— Ты помогал строить Арго. Ты думаешь, он желает такого мщения?

— Я не питаю любви к этому кораблю. Он предал меня.

— И скорбел об этом.

— Помогая моим похитителям, он помог убить моих детей. Выжил один Раптор. Он уже преодолел пределы небес. Но Арго с тех пор был мне полезен. Он пытается исправить сделанное.

На последние слова я не ответил. Я не сумел прочесть его мысли. А Дедал, этот возрожденный, все говорил и говорил с вызовом, быть может сердясь на мое неумелое и неуклюжее нападение.

— Сперва я нашел это… — Он поднял половинку золотой лунулы, амулет Мунды. Я ясно увидел его отражение в щите и тень Дедала за ним. — Я переправлюсь и открою путь войску. Поведу войско за собой по миру, к своим горам. С их помощью я уничтожу Хозяйку Диких Тварей, что так мешала мне жить.

— И все на своем пути.

— Путь будет не так уж широк.

— Ты до костей изъеден местью.

— Напротив. Я сияю новизной. Мне не хватало лишь одной пятой меня. Четырех оказалось довольно, чтобы выбраться на берег. Но дальше к востоку мое влияние слабело. Я смастерил две сотни дубовых воинов-истуканов, я призвал старейших существ. Я даже похитил дух человека, раба с юга, чтобы он доставил с острова упавшие за это время диски, когда услышал шепот Арго, приплывшего сюда.

Талиенц! Так вот в чем было его предназначение…

— …И тогда я понял, что силы вернулись ко мне, хотя лишь в малой мере.

— Он не смог бы доставить тебе новые диски. Твой краденый дух, Талиенц. Твое сердце знает об этом или то место, где у тебя должно быть сердце. Ты это знаешь.

Снова молчание.

— Раптор до сих пор в Срединной Земле.

— Нет никакой Срединной Земли. Она существует лишь в твоем воображении. Ты создал ее так же, как создавал диски, которые падали на склоны твоих гор, доставляя среди невнятицы и бреда знаки, подтверждающие то, что ты знал или желал доказать.

Что-то ударилось об один из щитов, с грохотом сбило его на пол, и он закружился, а с ним кружился некий блестящий предмет. Второй летящий диск прошел так близко, что мне пришлось пригнуться с поспешностью, от которой возмутилось мое бедное тело. То, что ударилось в щит, откатилось к моим ногам, и я поднял горячий, исчерченный рисунками и знаками круг.

Растерянность Мастера была ощутима, словно запах пота.

— Видишь? — неуверенно проговорил он. — Мальчик отыскал меня даже здесь.

— Почему ты это сказал?

— Потому что я не создавал этих дисков.

— Нет. Их создал я.

Эти чары были не так просты, как приручение животных, потому что приходилось работать с металлом. Но это было возможно, и Дедал проделывал это год за годом — в прошлом. Сильный дар.

— Твоя ошибка, — тихо сказал я ему, — не в том, что ты посягнул на невозможное. Ты не осознал, что родился слишком рано. Когда ты отчаянно стремился исследовать нечто, существующее или несуществующее, посылая на смерть сыновей и дочерей, ты предавал собственный разум. Ты стал черпать из неестественного источника. Неестественное существует, но существует для того, чтобы властвовать над естественным. С той минуты, как ты увидел Раптора в вымышленной тобой Срединной Земле, ты пропал. Только неестественная сила могла доставить его туда. Ты предал свой разум.

Ты забыл или не хотел знать, что ты из тех, кто родился слишком рано, чтобы увидеть, как сбудутся все мечты.

— Это можно сказать о каждом из нас.

— Согласен.

— Но некоторые из нас спорят с этим.

— А что толку?

— Ради торжества, какое дает человеку взгляд в неизвестное.

— Разве жизнь, жизни всех, кого ты любил, стоят взгляда?

— Скажи сам. Ты, человек, разгуливающий с каждым Временем, как любовник, который вслушивается в каждое слово любимой, лаская и уговаривая ее. Тихо плывущий по течению Арго был тебе колыбелью и пеленками. Я вышел за пределы!

— Тебе это не удалось.

— Я пытался. Я послал к этим пределам свою жизнь. Двух прекрасных сыновей, трех прекрасных дочерей, готовых последовать за ними. Я пожертвовал жизнью ради постижения. Разве не для того дана нам сила воображения?

