Боллул был крепким человеком, он собрал десяток утэнов и несколько коритани. Они толпой подступили к правителю, обнажив мечи, но держали их острием вниз.

— У нас есть веревки, Урта. Мы сумеем переправиться через этот мутный ручеек… — Он задиристо махнул мечом в сторону широкой реки. — И захватить силой тот домишко. Что толку сидеть здесь, наслаждаясь зрелищем.

— Ты хоть представляешь, что случилось? — заорал я на воина в надежде предупредить его об опасности.

— Ни малейшего представления, — ответил он. — А разве надо?

— Эта река — Извилистая, как вы ее называете. Она пробила старую плотину, перегородившую ее в старину, и возвратила себе земли, принадлежащие Царству Теней. Ты не сможешь переправиться, пересечь ее могут только Мертвые.

— Только Мертвые?

— Только Мертвые!

— Тогда я умру, но не откажусь от попытки! — рявкнул Боллул, глядя на меня как на шарлатана, каким, без сомнения, меня и считал.

Не все воины доверяли мудрости друидов. Боллул принадлежал к тем, кто верил только собственному рассудку да тому, что говорили им их несовершенные чувства. И, как все подобные люди, не слушался ни того ни другого.

— Спрячь клинок, — мрачно приказал ему Урта, повелевая вложить оружие в ножны.

Воин ожег его взглядом:

— Я следую за вождем, я защищаю вождя, но вождь должен действовать!

Слова разгневанного, закаленного в битвах утэна прозвучали болезненным напоминанием о тех временах, когда дети Урты были много моложе, а крепость Тауровинда пала — всего несколько лет назад. Тогда Боллул с помощью тех же слов вырвал Урту из лап скорби по жене и заставил собраться для боя.

Урта сгреб горсть палой листвы, крепко сжал ее, вглядываясь за реку.

— Действовать будем, когда окончится этот кошмар. Тогда ты будешь мне нужен рядом, Боллул. Эти мертвые листья засыплют наши трупы, когда мы вернем нашу землю.

Он мог бы сказать больше, да и спор бы на этом не кончился, но край Иного Мира осветился дневным светом, ложным рассветом, рассветом с запада, призрачно подсветившим небо над холмами и лесами у Тауровинды, хотя нас еще окружала ночь.

Впечатляющие чары!

В этом новом свете над лесистыми склонами поднялись тени гигантов. Дико лаяла свора гончих, которых они держали на поводках. Каждый сдерживал пять бронзовых зверюг. Каждый — в три раза выше Боллула — сам был изваян из бронзы. Я насчитал двадцать таких талосов, гигантов минувшего века. Они были изношены столетиями и изломаны сражениями. Они видели много битв. Зеленая кровь сочилась из глубоких ран в броне их тел. Под шлемами вместо лиц виднелись маски. Они были выкованы по образам проклятых душ, отбрасывающих перед смертью свои кошмары и отдающих свой ужас создателю этих ужасных машин.

Они стояли на гребне холма, сдерживая обезумевшую от ярости свору. Как жаждали они пересечь Нантосвельту и обрушиться на нас!

— Мне известны эти создания, — прошептал знакомый голос у меня за спиной.

— Мне тоже, — ответил я.

Ясон тяжело дышал, дыхание его было зловонным. Я оглянулся на него и увидел, что свет в его пустых глазах стал сильнее, но сам он оставался по-прежнему восковым, мертвенным. Он не отрывал взгляда от той стороны реки.

— Они нездешние.

— Да, нездешние.

Урта вскользь взглянул на него, потом, нахмурившись, — на меня.

— Вы знаете, откуда они?

— Из страны в южном море. С острова. Они обходили дозором тот остров, охраняя его, уничтожая корабли врагов или наемников вроде Ясона, наказывая изменников, высекая пещеры в стенах глубоких расщелин, где скрывались духи беглых богов. Сам Зевс возродился там после одной из своих первых смертей. Остров давал укрытие самым странным гостям: горы были изрезаны лабиринтами. А талосы не рождены землей, а изготовлены человеком. Именно так: их сделал человек. Изобретатель, Мастер…

— Хотя он не из этого мира и не из одного из известных нам миров, — выдохнул мне в спину Ясон. — Дедал. Его звали Дедал. Я что-то о нем помню. Но Дедала давно нет. Он давно мертв. Откуда же здесь эти чудовища?

