— Я не знал, что тебе так больно.

— И не мог знать. Я скрывал от тебя. Пока ты не вернулся в Тауровинду. Но всякий раз, как ты поднимался на борт, я чувствовал отвагу. Мне нужно было показать тебе, что случилось. Мне нужна была твоя сила.

— Теперь с этим покончено. Тебе не о чем тревожиться. Кроме бурь на море. И еще надо найти команду, чтобы помочь тебе бороться с ветрами.

— Да. С этим покончено. Но ты еще поплывешь со мной. Ты принадлежишь мне больше, чем Ясон и все другие. Но мы все соберемся, чтобы уйти в Глубину.

За рекой в темноте собирались люди, ярко горели факелы, удивленные вскрики так же резали уши, как прежде — звон щитов.

Маленькая ладошка вдруг обхватила мои пальцы. Мунда с любопытством рассматривала меня.

— В лунном свете ты похож на старика. Ты не заболел?

— Не заболел.

— Вот и хорошо. Потому что на той стороне пристанища тебя ждет человек с двумя белыми конями, сияющей колесницей и братом. И говорит, что ничего не возьмет с тебя за переправу к Тауровинде. Так велел ему отец. Понятия не имею, о чем он толкует, но пора идти.

Я тихонько рассмеялся и пошел с ней к Конану и Гвириону. Братья переругивались, решая, кому держать поводья, потому что ехать придется быстро: их отец, которого они вывели из себя постоянными кражами колесниц, хотя сейчас и доволен ими, но вспыльчив и переменчив духом, пожалуй, найдет предлог снова запереть их к следующей смене луны, а до новолуния осталось совсем немного.

И в самом деле, они неслись, подобно падающей звезде, и мы добрались до места все в синяках.

Ниив болтала и пересмеивалась с женщинами у колодца. Она провела с ними чуть не весь день, чего уже давно не случалось.

В сумерках я вышел подышать воздухом у дверей дома правителя, где держали совет. Они спорили о скотине, о делах с коритани, о сооружении нового святилища на месте, где несколько лет назад пристанище Всадников Красных Щитов окончательно рухнуло на каменистое речное ложе, открывшееся, когда Извилистая отступила в прежнее русло.

Ниив окликнула меня и подбежала. Чмокнула в щеку, пожала руку. У нее были глаза лесного духа; в них, как всегда, светилось озорство, и она явно приятно провела день у колодца.

— Я вдруг очень устала, — сказала она. — Ума не приложу, отчего бы? Думаю, я поеду к хижине, в вечную рощу, верхом.

— Я тоже скоро буду. Ужасно нудное собрание.

Она нашла серую кобылку и проехала через восточные ворота вниз на равнину, к святилищу деревьев и курганов, где мы выстроили наш маленький дом.

Я вернулся на совет, сел у двери, ощутив ласковое тепло горящего в центре огня. В воздухе пахло зимой, ее первыми резкими приметами. Морозный холод на щеках, потемневшие облака, надвигающиеся с севера.

Кимон стоял, горячо и властно обращаясь к собранию. Он вытянулся в высокого худого мужчину, серый плащ был заколот на поясе. В мерцании огня пот блестел на его груди. Правую руку после одного из набегов покрыли страшные шрамы, шрам виднелся и на щеке, рассекая густой ус. Урта, всем своим видом выражая нетерпение, сидел и слушал, как его сын возражает ему по какому-то пустячному вопросу.

Колку, правитель коритани, присутствовал на совете как гость. Он сидел, раскинув ноги, скрестив руки, свирепо нахмурившись. То, что он слышал, ему явно не нравилось, но он уважал закон совета.

В последнее время отношения между Кимоном, Колку и Уртой стали натянутыми. Из-за чего? Не могу сказать. Лошади, заложники, охота — всегда что-нибудь да найдется.

Урта поймал мой взгляд и насупился. Я чуть заметно покачал головой, поднял ладонь. Он кивнул, послав мне сумрачную горестную улыбку, и уставился в землю. Я снова вышел на вечерний морозец.

