Довод был убедительным, и Иннокентий знал, что его решение не пользуется поддержкой других монархов, в том числе и Людовика IX. Но битва между папством и Империей уже началась, и Иннокентий, чувствуя, что может выиграть, не желал поворачивать вспять.
В таких обстоятельствах шансы, что папа позволит Раймонду VII Тулузскому, известному своими симпатиями к императору, а вдобавок многолетнему защитнику еретиков, аннулировать существующий брак, равно как и предыдущие, ради женитьбы на Беатрис и получения Прованса, были довольно шаткими. Иннокентий позволил Раймонду VII подкупить себя — новый папа любил жить на широкую ногу — и выдал ему разрешение на развод, но официальное разрешение вновь жениться так и не последовало. Раймонд, однако, не оставил надежд и даже написал Бланке Кастильской, прося ее воспользоваться влиянием на Иннокентия для решения этого вопроса.
Так или иначе, мужа Беатрис следовало найти, и чем скорее, тем лучше; о том, чтобы ей остаться незамужней, и речи быть не могло — если учесть, что выбор сюзерена для Прованса завис в воздухе. Ричард Корнуэлльский выдвинул кандидатуру своего сына Генриха, десяти лет от роду; видимо, так граф надеялся добыть обещанные Санче по завещанию отца пять тысяч марок. Но отнюдь не все были согласны спокойно наблюдать за романтическим развитием событий. Кое-кто из претендентов стал проявлять признаки нетерпения и применять нестандартные методы возбуждения любви в юной даме. Например, король Арагона направил в Экс войско, чтобы обеспечить руку Беатрис для своего сына. Аналогично Фридрих отрядил имперский флот к берегам Прованса, чтобы склонить ее к браку с одним из своих отпрысков.
Беатрис Савойская сделала все, что могла, чтобы справиться с этим нашествием. Она созвала всех горожан Экса, где укрывалась в то время вместе с дочерью (в тамошнем замке) и объяснила им ситуацию: два разных вражеских войска приближались к городу. Горожане согласились защищать замок против любых захватчиков [70]. Графиня также взяла с них клятву изо всех сил поддерживать последнюю волю графа — в частности, не допускать, чтобы юная Беатрис вышла замуж без согласия матери. Затем она велела Ромео подготовить провансальские порты на случай нападения флота Фридриха, и ее верный советник так хорошо все устроил, что имперский флот, появившись у берегов, не смог высадиться и был вынужден убраться не солоно хлебавши.
Но графиня знала, что не сможет долго продержаться в одиночку. Пошли слухи о приближении войска короля Арагонского. Император также не сдавался. Раздосадованный неудавшейся попыткой захватить Беатрис с моря, Фридрих надумал теперь нанести личный визит Иннокентию IV в Лионе во главе немаленькой армии, чтобы решить в пользу империи и вопрос о низложении, и проблему наследования в Провансе. Он попытался подкупить Томаса Савойского, чтобы тот отступился от сестры и племянницы и позволил имперским войскам беспрепятственно пересечь Альпы, а затем захватить папу врасплох и без защиты. Но Томас не изменил семейной солидарности и предупредил сестру. Беатрис Савойская не хотела выдавать дочь за сына человека, отлученного от церкви. Она спешно отправила послание папе, сообщив ему о надвигающейся опасности и прося официальной защиты. Папская защита означала, что церковь берет Беатрис Прованскую под свою опеку, и Иннокентий IV, в качестве заместителя отца, будет решать (с одобрения ее матери), за кого она выйдет замуж. Заручившись таким ценным аргументом, папа обратился за помощью против Фридриха II к единственному королевству, способному соперничать с Империей — к Франции.