— Воображение дано, чтобы предвидеть будущее. Ты использовал его для создания ложного понимания. Ты устремился мечтой за пределы. Как многие из нас. В том нет ничего дурного. Как хочется нам достичь понимания непостижимого! Но приходится смириться с тем, что в наших силах добавить лишь маленький кусочек будущего, внести малую долю в те времена, когда не придется пришивать сыновьям крылья, чтобы отправить их в полет.

Ты создал мир мечты для себя, Дедал. Мастерски создал, нельзя отрицать.

— Но меня создал ты. Искра жизни принадлежала тебе.

— Ты хорошо использовал ее. До Крита.

— И снова использовал, чтобы вернуть эту реку в ее прежнее ложе.

— Но она не пропустит тебя.

— Пропустит. Как только я найду вторую половину. — (Золото снова ярко вспыхнуло.) — Арго сказал мне, что она лежит у того берега, там, где обронил ее сын вождя.

Он опять показался — смутной тенью, торопливо шагнувшей в сторону реки. Я пошел за ним, но он снова исчез, и я ощущал лишь его бдительное нетерпеливое присутствие.

И какую-то перемену в Нантосвельте!

Между пристанищем и дальним берегом течение реки замедлялось. Бурный поток, захлестывавший берега и нависшую листву, замирал под восходящей луной. Отхлынув, поток обнажил пологие спуски к каменистому руслу.

Как загрохотало войско! Они рванулись вперед, ведя лошадей в поводу. Звон щитов и яростные крики в ночном воздухе отдавались в ушах, словно пульсирующая кровь в голове воина. Факелы на нашей стороне слились в огненную стену.

Лаяли бронзовые псы. Талосы подступили к самому краю воды и присели, привычно, настороженно выжидая.

Арго сбросил причальные канаты, плавно отошел от берега, направляясь к нам. Под ним в воде что-то светилось — солнечная искра на бледном месяце. Кто-то вертким угрем прыгнул за борт, нырнул, всплыл, держа в руках лунулу. Так же легко поднялся на борт. Вернулся и Арго.

Шум не стихал. Град камней не прекратился. Пращникам отвечали другие, из малочисленного войска Вортингора, расположившегося в лесу на дальнем берегу, а вот за нами не видно было ни Урты, ни Пендрагона, ни остальных.

Теперь показался и Дедал, почти невидимый в своих серых лохмотьях. Он шел к причалу. Талосы — те, что были мне видны, а видел я, может быть, десяток из сорока — обернулись к нему. Фигурка скользнула от Арго, как угорь от своего илистого гнезда (легко, быстро и уверенно), и, поравнявшим с Дедалом, бросила ему золотой обломок. Дедал поймал, а Мунда подбежала ко мне и кинулась в мои объятия.

— Так надо было! Поверь!

Дедал высоко поднял свои «сердце и легкие», а потом, продев в каждый обломок шнур, повесил их себе на шею.

Нантосвельта между тем текла лениво и тихо, и полчища Мертвых начали переправу по грудь в воде, ведя за собой лошадей, волоча колесницы. Перед каждым полком двигался отряд копейщиков, в легком вооружении и доспехах. Они держали перед собой щиты, прикрываясь от летящих камней.

Реку запрудили тела людей и животных.

И тогда река взбесилась!

Второй раз я увидел, как водяной вал, несущий уничтожение, прокатился по руслу, мощно вздымаясь к окрестным холмам, расшвыривая валуны и стволы, накатывая быстрее колесницы Конана, быстрее молодого пса, погнавшегося за голубем. Он мгновенно настиг нас. Он нес перед собой целые деревья из далекого леса. Обломки их стволов сокрушили пристанище, талосы, чисто вымели берега реки. Оба берега. Завывающее войско Мертвых унесло на север. Новые шеренги Мертвых, заметив опасность, уже не успевали повернуть назад. Войско выталкивало к потоку, в поток, и последние крики Мертвых затихали в темноте.

Я предчувствовал, что со временем река повернет на запад и вынесет их к местам, которым они принадлежали, а не к морю.

Я скрючился в пристанище Всадников Красных Щитов, обняв Мунду, словно мои руки могли ее сейчас защитить. Дедал замер, окаменевший, у выхода на реку, следя за тем, как гибнет его последняя мечта.