— Возвращайтесь в дом, заприте двери и не высовывайтесь, что бы не случилось, — и неожиданно выкрикнул: — И живее!

Джульетт метнулась к двери. Она не прятала связку, но немного замешкалась, разыскивая нужный ключ и жалея, что заперла дверь перед выходом. Стью замер позади. А за ним — Джульетт не видела, как оно спрыгнуло с крыши, но поняла по сдавленному проклятию Стью — было что-то. Желание проверять, что именно, полностью отсутствовало, достаточно было того, что оно так напугало Стью, что он в спешке чуть ли не врезался в нее. Джульетт, наконец, справилась с замком и ввалилась в комнату. Стью хотел вскочить следом, но она растянулась на полу, и он притормозил — наверное, пытался сообразить, идти прямо по ней или попытаться перепрыгнуть. Стью все еще стоял в нерешительности, когда что-то ухватило его и вытащило во двор.

— Дверь! — заорал он.

Джульетт через силу доползла до двери и захлопнула ее ногой. Услышав щелчок, она дотянулась до ручки, повернула ключ и задвинула щеколду. Потом женщина привалилась спиной к твердой гладкой поверхности и попыталась отдышаться. Но Стью был снаружи и очевидно дрался с тем, что его утащило. Джульетт слышала полные боли и ужаса крики и низкий горловой рев. И снова она пожалела, что не последовала советам соседей и не купила ружье. Джульетт добралась до окна и выглянула во двор.

А там творилось ужас что.

Снег перестал падать, небо цветом походило на пятна от мягкого карандашного грифеля, а на заснеженном газоне лежал Стью и руками и ногами отбивался от серебристого с черными отметинами зверя.

«Бешеная собака?»

А потом до нее дошло: не собака — волк. В округе иногда видели волков, которые, хоть вроде бы и были уничтожены в конце девятнадцатого века, снова появились в этом диком районе. Некоторые фермеры отказывались в это верить, но, кажется, волчьи способности к воспроизводству оказались сильнее. Этот волк был огромный, куда больше, чем все те звери, которых Джульетт видела на фото, и он рычал, и щелкал зубами, и набрасывался на Стью, а тот кричал и пытался отбиваться, но слабел на глазах.

Бессилие — вот что чувствовала Джульетт. Было бы ружье, она бы попыталась подстрелить зверя, потому что его массивная голова и широкие плечи представляли собой отличную мишень. Но единственным доступным оружием оказались кухонные ножи, а с таким снаряжением волк живо прикончит ее. И потом, Стью сказал не выходить, что бы не случилось… Он вообще понимал, о чем просит? Понимал, что ей придется наблюдать, как он погибает, и не делать ничего, потому что делать, собственно говоря, нечего? Стью не знал, что на крыше шумел именно волк — эту версию он отмел, поглядев на убитых коров. А если и знал, то не думал, что волк такой большой, что он так хорошо лазит, что он достаточно быстр и нахален, чтобы утянуть человека прямо из дома.

Стью определенно проигрывал. Волк прижал его к земле тяжелой лапой и — на этом моменте Джульетт съежилась и зажмурилась — потянулся к его горлу. Когда через мгновение женщина открыла глаза, волк уже снова поднял голову, демонстрируя перепачканную красным морду. Стью больше не кричал. По щекам Джульетт заструились слезы. О чем там она думала? Что стало слишком много смертей? О, то были еще цветочки!

Стью не двигался. Зверь снова опустил голову, замотал ею… вгрызаясь. Джульетт разглядела кровавые клочья в его пасти. Волк жевал, глотал; снег вокруг сбился комками и был забрызган алым так густо, будто его покрасили из баллончика. А потом медленно, пугающе медленно зверь оглянулся через плечо — и посмотрел прямо на нее. В его желтых глазах горели зловещее понимание и неутолимый голод. И тогда Джульетт поняла: волку не нужны были ни коровы, ни Стью — он пришел за ней.

