Обстоятельства смерти Санчи отражают суть ее жизни. Королева только по названию, она имела политическое влияние лишь за счет родственных связей с одной из самых могущественных семей Европы. Муж, который без нее не достиг бы своей самой заветной мечты, видел только ее недостатки. Она не умела заставить себя уважать, как Маргарита, не была честолюбива, как Элеонора, или хотя бы решительна, как младшая сестра Беатрис. Она была простодушна, благочестива, заботлива, как мать; но этого было недостаточно, и она это знала. Она пыталась оправдать надежды мужа и пожертвовала собой.

Ей было всего лишь тридцать три, когда она умерла. Развалины аббатства Хэйлз, где она погребена, пережили века. На его стенах до сих пор можно различить выцветшие очертания герба Прованса.

Беатрис Прованская, разумеется, понимала, что мать и старшие сестры замышляют отнять у нее провансальское наследство. После возвращения из Святой Земли Маргарита не скрывала своей враждебности. Элеонора и Генрих продолжали нажимать на Карла, чтобы он вернул те замки, которые Беатрис Савойская когда-то пообещала им как залог за одолженную сумму, а Элеонора и Маргарита, как отлично видела Беатрис, еще надеялись выудить у нее каждая по десять тысяч ливров, обещанных им после смерти отца.

Однако, по мнению Беатрис, хуже матери не было никого. Беатрис Савойская не только создала самую настоящую базу для мятежников Прованса в своем замке Форкалькьер, где привечала всех недовольных баронов графства, но и приступила к дипломатическим демаршам с целью повлиять на Людовика, чтобы он вмешался и как-нибудь приструнил брата. Для этого мать королевы французской увязалась за возвратившимися из Египта крестоносцами и теперь удобно устроилась, явно не торопясь никуда, в одном из принадлежащих королю замков в Неле (Nesle), совсем рядом с Парижем. Помимо прекрасного вида на Сену, эти апартаменты обеспечивали Беатрис Савойской неограниченный доступ ко двору короля, и она пользовалась каждым посещением, чтобы напомнить Людовику о своем деле или пошептаться с Маргаритой.

Беатрис Прованской в 1254 году исполнилось двадцать два, она была матерью двух девочек, Бланки и Беатрис, и совсем маленького сына Карла. Она твердо намеревалась родить еще детей и была очень заинтересована в том, чтобы ее потомство сохранило власть над Провансом. То, что ее родня продолжает противиться ее положению законной наследницы, подтвержденному самим отцом, приводило ее в бешенство. Там, где кто-то вроде Санчи непременно прогнулся бы под давлением, Беатрис только поднимала выше голову и ждала случая осуществить свою месть.

На счастье Беатрис, она нашла в Карле единомышленника. Карла тоже раздражали ограничения, наложенные на него старшим братом, он завидовал Людовику, имевшему репутацию мудрого, святого человека и прочное международное положение. Карл полагал, что он ничуть не хуже брата во всех отношениях, а может, и немножко лучше. « Сей Карл был умен, осмотрителен в решениях, отважен на поле боя и суров, многие боялись его и все уважали, — писал итальянский хронист Джованни Виллани. — настойчив в исполнении всякого великого начинания, тверд в невзгодах… мало говорил и много делал, редко улыбался, был целомудрен как монах, истинный католик, судил жестко… но проявлял алчность, приобретая земли, власть и деньги, из какого бы источника они ни происходили».

Но, с другой стороны, отношение старшего брата Людовика к Карлу было отмечено нежностью; на этот фундамент, заложенный в детстве, граф Прованский вполне мог положиться. Сколько бы Карл ни проталкивал собственные интересы, Людовик никогда не покусился бы на его имущество — хотя как минимум один раз старшему брату пришлось напомнить младшему, что «во Франции есть только один король». Так или иначе, Карл знал, что если он подберет правильный рычаг, Людовик поддастся нажиму, и он получит все, чего хочет.

