Он шагнул мимо меня: унылый лик, холодное тело, последний блик эфемеры угасал в нем, ищущем место, чтобы дождаться, пока найдут его тело. Он свернется под деревом, подумалось мне, или под одним из больших серых камней, что высились над мхом.
Что бы то ни было, оно в холме — преображает холм.
Итак, теперь я знал, где обосновался Мастер.
Маленькая холодная ладошка коснулась моей руки.
— Не печалься, — попросила Ниив.
— Разве похоже, что я печалюсь?
— Ты можешь переправиться и повидаться с ним, когда захочешь. Он никогда не будет далеко от тебя. Путь для тебя открыт.
— Да, но не для Урты. Ты не знала, что Катабах его брат? Если я переживаю, так это за Урту.
— Нет, я не знала.
Мы, как один, посмотрели туда, где стоял Кимон. Он виднелся в раме из двух деревьев — маленькая дерзкая фигурка в ослепительных лучах солнца, прорвавшегося сквозь гневные тучи. Он смотрел на свой дом, скрестив руки на груди, очень спокойный и собранный. Когда мы с Ниив подошли к нему, юноша быстро оглянулся и снова обратил взгляд к кровавому пиршеству воронья.
— Что с моими глазами, Мерлин? Они меня обманывают? Или Ниив была права? Там что-то неладно. Я вижу две земли на месте одной. Первая — равнина. МэгКата. Вторая очень похожа на остров, где мы побывали. Я чую осень на равнине и вижу дымки деревень, пасущийся скот, бегущих лошадей. Но в другом месте стоит лето. И я вижу те деревца с серой листвой. Оливы. И корявые дубы. И гранитные пальцы, как обломки зубов; повсюду камень. Как ты называл те душистые травы? Розмарин, да?
— И тимьян. И лаванда. И шалфей.
— Их запах повсюду. Я вижу страну Тайрона.
— Я же говорила, что чую неладное, — шепнула Ниив.
Тауровинда поднималась вдали черной горой, ее высокие стены и башни рисовались острыми зубцами на светлом небе.
На равнине, отделяющей нас от крепости, лес отступал. Там паслись стада животных, табуны лошадей. Временами серебряная вспышка выдавала охотника, преследующего добычу. Все это призрачно существовало внутри сухих благоуханных холмов Крита.
Трудно будет пробраться через эти новые земли.
Кимона уже начала раздражать моя медлительность (ему хотелось немедленно подобраться к крепости на расстояние крика). И вдруг вдалеке что-то сверкнуло золотом. Затем еще раз. Искра догоняла искру, проносясь по земле. Искры то скрывались за холмами, то плясали на гребнях, пробегая по склонам. Снова исчезли, теперь уже в лесу. Но вот они вырвались из-за широкой полосы леса и прямиком направилась к нам.
Вскоре мы уже различали очертания колесниц. А потом услышали звонкие крики возничих.
Долина на мгновение поглотила их, когда же они вынырнули снова, то оказались так близко, что мы вздрогнули. Конан вел гонку, Гвирион яростно нахлестывал своих белых скакунов, догоняя брата.
Наконец Конан сдержал лошадей, заставив колесницу резко и опасно вильнуть влево. Он тяжело дышал, но улыбался во весь рот. Как всегда.
Гвирион, пришедший вторым, громко бранился. Он дернул поводья, и его белая пара перемахнула через колесницу Конана, заставив того упасть ничком. С разгона кони забежали за деревья вечной рощи.
Золотая колесница Гвириона перевернулась и врезалась в ствол, но перед самым столкновением он успел соскочить и вслед за конями перемахнул через голову Конана.
— В гонке победил брат, зато на меня стоит полюбоваться! — нахально заявил Гвирион. Потом нахмурился, озираясь. — А где остальные?
— Остальные?
— Нас послали привезти десятерых, если не больше. Где Ясон? Урта? Его утэны?
— Идут сами по себе, хотя, думаю, не откажутся от помощи. Кто вас просил вмешаться?
Ответ, как я и ожидал, был:
— Катабах.
— Он взывал к нам из рощи, — добавил Гвирион. — Мы к тому времени были уже недалеко. Не знаю, к каким чарам он прибегал, но мы его нашли. Жаль только, он отослал нас на восток, к новому руслу. Мы там не один день обшаривали границы.