Джульетт удостоверилась, что все двери заперты, и на всякий случай задернула даже занавески. Она включила везде свет и снова попыталась позвонить, даже поднялась наверх с мобильником и стала как можно ближе к окну в надежде, что случайный сигнал проникнет в каньон. Но безуспешно. Тогда женщина села на диван в гостиной и укуталась в одеяло. Она поставила обогреватель на восемьдесят градусов[27], но все равно дрожала. Джульетт изо всех сил старалась не думать, каким жутким взглядом посмотрел на нее волк, не вспоминать вопли Стью и влажный треск разрываемой плоти, который слышался еще долго после того, как она перестала смотреть. Когда в последний раз Джульетт выглянула из окна, то увидела кровавые отпечатки лап, ведущие прочь от останков того, кто был ее другом и помощником. Но женщина не верила, что волк просто ушел — зверь хотел, чтобы она так подумала, чтобы она поверила и побежала к соседям Блэдсо, а потом бы он догнал ее, как кошка мышь, забавлялся с ней, пока она не устанет, и после всего этого прикончил.

Сколько можно будет оставаться в доме? Еды было, пожалуй, на неделю; ранчо оборудовано водопроводом и канализацией, так что с этим проблем не возникнет. Электричество, как и телефонная линия, проходило по проводам от дороги, так что если зверь настолько умен, что перегрыз телефонный кабель, он может сделать то же и с проводами. Баллон пропана обеспечит тепло, а вот печь работает на электроэнергии. Использовать термостат[28]? Джульетт не была уверена, что стоит это делать. Короче, даже если зверь вырубит электричество, она не замерзнет. По крайней мере, пока не выйдет весь пропан. Но конечно, до этого ее успеют спасти. Может, почтальон поднесет к двери пакет, который оказался слишком большим, чтобы влезть в ящик в конце переулка. Или водитель от Международного почтового союза. А может, почтальон просто заметит, что ее почта начинает накапливаться в ящике. И тогда все, что останется сделать, это выскочить из дома, залезть в джип или почтовый фургон и попросить водителя, чтобы гнал отсюда и поскорее. Или один из друзей, не дождавшись телефонных звонков, придет ее проведать. От этих мыслей стало чуточку веселее. Да, еще можно надеяться на благополучный исход. Надо бодрствовать днем, когда выше вероятность, что кто-нибудь проедет мимо. Волки же вроде ночные животные? Если да, то как раз в это время зверь будет где-нибудь дрыхнуть. Когда все закончится, Джульетт свалит с этого проклятого ранчо без оглядки. Пусть ранчо останется без хозяина, пусть хоть весь дом рухнет — неважно. Да пусть оно хоть волку останется!

— Ты можешь завладеть ранчо, но меня не получишь, — громко сказала Джульетт.

Она хотела, чтобы слова прозвучали вызывающе, но получилось невыразительно и жалко. Джульетт плотнее укуталась в одеяло и задрожала.

Совсем как прошлой ночью (всего-то прошлой ночью, а как много всего случилось!) город рано отошел ко сну. Когда братья возвращались от дома Ричардсонов, даже неоновая вывеска салуна уже погасла, а в кафе было темно и пусто. Кажется, слухи все же разлетелись и заставили местных жителей отсиживаться по домам. Только Сэм всерьез опасался, что у себя дома люди были не в меньшей опасности, чем посреди улицы. Если это существо выбрало тебя, то уже не отвертишься, неважно будь оно стариком, призраком или перевертышем.

Импала колесила по пустым темным улицам. Снег больше не падал, лишь изредка порывы ветра поднимали в воздух серебристую пыль. Главную улицу расчистили, но только ее одну, и под колесами машины шуршало. В кассетнике Боб Сигер[29] распевал «Turn the Page» — о холодной и одинокой дороге, и Сэм вполне его понимал. Дин слегка постукивал пальцами по рулю в такт музыке.

— Пустая затея, — не выдержал он минут через двадцать. — Тут вообще никого нет, не говоря уж о дедуле с ружьем.

— Убийца может бродить неподалеку, — возразил Сэм. — Просто мы его не видим.

— Точняк. И не увидим, если это призрак. Единственный способ его пришить, это застукать на месте преступления.

— Как с медведем, да?