Карл строил весьма честолюбивые планы для себя и Беатрис. В 1252 году ему трудно было отказаться от Сицилии, предложенной папой, но тогда еще не настало время: даже если бы Карл сумел уговорить Людовика, у графа Прованского просто не было денег, необходимых для удачного завоевательного похода. От этой относительной бедности Карлу необходимо было избавиться. Имея деньги, он мог откупиться от тещи и приступить к консолидации власти в Провансе — это была предпосылка для дальнейших, более обширных замыслов. Ибо Карл, хотя и отказался нехотя, по настоянию Людовика, от приглашения папы на Сицилию, никогда не забывал о возможности стать правителем этого богатого королевства или использовать Сицилию как трамплин для прыжка на уровень выше — к овладению империей, что поставило бы его выше брата. Эта идея всегда крылась в глубине его замыслов, все остальные дела он улаживал с оглядкой на них. Нужно было только распознать случай, когда таковой появится, и не упустить его.

Случай появился в 1253 году, когда во Фландрии, прежнем плацдарме Томаса Савойского, внезапно вспыхнула гражданская война. Жанна Фландрская, супруга Томаса, умерла в 1244 году, и графство перешло к ее сестре Маргарет. Эта Маргарет дважды была замужем и имела детей от обоих браков. Однако она больше любила детей от второго брака и попыталась оставить без наследства сыновей от первого мужа. Вполне естественно, что сыновья первого мужа сильно расстроились и, воспользовавшись оказией, когда Людовик ушел в крестовый поход, попытались захватить и Фландрию, и соседнюю область Эно [104].

Нужда Маргарет в военной помощи чудесно совпала с нуждой Карла Анжуйского в деньгах. Весьма рыцарственно он предложил даме защитить ее власть во Фландрии — но с условием, что Эно достанется ему. Не имея иного выбора, Маргарет согласилась. Тогда Карл собрал войско и занял Эно. Убедившись, что добыча крепко держится на крючке, он обложил новых подданных тяжелыми поборами для поддержки своих военных операций.

Так обстояли дела, когда Людовик вернулся домой из крестового похода. Граждане Эно, возненавидевшие нового графа, немедленно воззвали к королю, моля спасти их от бремени его младшего брата. В 1255 году Людовик установил мир, отдав Фландрию сыновьям Маргарет от второго брака, а Эно — сыновьям от первого брака. Это решение устроило всех, кроме Карла, который заявил, что Эно принадлежит ему. Он не имел никаких реальных прав на это графство и просто вымогал деньги — но уловка сработала. Людовик, желая избежать открытой ссоры с братом, позволил Карлу изъять у Маргарет ни больше ни меньше как 160 000 турских ливров, из них 40 000 должны были быть выплачены сразу. Для сравнения напомним, что Карлу за уход из Эно дали больше, чем Генриху III за отказ от Нормандии, Анжу и Пуату, вместе взятых. Таким образом граф Прованский разрешил свои финансовые проблемы.

Старший брат пригодился также для согласования спора между Карлом и его тещей по болезненному вопросу: кто и чем, собственно, владеет в Провансе. К 1257 году Беатрис Савойская, которая противилась власти зятя почти с первого дня после его женитьбы на ее младшей дочери в 1246 году, кажется, пересмотрела свои позиции. Она дожила уже до пятидесяти лет; возможно, ее утомила длительная борьба, и теперь ей хотелось красиво уйти со сцены.

Так или иначе, она потребовала и получила внушительную сумму в качестве компенсации за добровольное отречение. В обмен на ежегодное пособие в шесть тысяч турских ливров, плюс пять тысяч тех же ливров возмещения за личные расходы и пережитые невзгоды, Беатрис Савойская согласилась передать все свои владения в Провансе Карлу и переехать на постоянное жительство за пределы графства. Она пообещала даже воздержаться от дурного обращения с его агентами, если когда-либо в будущем столкнется с ними, и заставила Карла поклясться не притеснять и не наказывать никого из ее прежних сторонников. Для того, чтобы достичь этого соглашения, Людовику пришлось гарантировать теще выплату ее годового дохода из средств королевской казны, так как Беатрис Савойская напрочь отказалась полагаться на Карла в этом вопросе.