— Дин, нас никто не заставляет терять пальцы.

Дорога на третье кладбище вела по городу, через кварталы, отдаленные от главной улицы. Домики тут были старые, в основном деревянные и кирпичные. Снег оседал на покосившихся крышах и забориках. В воздухе пахло дымом, серые клубы поднимались к небу. Снег лежал и на дороге, оставив чистые участки только там, где проезжали машины — получившиеся следы сами напоминали миниатюрные шоссе. Дину пришлось ехать медленнее, чем обычно: уж очень пыталась Импала поближе познакомиться с припаркованным грузовиком.

— Нужно быть придурком, чтобы надеяться, что у них тут есть снегоуборочные машины.

— Одна, может, и есть, — возразил Сэм. — Надо же как-то расчищать главную улицу и Гранд Авеню.

— Точняк. Все три квартала.

— Эй, не забывай, это маленький городок!

— Который станет еще меньше, если мы не найдем нашего призрака.

От такой возможности у Дина кулаки сжимались. Гнев уже бурлил на поверхности, но срываться на брате не хотелось. С другой стороны, зачем еще на свете существуют младшие братья, если нельзя им наподдать разок?

— Дин! — Сэм схватил его за рукав.

На мокром скользком тротуаре Импалу немедленно занесло вправо, и Дину пришлось изо всех сил вывернуть руль в другую сторону. Машина дернулась, но вернулась на прежний курс.

— Черт, Сэм, ты что творишь?!

— Дин, смотри!

Сэм показывал на дом с крытым крыльцом. На крыльце виднелось что-то большое и темное, слишком странной формы, чтобы быть человеком.

— Какого?..

Дин остановил Импалу посреди переулка и присмотрелся. За стеклянной дверью нюхал воздух черный медведь. Видимо, удовольствовавшись результатами обнюхивания, он толкнул дверь и, опустившись на четыре лапы, спустился по ступеням. Дверь была на пружинах и закрылась за ним сама. Подергивая хвостом, медведь пересек заснеженный двор и исчез за домом.

— Так. Из этого дома только что вышел медведь, — констатировал Дин.

— Ну, может, он здесь живет?

— Это как? Цирковой, что ли?

— Да шучу я. Пошли лучше осмотрим дом.

— Черт, ты же не думаешь?.. — Дин быстро приткнул машину к обочине и поспешил на улицу.

Сэм вообще выскочил еще до того, как машина полностью остановилась; и брат нагнал его только у крыльца. Здесь пахло медведем… то есть, зверем. Потому что по-любому Дин не знал, как должен пахнуть медведь. Короче, пахло здесь посильнее, чем от миссис Франкел, но не так душно, как в зоопарке. Парадная дверь оказалась открыта, и они вошли.

— Хоть бы двери за собой закрывал, невежа, — посетовал Дин.

Сэм шутку не поддержал, но брат его за это ничуть не винил. Сэм подождал секунду и, задержавшись в дверном проеме, заглянул в комнату.

— Эй! Есть здесь кто?

Молчание. Тогда Сэм вошел в комнату, Дин держался рядом. Было видно, что медведь не церемонился: диван лежал перевернутый, по ковру рассыпались подушки, маленький столик не досчитывал трех ножек, а всю комнату украшали комья грязи и следы когтей.

— И почему я чувствую себя Златовлаской[18]? — спросил в пространство Сэм.

Теперь пришел черед Дина игнорировать шутки.

Они прошли через весь дом, смутно ощущая, что здесь должен кто-то находиться. В пустых домах есть какая-то своя особая тишина, но все же казалось, что в этом доме нет ни единой живой души.

Эта загадка разрешилась в кухне. Там лежала женщина лет пятидесяти, в зеленом махровом халате и пушистых розовых тапочках. Кажется, до встречи с медведем она принимала душ: светлые волосы выглядели влажными. Возможно, медведь только один раз ударил ее гигантской лапой, но удар пришелся на ключицу и почти оторвал голову — между шеей и туловищем осталось только несколько клочков кожи. Вокруг тела разлилась лужа крови — алое море с островками хряща и кости.

И дураку ясно, что ничего нового женщина уже не расскажет.