Маргарита проявила любовь к отцу, позаботившись, чтобы его похоронили «в весьма достойной и красивой гробнице, которую велела воздвигнуть его дочь, королева Франции, что я видел собственными глазами», — свидетельствует хронист Салимбене; однако она же сильнее всех сестер возмутилась, когда узнала о подробностях завещания Раймонда-Беренгера. Тот факт, что она принесла своей новой семье приданое в десять тысяч марок, включая такую важную крепость, как Тараскон, был для нее источником гордости; она знала, что свекровь смотрит на нее свысока, как на провинциалку, и это имущество придавало ей самоуважение [71]. Кроме того, на выполнение этих обязательств они с супругом и его родными давно рассчитывали. А вот права Элеоноры и Санчи казались ей сомнительными. Все знали, что Генрих взял Элеонору в жены без всякого приданого, а приданое Санчи вообще выплатил сам. Туманные обещания на будущее не имели такого законного веса, как реальный долг — а ее заявка относилась именно к этой формальной категории. Что же касалось обеспечения залога за ссуду, полученную ее матерью у Генриха, Маргарита могла сослаться на приоритет — ей это обещали первой, и Элеонора об этом всегда знала. Королева Англии пыталась узурпировать собственность, зная, что она давно предназначена королеве Франции. Маргарита была старшая, самая взрослая, самая разумная, и положение ее — благодаря тому, что именно Элеонора подбила Генриха на безнадежную военную авантюру — было самым престижным. Она была достойна тех десяти тысяч марок и намеревалась добыть их.
Уверенность, с которой Маргарита доказывала необходимость вмешаться — а она упорно приставала с этим и к супругу, и к свекрови — отражала повышение ее статуса во французском венценосном семействе: годом раньше Маргарита обрела ту роль, о которой мечтала с того момента, когда стала королевой. После десяти лет супружества, 25 февраля 1243 года, она наконец-то родила сына, нареченного Людовиком. Более того, она подкрепила это достижение, родив 1 мая 1245 года второго сына, Филиппа.
Появление на свет этих двух мальчиков, долгожданных продолжателей рода ее мужа, совершенно переменило положение Маргариты в семье. Ушла в прошлое бессловесная жертва издевательств Белой Королевы. Она стала теперь сильной, взрослой, способной защитить интересы свои и детей. Годы, проведенные в общении, пусть даже навязанном ей, с Бланкой Кастильской, не прошли впустую: Маргарита понаблюдала за королевой-матерью, усвоила ее методы и теперь столь же чутко улавливала приливы и отливы власти, столь же искусно разбиралась в тонкостях политики, как свекровь. Впрочем, кто знает — возможно, Бланка, любя сына, сознательно преследовала цель исподволь подготовить невестку, независимо от материнской ревности, на смену себе, как помощницу сыну, когда она сама состарится?
В кои-то веки интересы жены и матери Людовика совпали. Бланке Кастильской также были нужны те замки в Провансе. Между французским двором и папой была быстро достигнута договоренность о встрече. В декабре 1245 года Людовик, Маргарита, Бланка и младший, неженатый брат Людовика, Карл Анжуйский провели секретное совещание с Иннокентием в монастыре Клюни [72], северо-западнее Лиона. Там же присутствовали в качестве представителей Беатрис Савойской ее братья — Бонифаций и Филипп. Бонифаций Савойский оказался на этих переговорах в особенно щекотливом положении: будучи архиепископом Кентерберийским, он вообщс-то должен был блюсти английские интересы. Узнай Генрих и Элеонора, где он и чем занимается, они могли бы надавить на него или подкупить, чтобы он не соглашался с французскими предложениями. Однако похоже, что король и королева Англии ни о чем не подозревали.
Возражений никто не выдвигал, и потому соглашение было достигнуто меньше чем за неделю. В обмен на брак Беатрис со своим самым младшим братом Карлом Людовик пообещал признать низложение Иннокентием Фридриха и обеспечить папу достаточными силами, чтобы противостоять мести императора, если тот решится исполнить угрозу и напасть на Лион. Савояры одобрили сделку при условии, что все остальные распоряжения Раймонда-Беренгера будут соблюдены. Прованс не должен был перейти к Франции прямо через Карла. Если у Беатрис и Карла родятся дети, графство перейдет к одному из них. Если детей не будет, графство перейдет к Санче. Если и Санча умрет бездетной, Прованс достанется королю Арагона. Более того, наследство не будут делить на части, даже ради выплаты больших долгов. Тараскон и другие замки останутся в руках Беатрис. Претензии Маргариты, как и остальных сестер, были отклонены.
