. Ни ветерка, ни хлопанья крыльев, ни щебета, ни одного из тех звуков, которые она привыкла слышать по утрам. Полная, абсолютная тишина.

Холодный воздух, хрустящее зимнее утро. Такие дни у Джульетт ассоциировались с чикагской «Волшебной милей»[57], сияющей магазинами, украшенными к Рождеству, с «Маршалл Филдс»[58], который манил, словно теплый гостеприимный свет маяка, и где она благополучно оставляла все деньги. После смерти Росса Джульетт даже не притрагивалась к рождественским украшениям, и этот год не был исключением. Каникулы без мужа казались пустыми.

Она отпустила ручку и сделала несколько неуверенных шагов. Теперь Стью был виден лучше, и от этого зрелища тошнота нахлынула с новой силой.

Волка не видно. Может, он убежал? Джульетт приписала ему чуть ли не сверхъестественные свойства, но вдруг это был просто очень большой волк? Проголодался, напал на коров, увидел в Стью угрозу, когда тот стал между ним и потенциальным обедом… Волк не мог обладать магическими способностями, не мог читать ее мысли и угадывать намерения. Прошлой ночью казалось именно так, но это от шока. Сейчас этот волк уже, должно быть, милях в сорока отсюда и бежит по своим делам.

Джульетт начала обдумывать план. Надо немного поесть и выпить чаю, чтобы успокоить желудок. Потом надеть теплое белье, свежую одежду и зимние ботинки, рукавицы и шапку. Тогда можно будет добраться до соседей. Они едва знакомы, но позвонить уж точно пустят. А именно телефон ей и нужен: один звонок шерифу, и все ужасы останутся позади. Женщина развернулась к дому, но тут же голова закружилась, перед глазами запрыгали черные точки, а желудок сжался. Джульетт замерла, опершись руками о колени: уж пусть лучше стошнит на снег, чем на пол в гостиной. Но тошнота схлынула, и перед глазами прояснилось. Она с облегчением выпрямилась и мазнула взглядом по двери и краю крыши.

На крыше сидел волк. Из его пасти показался ярко-розовый язык и прошелся по щекам и усам. А потом волк напружинился и…

Джульетт влетела обратно в дом и заперла дверь. Звука, с которым зверь приземлился на утоптанный снег, отсюда было почти не слышно. Джульетт помчалась в ванную, уверенная, что теперь-то ее уж точно вырвет. На бегу в голове колотилось: «Глупая, какая же глупая! Нельзя выходить из дома! Выйти в твоем положении значит…»

Выйти значит умереть.

Полицейский внедорожник стоял у обочины с распахнутой со стороны водительского кресла дверью. Фары выключены, внутри темно. Кто-то предположил, что кончился бензин и сел аккумулятор, но машина простояла здесь всего пару часов, так что реальное объяснение окажется, наверняка, посложнее. О происшествии Винчестеры узнали из радиосообщений вскоре после памятного путешествия а-ля «Хизер. Туда и обратно». К тому времени, как они прибыли на место, тело помощника шерифа уже увезли. Сэм подслушал что-то про насекомых, но не придал значения: ничего оригинальнее комнатной мухи они в городе не видели.

Уже начало светать. Желтая лента с большими черными буквами «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ» огораживала автомобиль и терялась в зарослях. Внутри сновали люди в форме: что-то фотографировали и измеряли. Другие собрались маленькими мрачными группками и тихо разговаривали. На Сэма и Дина никто не обращал внимания, пока от одной группки не отделился шериф Бекетт. И выглядел он отнюдь не приветливо.

— Ну хватит, парни, — сказал он. — Хорош мне вешать лапшу на уши насчет всей вашей журналистики. Вы только и делаете, что катаетесь по местам преступлений, и что-то я ни разу не видел, что бы вы что-то в округе снимали или записывали. У меня здесь только что убили помощника и друга, так что мне не до шуток. Или вы сейчас все как на духу выкладываете или я вас арестую для профилактики.

— Мы здесь с самыми добрыми намерениями, — заверил Сэм.