— Сэмми, — выговорил Дин внезапно севшим голосом. — Надо устроить приватную встречу с этим медведем.

Чтобы Росс мог осуществить свою розовую мечту, Джульетт Монро пришлось бросить работу. Она трудилась в большой дизайнерской фирме в Чикаго. Работа хорошо оплачивалась, но совершенно не приносила того, что Джульетт прозвала «моральное удовлетворение» — некоего вызова и возможности проявить креативность, переосмысливая форму и функции зубных щеток, туалетных вантузов, абажуров и форм для лазаньи. Вместо этого Джульетт обнаружила себя в мире, где только цифры значили хоть что-то: сколько вантузов можно продать через Target, Kmart и Costco[19], как можно урвать пару пенсов от заводских цен или стоимости перевозки… Распробовав как следует такие перспективы, Джульетт была только рада их бросить.

Деньги пока еще не стали проблемой, но, заглядывая вперед, можно не сомневаться: скоро станут. Особенно без Росса с его почти сверхъестественными торгово-экономическими инстинктами. Это как стоять на берегу и смотреть на огромную приливную волну, зная, что она смертельно опасна, но будучи не в силах ее избежать. В этой глуши о дизайнерских фирмах слыхом не слыхивали, а предлагаемые рабочие места были связаны либо с соцобслуживанием, либо с мелкой торговлей. Конечно, она пойдет и на такую работу, если совсем припрет, но пока нужно сосредоточиться на возможности продать ранчо и уехать отсюда.

Между тем, у Джульетт назрел еще один проект. Она читала исследования, в которых говорилось, что люди женятся все позже и позже, и что одинокие люди слишком заняты карьерой и общественной жизнью, чтобы обращать внимание на питание. В эту же категорию Джульетт включала вдов и вдовцов — хотя лично для нее найти время проблему не составляло, чего нельзя сказать о мотивации. Но зато, живя на ранчо, Джульетт узнала, как хороша по-настоящему свежая еда — говядина, которую не везли дальше, чем из пункта переработки скота в Вильямсе; овощи со своего или соседского огорода; яйца от собственных кур. Все это было гораздо полезнее, чем еда из супермаркета, потому что не подвергалось долгому хранению. Джульетт полагала, что одинокие люди живут в основном в больших городах. Ее идея заключалась в том, чтобы заготавливать для них деревенскую еду — ее можно быстро замораживать или даже доставлять свежей, чтобы потом просто разогреть в духовке или микроволновке. А для этого нужно создать цепь фермерских хозяйств около крупных городов, разработать методы доставки и каналы продажи. Во всех смыслах грандиозный план. Этот план казался Джульетт вполне выполнимым и занимал ее мысли последние несколько месяцев. Так что она занималась планированием, телефонными звонками и интернет-переговорами, а в промежутках осваивала рецепты блюд, которые были бы не только вкусными и питательными, но и позволяли заготавливать пищу в серьезных объемах.

В обед она замахнулась на цыплят с картошкой, луком, чесноком и другими овощами, но после рассказа Стью от мясного ее несколько отвернуло, и, оправдывая данные об одиноких людях, Джульетт просто сунула в духовку две мини-пиццы.

После четырех снова заглянул Стью. Пока его ботинки стучали по ступеням, Джульетт размышляла, не передумал ли он насчет лимонада. Стью жил в городе примерно в получасе езды отсюда и иногда оставался на обед. Джульетт была рада принимать его: она любила, чтобы кто-то, пахнущий здоровым потом и тяжелой работой, присутствовал в кухне, когда она готовит. Однако же, лицо вошедшего Стью ничуть не походило на лицо человека, заглянувшего за лимонадом.

— Джульетт, мне кажется, надо звонить шерифу, — сипло сказал он.

— Что такое, Стью? Что случилось?

— Я вернулся на пастбище, а там еще несколько коров мертвые.

Ее желудок совершил кульбит.

— Но кто это делает?

— Скорее уж что. А что, не знаю. Но оно очень быстрое, — Стью без приглашения уселся, снял шляпу и быстро почесал затылок. — И еще одно, мэм. Оно делает это просто так.