— Что, наш мир улетел на Луну? — прошипел вдруг Урта. Он был очень зол. Лицо раскраснелось. Из-за его спины меня прожигали свирепыми взглядами Боллул и еще двое. — Мой сын пропал! — продолжал правитель. — Моя дочь на той стороне. На той! И моя жена на той стороне! А мой ближайший советник говорит загадками, словно умирающий друид. Изобретатель? Давно мертв? Машины? Что все это значит?

На его вопрос ответил Ясон.

— Месть, — тихо выдохнул он. — Расплата за пиратство. Расплата за колдовство. Месть, долго ждавшая своего часа.

Для правителя его слова были бессмыслицей, но меня они заставили содрогнуться, затронув что-то в медленно пробуждающейся памяти. Зазвучало эхо прошлого; и все же… слишком смутно для отзвука моего собственного прошлого (во многом скрытого от меня). Слова напомнили что-то, быть может, услышанное раньше или рассказанную историю, встречу с легендой, а не с тем настоящим, что стоит за легендой.

Мне хотелось знать больше, но заботливая Психея еще лишь наполовину разбудила Ясона. Он все еще блуждал во сне.

— Клянусь именем Отца Быстрых Лесов! — воззвал вдруг Ясон, указывая на пристанище со сверкающей пастью дверей, на отверстие, которое было разделено высоким резным изваянием женщины, сдерживающей вставших на задние лапы псов.

В дверях стояла девочка, маленькая девочка, светлые волосы струились по плечам, руки опущены, простое платьице развевалось на ветру. Ее лицо искажала торжествующая улыбка. Ее глаза светились, отражая огонь и восхищение. На шее поблескивал осколок золотой лунулы. Он блестел так ярко, что отражался в реке.

Девочка медленно подняла руку, словно говоря: «Вот видите?» — а затем громко прокричала:

— Они вернули свое. Все вернулось к своему порядку. Мой брат Кимон проиграл сражение за страну. Отец! Отец! Возвращайся к нам! Переправа тебе не повредит. Бояться нечего!

— Слышали? — спросил Боллул. — Пошли!

Урта обнажил меч: мгновенное движение правой руки, высвободившее клинок из ножен на правом бедре, — и швырнул оружие под ноги воину. Клинок вонзился в землю, преградив утэну путь. Ослушаться такого приказа для воина было немыслимо.

— Бояться надо всего, — настаивал Урта.

Потом он опустился наземь и тоскливо уставился на улыбавшуюся девчушку, стоявшую на пороге страны Мертвых и Нерожденных, в той части мира, куда ей не следовало ступать еще много лет, но которой, кажется, она досталась до срока.

Мы пересчитали тех, кто спасся на восточном берегу. Больше половины наших бросились не в ту сторону и теперь живыми застряли в Стране Призраков. В том числе и многие из юных криптов, приведенных Колку, — семь человек — и еще десять из пятидесяти всадников коритани, которых Вортингор выделил Урте. А из утэнов Урты остались только Боллул, Морводумн и изгнанник-северянин Кайвайн. Остальные пятеро бежали на свою землю и для нас были потеряны.

Зов Арго уныло гудел у меня в голове, но Урта настоял, чтобы мы собрались там, где нас не могли видеть из пристанищ. Талосы отступили, хотя лай бронзовых собак еще звучал вдалеке. Двери пристанища закрылись, замкнув внутри Мунду. Неестественный покой объял дальний берег реки, а земля все еще рокотала под колесами боевых повозок и под ногами собирающегося войска.

Коритани были вполне сыты приключениями, хотя и не успели ничего совершить. Все, кроме одного всадника под плащом с капюшоном, отправились домой на лошадях или просто на своих двоих, оставив нам большую часть припасов. Четверо мальчишек тоже ушли. После их ухода человек в плаще открыл лицо.

Худой и бледный, бритоголовый, с яркими зелеными глазами. Он поймал мой взгляд и, растянув губы в улыбке, слегка кивнул — приветствие, столь же бледное, как и его черты.

— Ты? — удивился Урта.

— Правитель отправил меня вам в помощь, — сказал человек.

— Я запамятовал твое имя.