— Пока меня не озарило, — перебил Конан, — что Арго проскользнет внутрь, к самой крепости.
— Это ты называешь озарением? — мрачно буркнул Гвирион.
— Называю, — улыбнулся Конан.
— Сам знаешь, что мысль зародилась в беседе.
— Верно, но беседу-то завел я!
Они немного поспорили.
Кимон разглядывал колесницы. Он почтительно обводил пальцами лица и знаки на бортах повозок.
— Две? — удивился он чуть погодя, с улыбкой покосившись на Конана. — Вы украли две колесницы? Должно быть, ваш отец в ярости. Он оторвет вам головы и заведет новую семью. Вы покойники, тут и говорить нечего.
— Ничего подобного, — возразил Конан. Они с братом дружно подняли ладони. С прошлого раза у них не стало больше деревянных лучинок, которыми их строгий папаша заменял пальцы. — Наш сиятельный отец Ллеу сам одолжил нам колесницу. Ему не по нраву то, что творят с его мирным Иным Миром.
— И дядюшке Ноденсу тоже. Эта — его вклад. — Гвирион с усилием поставил повозку на колеса и принялся проверять оси и ступицы. — Она потяжелее на ходу, чем отцовская, только потому Конан и обогнал меня.
— Чушь. Я как раз потому и дал тебе хорошую фору.
Они снова потратили минуту-другую на перебранку. Ниив тихонько прокралась в вечную рощу и вывела взмыленных лошадей Гвириона, успокаивая их ласковыми словечками. Порешили, что Гвирион поедет на восток искать Ясона и свиту Урты, оставшихся с Пендрагоном. Конан взялся доставить нас прямо в сердце крепости.
Он принадлежал этому Иному Миру и мог передвигаться по нему, не скрываясь. Хоть раскатывать на золотой колеснице!
Глава 30
ПРЕДВИДЕНИЕ И ОБМАННЫЕ СНЫ
Мунда проснулась внезапно и вскрикнула так резко, что Улланна, прикорнувшая рядом с ее узким тюфячком, закричала от испуга. Женщина вскочила, сбросив меховое покрывало, и споткнулась о Рианту, тоже разбуженную шумом. Мунда сидела, выпрямившись на постели.
Они поселились в хижине Катабаха. Здесь же спали еще шесть женщин. Под низкой крышей царил уют. Восемь узких окошек впускали ночную свежесть. Лунный свет слабо освещал орудия ремесла Глашатая. Маски и фигурки, сплетенные из веток разных пород дерева, выглядели жутковато, но женщины успели привыкнуть к ним. Пахло лесными травами.
— Что такое, девочка? — спросила Улланна, вернувшись на свое жесткое ложе. И увидела глаза Мунды.
Она взяла в ладони ее лицо:
— Что там?
— Здесь птица. Здесь лебедь.
Она переживала имбас фораснай — свет прозрения!
Улланна попятилась, зажгла маленькую восковую свечку, осмотрела девочку, отметив выгнутую спину, расширенные глаза, полуулыбку на губах, взгляд, обращенный внутрь.
— Говори еще, — шептала Рианта. — Не теряй времени. Дыши глубже.
Женщина-старейшина подошла к девочке, вытерла ей вспотевшее лицо подолом ночной рубахи.
Мунда вещала:
— Птица здесь. Лебедь здесь.
Я вижу укрощающую силу.
Она спит. Она пробудится.
Она приближается с братом, полным гнева.
Девочка вскочила с постели, пробежала к окошку, встала, вглядываясь в темный сад. Два огромных глаза открылись, встретив ее взгляд, и металлический пес гортанно рыкнул, поднялся и подошел к хижине. Мунда осталась на месте. Человеческие глаза встретились со светящимся взглядом зверя. Девочка была не в себе. Спустя минуту пес отвернулся, отошел на прежнее место и улегся, свернувшись клубком.
— Тень корабля! — шептала Мунда.
Тот, кто носит плащ лесов!
Два отца ищут, оба в страхе.
Затем захватывающее видение ушло, и она упала на руки Улланны: просто девочка, которая в восторге от увиденного.
— Мерлин! Он близко. Он так близко, что мог бы уже войти сюда, в дом этого старика.