— Мерлин!

Одна из хранительниц источника поманила меня к себе. В руках у нее был маленький мешочек. Когда я подошел, она взволнованно подала его мне.

— Ниив оставила. Не знаю, нарочно или забыла.

— Я отнесу ей. Доброй ночи.

Я не сразу, но вспомнил, что это такое: мешочек, который сжимала Ниив, когда, злобно бранясь, карабкалась на борт Арго перед отплытием к Криту. В нем лежало нечто, тщательно ею хранимое. Всегда, кроме одного случая, когда она убежала за толпой, носившейся по городу Тайрона.

Когда женщина скрылась за деревьями, вернувшись к роще у источника, я открыл мешочек и вынул то, что в нем лежало. Я был уверен, что Ниив хотела показать мне. Так, во всяком случае, я оправдывал свое нескромное любопытство.

Это был обломок сланцевой пластины, а не металла, как я думал раньше, на котором она нацарапала несколько слов на родном языке. Мне стало зябко, когда я понял, что она выцарапывала эти значки, выражавшие ее мысли, в огромной спешке. Она ждала от того путешествия самого худшего, и вот что тогда и теперь она обещала мне:

Войдя в дом, я тихо положил мешочек в угол, стараясь не потревожить ее. Но когда я на цыпочках подошел к постели, Ниив еще не спала, лежала на боку, спиной ко мне. Она перевернулась, взглянула круглыми счастливыми глазами, блестевшими жизнью и любовью, тепло улыбнулась:

— Расскажи мне что-нибудь.

— Все, что угодно, — заверил я ее, прикрывая меховым одеялом наши озябшие тела.

— Ты меня правда полюбил?

Выбор слов поразил и огорчил меня. Я не сразу сумел ответить. Потом поцеловал ее в кончик носа, прижал к себе, почувствовав, как она жмется ко мне всем телом, сливается со мной. Я коснулся губами ее губ, ответил на ее пристальный взгляд:

— Я действительно тебя люблю. Ты это знаешь.

Она легонько, дразня, поцеловала меня в губы.

— Я спросила: ты правда любил меня?

И опять я не сразу нашел слова. Заговорил тихо:

— Поначалу ты злила меня. Иногда даже пугала. Ты это знаешь. Мы уже говорили об этом. Но все давно уже изменилось. Это ты тоже должна знать. Я очень люблю тебя.

Она вздохнула, еще раз улыбнулась мне, а затем отвернулась и положила голову на подушку.

— Верю, что любишь. Верю, что любил. Ты любил меня. Значит, еще не конец. Мы еще найдем друг друга. Я так рада.

Она свернулась рядом со мной, греясь моим теплом.

— Ты ведь меня не оставишь, правда? Только не этой ночью.

Я закрыл глаза, прислушиваясь к ее тихому дыханию.

— Нет, Ниив. Я тебя не оставлю.

Она всхлипнула, вздохнула и замерла.

— Держи меня крепче, Мерлин. Теперь мне надо уснуть. Мне нужно, чтоб ты обнимал меня. Мне нужна отвага, чтобы встретить сон.

— Что еще за сон?

— Лебединую Грезу. Мне надо увидеть сон о лебедях. Они такие красивые. Я их люблю. И отец любил.

Я держал ее очень крепко. Я тихонько говорил с ней. И очень скоро она уснула. Мои руки не уставали обнимать ее.

Пришел рассвет, а с ним — Урта. Он откинул оленью шкуру, закрывавшую дверь, и резкий зимний свет залил наш маленький дом. Урта казался темной тенью в яркой раме. Он, порывистый и бесцеремонный, вдруг смутился при виде нас. Он долго молчал, потом спросил:

— Я тебя потревожил?

— Нет. Ты нас не потревожил.

Он посмотрел на Ниив, потом на меня:

— Я вижу по высохшим слезам, что ночь была не самая легкая.

— Очень долгая ночь.

— Мне подождать снаружи?

— Нет. Пожалуйста, нет. Останься здесь. Я готов встретить день.